Парижанин погрузился в размышления.

— Ну, как ты? — Виктор осторожно взял Симону под локоть и отвел ее в сторону.

— Я? Замечательно! Была по работе в Англии, вот, наконец, снова здесь, — девушка приветливо улыбалась.

Ее губы были слегка подведены, и глаза Виктора помимо воли упирались в эти изящные линии.

— А ты как в Париже? Осваиваешься?

Одинцову показалось, что в глазах Симоны мелькнула какая-то шутливая искорка. В груди пробежал неприятный холодок: он мгновенно вспомнил свои «атаки» на Saint Denis, и кончики его ушей покраснели.

— Да понемногу, вот за команду Жоржа уже две партии сыграл…

— Я знаю, он доволен тобой.

— Спасибо, извини…

Виктор увидел, что противник сделал свой ход и быстро вернулся к партии. Мысли разбегались в разные стороны: теперь ему было трудно так глубоко сосредоточиться, как за полчаса до встречи с Симоной.

Девушка отошла от столика и с интересом прошлась по турнирному залу. Она чувствовала пристальное внимание участников и зрителей.

В углу, недалеко от судейского столика собралась группа французов. Они что-то живо говорили, глядя на красивую гостью. В центре внимание оказался кудлатый Моллимард. Он, сильно жестикулируя, рассказывал, видимо, свои впечатления на суде по обвинению Одинцова. При этом француз откровенно кивал головой на Симону.

Девушка, сделав вид, что не узнала «Дуремара», прошла рядом и стала с интересом изучать турнирную таблицу. Она быстро поняла, что в случае выигрыша последней партии Одинцов делит первое место с двумя игроками и получает неплохой денежный приз.

Потом Симона направилась в буфет…

…Француз отчаянно защищался. Он делал единственные ходы, которые позволяли ему продлевать сопротивление. Виктор по-новому вживался в позицию, но лицо Симоны по-прежнему стояло у него перед глазами. Русский мастер посмотрел на бланк: до контроля времени осталось сделать всего восемь ходов.

Времени немного. Пора делать прочерки вместо каллиграфически аккуратно выведенных букв и цифр.

Иначе можно просрочить время… Ну! Сейчас… сейчас…

Симона, взяв в буфете чашечку капуччино, отошла к свободному столику. Рядом сгрудились несколько шахматистов и что-то горячо обсуждали. Симона думала о Викторе, помешивая маленькой ложечкой сахар. Она очень хотела увидеть его именно сегодня. Днем, добравшись из аэропорта домой, она приняла душ, переоделась, наскоро пообедала и приехала на турнир.

…«А он стал как будто милее… Это понятно — отдохнул дома в Москве. Там все таки ребенок, жена…»

Внезапно девушка почувствовала укол ревности. Она еще не осознавала в полной мере, что этот немного странноватый парень стал занимать слишком много места в ее мыслях. Иногда она ловила себя на том, что думает о возможном сексе с ним.

Симона встряхивала голову и быстро отгоняла такие мысли. Но с каждым днем это делать становилось все труднее…

Внезапно девушка поныла, что за соседним столиком буфета французы говорят об Одинцове. Его фамилия быстро мелькала в обрывках фраз. Симона прислушалась.

Точно.

Игроки живо обсуждали позицию из партии русского. Они решали, какой план нужно избрать его противнику и называли при этом конкретные ходы.

Вдруг Симону словно обдуло ветром — это соперник Одинцова примчался в буфет, пронесшись вихрем мимо ее столика. Он внимательно выслушал «консилиум», благодарно кивнул и поскакал обратно.

Вот так да!

Девушка с возмущением поднялась с места. Она хотела, было подойти к французам и упрекнуть их в нечестной игре, как внезапно передумала. «А, быть может, я неверно все поняла? Пойду в зал, посмотрю…»

Едва Симона взглянула на позицию Виктора, как осознала: она не ошиблась. Девушка посмотрела по сторонам в поиске судей.

Те все были заняты, настало самое «жаркое» время тура — концовка, цейтнота.

Виктор быстро сделал три хода и понял, что вот вот победит.

Вместо записи он делал прочерки. Потом восстановит ход игры, после контроля.

