Да и не будь этого, все равно бы полезла, потому что это Юра. Даже не будь у меня отношений с его отцом, парень перестал быть чужим. И это странно, если вдуматься, я же его знаю чуть больше месяца. А Лешу и того меньше.

— Выходи за меня замуж.

От такого перехода даже слегка опешила.

— Надеюсь, это не потому что я твоего сына спасла? — хоть умом и понимала, что благодарность имеет разумные пределы, но уточнит лишним не будет.

— Вот видишь, мы с тобой идеальная пара — я дурак, и ты не умнее, если спрашиваешь.

Что и говорить, в таких изысканных выражениях меня к алтарю ещё не звали.

— Договоришься, сейчас возьму и соглашусь. — В конце концов, четвертый раз это не первый. Если посчитать и визиты, когда разводиться ходила, так вообще получается, что я там завсегдатай.

— Вот и правильно.

Диалог получался до того странный, что минуту терпела, а потом все-таки начала хихикать. Судя по тому, как затряслись Лешкины плечи, он мой порыв поддержал.

— Кто ж так предложение делает? — отсмеявшись, улеглась на спину, рассматривая тени, пробегающие по потолку, когда мимо больницы проезжали машины.

— Главное, ты согласилась, остальное уже детали.

Судя по пристальному вниманию, с которым Алексей рассматривал вырез ночнушки, развратные мысли его таки одолевали. Но прежде, чем осквернить больничное ложе, все-таки решила уточнить:

— Леш. Насчет детей я тогда не шутила. — Наверное, это был первый раз, когда в полной мере пожалела о том своем решении, но он имеет право знать об этом до того, как станет моим законным мужем.

— Я понял, — он смотрел серьезно, но без налета трагичности, что уже хорошо. — Если ты захочешь, можем усыновить ребенка. Только это должен быть кто-то из наших. — Да, иначе будет трудно объяснить, с чего это приемный отец раз в месяц пропадает на полночи, а потом моется противоблошиным шампунем. — Что касается своих детей… Я любил Юркину мать. И люблю тебя. Поэтому не хочу, чтобы ты рисковала. Можешь считать меня трусом, но я боюсь, что все может повториться.

Если скажу, что ревность не кольнула едва ощутимой, но все же иголочкой, совру. И даже стало немного стыдно перед давно умершей женщиной, с которой меня роднит любовь к одному мужчине. Зато стало понятнее, почему Леша так реагирует на Антона, этот-то жив.

Но и считать трусом точно никогда не буду, поэтому сказала единственное, что пришло в голову:

— Я тоже тебя люблю.

И когда засыпала часа через полтора, никак не могла выбросить этот разговор из головы, хотя и старалась не ерзать, чтобы не разбудить уснувшего Лешку.

Все-таки начинать отношения в двадцать лет намного проще. Ума-то ещё нет, чего там размышлять и пережевывать…

Зато поняла кое-что.

У меня больше нет силы, и хотя по природе своей остаюсь ведьмой, по сути же — обычный человек, и с этим надо учиться жить.

У меня нет своих детей, и их уже не будет.

У меня собачья работа, требовательный начальник и коллеги-язвы.

Родня — сборище змей разной степени ядовитости.

А ещё у меня будет уже взрослый пасынок, и — о, ужас! — к следующей весне стану бабкой.

И при всем при этом я счастлива. Вот в этот самый момент и с этим самым мужчиной.

Аминь.