Поздно вечером вышли к берегу Нарева. За рекой горели костры, слышалось пение. Там ятвяги справляли тянувшийся целый месяц, до самой Купальской ночи, праздник Лады. Праздновали и на этом берегу, в большом венедском селе Ломжа. Веселившиеся у костра мазовшане замолкли было, увидев хорошо вооруженных всадников. Но вышли вперед двенадцать русальцев, и Вышата возгласил:

  -- Не бойтесь, люди добрые! Не воевать мы пришли - русалок проводить. Не в омут, не в озеро - в рожь да в лен. Пусть поработают озорницы, вырастят хлеба погуще.

   Он взмахнул жезлом, и заскакали, завертелись, понеслись вихрем русальцы. Между ними отплясывала, щелкая деревянной пастью, "лошадь", которую изображали вдвоем дрегович Всеслав и друг его, кушан Хоршед. А тащил ее за повод кто-то в женской рубахе и поневе, с головой, целиком скрытой под усатой глиняной маской. На спине "лошади" всячески вертелась прикрытая лишь зеленой листвой Меланиппа. А росы шли, растянувшись по лесу цепочкой, шумя, свистя и щелкая плетьми. Впереди с воем и лаем бежали волколаки - нуры и ятвяги. Со смехом и визгом убегали от них лесные красавицы, норовя спрятаться. И мелькал среди деревьев стройный белый конь с зеленой гривой.

   Вместе со всеми шел и Каллиник. В лесу было темно, но факелов не жгли: даже сарматы старались показать себя настоящими лесовиками. Не заблудиться помогал звучавший рядом голос Виряны. Вдруг шею царевича сзади обвили холодные руки, а над ухом раздался тихий призывный голос:

  -- Пусть они идут, а мы с тобой позабавимся. Хорошо?

   Почему-то эти холодные руки не вызывали дрожи, наоборот, были приятны. Каллиник готов был уже обернуться, сжать в объятиях прижавшееся к его спине молодое женское тело. Но тут свистнула плеть, и раздался голос эрзянки:

  -- Не нагулялась, бесстыдница? Иди, ищи себе водяных да утопленников!

  -- Они холодные, а он такой горячий!

  -- Я тебе самой горячих всыплю!

   Рядом блеснули волчьи глаза. Русалка проворно вскочила на спину оборотню и поскакала вперед, вдогонку зеленогривому красавцу. Вслед убегавшим разносился по лесу голос Шишка:

  -- Бегите, русалочки, не то переловят вас наши парни, в жены возьмут! Будете всю жизнь пшеницу жать, коров доить, а к другому мужику ни-ни, кроме больших праздников!

   Добравшись до опушки, русалки устремились было к Нареву, но путь им преградили, выставив озаренные колдовским сиянием жезлы, русальцы. Тогда бросились лесные девы в густую рожь, в шелковистый лен. И заходили, зашумели зеленые волны. Поскакал-поплыл среди них зеленогривый скакун. Откуда-то появились в руках русалок рога, полные росы, и полилась на нивы чудотворная влага. Много хорошего умели зеленоволосые проказницы, только не всегда хотели.

  -- Русалочки, как лен? - кричали им поселяне, и русалки показывали руками: мол, вырастет еще выше.

   И все это - под гусли и волынку, под веселые песни. Нарезвившись вдоволь в хлебах, русалки гурьбой бросились в реку, и вместе с ними --чудесный конь, такой не похожий на низеньких лесных коньков. Только тогда с отчаянным ржанием упала в рожь "лошадь" с деревянной головой, а глиняная личина ее поводыря разлетелась под мечом Сигвульфа, и показалось смеющееся лицо Хилиарха. Следом из ржи поднялись двое дружинников, а с ними чернокудрая поляница, уже одетая и при оружии.

   Долго не смолкало веселье в Ломже. А наутро росы увидели за рекой ощетинившееся копьями войско ятвягов. Инисмей опытным взглядом окинул пешцев с одними рогатинами и щитами, конную дружину, защищенную по большей части не кольчугами, а кожаными панцирями, и небрежно сказал:

  -- Ударить по ним нашим конным клином через брод - разбегутся и зарекутся сарматам путь преграждать.

  -- Проучите их, разбойников, - поддержал царя ломжинский старейшина. - Эти ятвяги - сущие волки. Если не воюют с нами, то коней или девок крадут.

  -- Вы у них, небось, тоже, - хмыкнул Волх. - Волки, говорите? Значит, люди они хорошие.

  -- Не на них наш поход, - коротко сказал Ардагаст. - Мы с Вышатой попробуем с ними договориться.

