В поход выступили на другой день. Прибыхвал даже не собирал ополчение. Шли только дружинники да всякие отчаянные молодцы, любители при случае подраться и пограбить. Князь не переобременял поселян походами. Пусть лучше кормят панов воинов. Благо те переняли у германцев благородный обычай: в мирное время пить да бездельничать, а работу перекладывать на кого угодно - женщин, стариков, рабов... Протрезвев, князь и паны призадумались: а удастся ли пройти без боя через земли воинственных северных соседей - галиндов и ятвягов? Черноха с Медведичами, однако, заверили, что к галиндам можно идти смело.

   Тройден, князь галиндов, глядел на едущую берегом Нарева мазовецкую дружину. Теплый ветерок колыхал его длинные светлые волосы, ласкал совсем еще молодое лицо. Его лишь недавно избрали князем за отчаянную храбрость, только и спасшую воинов племени в бою с готами после гибели старого князя Тиргайта. Сколько забот и тревог свалилось на молодого вождя! Кто нападет раньше: вильцы, судины[34], те же готы или мазовшане? Да еще объявились вдруг сарматы во главе с двумя царями... За его спиной стояла конная дружина, в кожаных панцирях, перед ним - пешее ополчение с копьями и луками, в лаптях и безрукавках из медвежьих шкур. У всех на груди была нашита фигура вепря - священного зверя Лады. И только мелкая речка Ожица отделяла рать галиндов от давних и сильных врагов - мазовшан, разоривших немало галиндских городков. Но каких бы врагов ни послали боги, он, Тройден, непоколебимо надеется на духов славных предков и на Каваса, черного всадника, бога войны. Вот его знаки на стяге племени: голова вепря, орел, меч, трезубец, боевой рог.

   Но что это за всадники в черных медвежьих шкурах среди мазовшан? Вот трое из них выехали вперед и невозмутимо двинулись навстречу князю. Пешие галинды в удивлении расступились перед ними, и было отчего. У одного пришельца из штанин выглядывали когтистые медвежьи лапы. Другой выше пояса был самым настоящим медведем, но лапы его уверенно держали повод коня и увесистую палицу. Третьей была женщина, красивая и наглая на вид, со множеством амулетов в ожерелье - наверняка колдунья. Медвежьелапый бородач громко произнес по-галиндски:

  -- Здравствуйте, галинды. Мы - защитники леса, и среди нас - ваши восточные сородичи.

   Юный князь знал, что на востоке, за литвинами, в верховьях Днепра, Десны и Волги, тоже живут галинды, или голядь, как зовут их венеды. Но чтобы там рождались до сих пор люди-медведи, силу и отвагу которых воспевают древние песни... С волнением он спросил:

  -- Верно ли, что вы едите человеческое мясо - пищу древних великих воинов?

  -- Да, мы блюли этот славный обычай. Но пришел окаянный и безбожный Ардагаст с ордой сарматов-росов. Пал наш отважный князь Гимбут, и деснинские галинды были уведены в рабство, а днепровские склонились перед нечестивцем. Лишь самые отважные воины лесных племен не покорились ему и не отказались от священной пищи. Все они - в нашей дружине. Мы - Шумила и Бурмила Медведичи, а это - наша сестра Лаума.

   Слава Черных Медведей, сильно раздутая молвой, доходила и до западных галиндов. Тройден и его воины в восхищении глядели на великих воителей и могучую чародейку. А Шумила продолжал:

  -- Мы ищем на западе великих воинов, что не устрашатся ни Ардагаста, ни его волхвов, которые хотят искоренить древние обычаи. Мазовецкие паны уже идут с нами. Уступит ли им в отваге ваше племя?

   Галинды зашумели, заспорили. Храбрость всем хотелось выказать. Но помириться с мазовшанами, трусами, что не строят городков и прячутся по лесам, пока горят их села? Помириться, когда за последний набег еще не отплачено? И тут среди воинов появился человек с худым суровым лицом и редкими белесыми волосами, в черном плаще, застегнутом на три петли, с трезубцем в руке. Появился как всегда незаметно, словно был незримым духом и вдруг обрел тело. Все разом стихли. То был жрец Нергес. Не простой жрец, а сигонот, знаток и блюститель отеческих законов и обычаев. Как и все сигоноты, он почитал бога воды Потримпса и подземного бога Поклуса, жил отшельником в чаще у священного озера и не имел семьи. Обведя воинов тяжелым, пристальным взглядом, он заговорил сурово, почти презрительно:

  -- Кто тут спорит и о чем? Вы любите, напившись пива и меда, слушать песни о людях-медведях, могучих и безжалостных воинах? Так вот они наяву зовут вас на подвиг! Великий подвиг: одолеть царя росов с его Огненной Чашей. Пламя ее обращает в пепел все - воинов, городки, святыни, обычаи. Сводите счета с мазовшанами? Скоро не будет ни вас, ни их! Будут рабы степняков - без чести, без своей веры и законов. С Ардагастом сейчас только его отборная дружина, но даже в ней таких рабов больше, чем настоящих сарматов. Хотите лакать кумыс, говорить по-сарматски и по-венедски? Идите сейчас в бой - пусть лучшие воины леса истребят друг друга! Это ведь легче, чем одолеть орду.

  -- Вот орда и придет мстить за двух царей. Да и на праведное ли дело ты нас зовешь? - с сомнением произнес пожилой пеший копейщик. - У Ардагаста чаша Солнца, а боги ее в злые руки не дадут. Вдруг покарает нас светлый Свайкстикс засухой?

  -- Это речь мужика-свинопаса, а не воина, - презрительно бросил сигонот и взглянул на Тройдена. Тот, сверкнув глазами, решительно произнес:

  -- А вот речь князя: пусть все пешцы идут по домам. Не вам догнать степняков и победить их. Со мной пойдет только конная дружина. Этот подвиг - для нее. И пусть приходит орда - без своих царей и лучших воинов. Кости ее останутся в наших лесах.

   Нергес одобрительно кивнул и сказал:

  -- А на силу Солнца есть силы Воды и Тьмы. Я, жрец Потримпса и Поклуса, их силами погашу Огненную Чашу!

  -- А если твоих мужских чар не хватит, я добавлю своих, женских, - улыбнулась Лаума. - Моя богиня и Перкунаса, и Поклуса по одному одолела и связала.

   Богиня, имя которой носила колдунья, у венедов звалась Ягой. Пешцы довольно засмеялись: мол, где баба есть, там черт не нужен. Кое-кто вспомнил, что победительницу двух богов скрутил-таки кузнец, живший с ними в избушке. Но при виде соблазнительной, пышущей здоровьем ведьмы не хотелось и думать о поражении. Известно: войны и подвиги больше всего любят князья с дружинниками. Ну и пошлите им, боги, славу и победу. И хвала вам за то, что поселяне могут идти домой, к женам, невестам и любовницам. А праведен ли княжеский поход, пусть судят мудрые жрецы.

   Пешие ратники, довольные и веселые, стали расходиться. А навстречу дружине галиндов уже спешили паны. Прибыхвал бесцеремонно хлопал Тройдена по плечу, сыпал шутками, угощал вином из бурдюка. Словно сам не жег недавно городки галиндов, не уводил в неволю их жен и детей. Впрочем, и сам Тройден, охваченный мыслями о будущем подвиге, не склонен был припоминать соседу недобрые, но обычные для воинов дела. Два жреца и ведьма переглядывались, довольные собой. Все шло так, как решили они, мудрые и великие.

   Звериными тропами шла дружина росов за серыми проводниками-оборотнями. Чаща была безлюдна, но полна жизни. Щебетали птицы, ревели туры, пробирались сквозь заросли великаны-лоси и могучие зубры, разбегались, почуяв волков, олени и косули. Чем ближе к вечеру, тем чаще из-за деревьев доносились смех, пение. Целыми стайками мелькали в зарослях зеленоволосые красавицы, в одних сорочках, а то и вовсе нагие. Качались на сплетенных ветвях, водили на полянах хороводы. Завидев людей, тут же прятались среди листвы и оттуда смеялись, дразнились, звали к себе. Последнюю неделю озорницы-русалки веселились в лесах перед тем, как вернуться в реки и озера. И люди, как могли, привечали их. Особенно старались амазонки. Оставляли на ветвях полотно, нитки, гребни. Заслышав русалочий хор, тут же подхватывали песню: у кого звонче и стройнее выйдет? Привольно и радостно звенели гусли Пересвета, и сами русалки просили: "Сыграй, гусляр!" Волколаки катали на себе знакомых русалок.