— Arbitre! — поднял руку его соперник.

Тучный судья, тот самый, что стоял рядом с турнирной таблицей в Торси, завилял задом, пробираясь к столику Одинцова.

— Три хода! Три раза! — неожиданно для Виктора заявил француз.

«Как?? Он требует зафиксировать троекратное повторение??! Его же не было!! Было только двукратное!»

Призер первенства Парижа быстро объяснил судье суть его заявления. И предъявил свой бланк для подтверждения.

Судья, прищурившись, изучал запись. Потом, пригласив соперников за отдельный стол, стал восстанавливать партию, согласно правилам ФИДЕ — международной шахматной организации.

Виктор ненавидяще посмотрел на соперника. Тот невозмутимо сидел, покачивая носком ботинка.

— Oui! — заявил судья и вынес вердикт. — Remis!

— Какая ничья?? Вы что?? — закричал Одинцов.

Вокруг столика столпился народ. Большинство со злорадными лицами наблюдали за реакцией русского.

Арбитр стал что-то быстро объяснять Виктору.

Симона перевела:

— Он говорит, что так как ты запись партии не вел, делая прочерки, он доверяет бланку соперника. Там четко записаны ходы и три из них — повторяли позицию. По правилам присуждается ничья.

— Да он же просто вписал один лишний ход! — возмутился Виктор. — Смотри, видишь?

И Одинцов ткнул пальцем в добавленную смекалистым французом лишнюю строчку в бланке.

Симона обратилась к судье:

— Простите, но я сама видела, что не было в партии вот того записанного 43-го хода…

Толстяк пожал плечами:

— Мнения зрителей по правилам не учитываются.

Одинцов откинулся на спинку стула и заскрипел зубами.

«Сволочи! Ну, какие же они сволочи! Теперь только ничья! А у меня вдрызг выигранная позиция. Опять почти, как в Торси. Да сколько можно?»

Симона тем временем продолжала:

— Пардон, но я еще наблюдала нечестную игру!

— Что значит нечестную? — засопел судья.

— Вот ему (она кивнула на ухмыляющегося француза), — во время партии подсказывали в буфете. Я видела это собственными глазами!

— Оставьте ваши домыслы, мадмуазель! — обозлился судья. И, обращаясь в Одинцову, желчно выдавил:

— Оформляйте бланки! Ничья!

Семь тысяч франков призовых. Вместо законных пятнадцати.

Виктор нервно поставил роспись и тихо сказал, обращаясь к Симоне:

— Спасибо тебе. Пойдем, прогуляемся? Закрытие будет только через час. Они вышли из огромного зала, физически ощущая на себе взгляды двух сотен людей.

— Виктор, я тебя подвезу к Жоржу? — спросила Симона, когда они остановились на стоянке возле ее машины.

— Ну что ты! — засмеялся он. — Зачем тебе такое расстояние туда и назад ехать?

— Как хочешь… — ничем не выдавая кольнувшей сердце обиды, спокойно проговорила девушка.

— Я предлагаю другое! — улыбнулся Одинцов.

— Что именно?

— Приглашаю тебя в ресторан, отметить окончание турнира и мой приз. Пусть он и не такой, как я ожидал, но все же… Согласна?

— Пчм… — Симона ласково улыбнулась, — и в какое же место ты меня приглашаешь?

— В самый старинный ресторан Парижа — Le Ргосоре. Знаешь?

— Слышала…, а ты там уже был?

— Нет, — чуть смущенно ответил Виктор, — в Москве прочел путеводитель, и мне захотелось посидеть в нем. Это у метро Одеон, тебе лучше оставить машину возле дома.

— И что интересного ты там прочел? — игриво спросила девушка.

— В этот ресторан захаживали много известных людей: Лафонтен, Вольтер, Бальзак, Бомарше, Виктор Пого… А с Наполеоном вообще был курьёзный случай.

— Какой? — заинтересовалась Симона.

— У лейтенанта Бонапарта не хватило денег, чтобы расплатиться, и он оставил там в залог свою знаменитую шляпу. В будущем знаменитую, ко-нечто. Треуголку, помнишь?