   Волх, переглянувшись с предводителем ятвягов-оборотней, сказал:

  -- Тогда и мы с вами. Это народ такой - волков скорее послушает, чем людей.

   Царь и волхв поехали вброд через Нарев. Следом плыли два волка.

   Вот и ятвяги. Темноволосые, длинноусые люди в медвежьих и волчьих безрукавках - такие не всякое железо пробьет. Волосы до бровей, из-под них - угрюмые, недоверчивые взгляды, о таких словене говорят: "смотрит ятвягом". На ногах - лапти да постолы, за плечами - луки. "Разбегутся такие за деревья, - подумал Ардагаст, - и пойдут оттуда стрелами засыпать да рогатинами колоть". Пешцы расступились, открывая путь к всаднику на вороном коне, в добротной кольчуге и красном плаще. Вислые черные усы, глубокий шрам через бровь и щеку - как только глаз уцелел? И тот же недобрый, подозрительный взгляд.

  -- Я Скуманд, князь ятвягов и волхв. Что тебе нужно в наших землях, царь росов?

  -- Я иду поклониться Ладе и купить янтаря. Путь наш - Путь Солнца, и нельзя на нем творить зло.

  -- Слова твои хороши... а оружие и кони еще лучше. Если бы мы, ятвяги, верили словам сильных соседей, нас бы давно не было, как не стало многих сильных народов.

   Ардагаст кивнул Вышате. Из неказистой полотняной сумы, которую волхв всегда носил через плечо, он достал и передал царю Огненную Чашу.

  -- Видишь, князь: Вот чаша Колаксая-Свайкстикса. Неправедный и недостойный царствовать не может даже взять ее в руки, - сказал Зореславич.

   Жаркое золотистое пламя вспыхнуло в чаше перед самым лицом Скуманда, но сумрачное это лицо даже не дрогнуло.

  -- Я знаю: этим пламенем ты сжигаешь людей, - сказал князь-чародей. - Но есть сила и на него - сила Воды и Тьмы.

   Скуманд что-то прошептал, шевельнул рукой. Большой водяной пузырь возник вдруг в воздухе и устремился сверху на Чашу. Но золотое пламя метнулось к нему навстречу и обратило в облако горячего пара. Князь снова прошептал заклятие, и черный туманный шар окутал пылающую чашу. Миг спустя шар покрылся разрывами, сквозь которые светился золотой огонь, и разлетелся клочьями мрака. Голубые глаза царя встретились с двумя темными колодцами - глазами князя.

  -- Это пламя сжигает лишь нечисть и тех, кто сам уподобился ей. Разве ятвяги таковы? - спокойно и дружелюбно произнес Зореславич.

  -- Я гадал со жрецами. И по птицам, и по свечам, и по кубку с солью и пивом. И узнал: ты, царь росов, несешь в леса великую войну.

  -- Эта война уже идет. Великая война Света и Тьмы, Оккопирмаса и Поклуса. Ты, князь, можешь лишь выбрать: на чьей стороне быть, - тихо, но твердо произнес Вышата.

  -- Значит, я должен вести ятвягов воевать туда, куда укажете вы, чужаки? И дать разорить свою землю?

  -- Нет. Всего лишь пропустить нас к Янтарному Дому. Этим ты сделаешь свой выбор, - ответил волхв.

  -- Гляди, князь: мы, серые воины, выбор уже сделали, - подал вдруг голос волк-ятвяг. - Дашь сейчас бой - мы станем за росов.

   Он властно, призывно завыл, и чаща со всех сторон откликнулась воем. Такой же вой вожака издал второй волк, и всадники в волчьих шкурах дружно отозвались из-за реки.

  -- Видишь? - продолжал оборотень. - Я просто волчий воевода ятвягов. А это - князь нуров, волчьего племени. Кто с ними бьется, тому все волки враги.

   Не только Скуманду стало ясно: отойти в чащу и оттуда разить пришельцев теперь не удастся. Родная пуща вмиг станет враждебной, если за спиной - серые клыкастые тени. Даже пешцы зашумели:

  -- С волколаками ссориться? Вмиг без скотины останемся. И кто нас от чертей оборонит? Нечистые бы весь свет заполонили, если бы их Перкунас не бил и волки не поедали.

  -- Да что нам плохого росы сделают? - заговорил один из пешцов, немолодой, рассудительный. - У меня зять за рекой, в Ломже. Росы там никого не тронули, еще и помогли: русалок загнали в хлеба, чтобы те лучше выросли. Пусть бы и у нас такое справили. Так с кем ты, княже?