И сам чувствует, что перевод расходится с текстом. Но тетрадке верит больше, чем себе. И так минут десять. Преподаватель чувствует себя как в сумасшедшем доме. Не останавливает. Мы сползаем под парты.
— Гришаев, — наконец, спрашивает англичанка, — вы хоть какие-то слова знаете?
— Слов не знаю, — честно и твердо отвечает Гришаев, — но переводить могу. Не верите? Давайте следующий текст.
Американцы хохочут.
— Выпьем?
— А как же…
— А у нас, — говорю, — на первом уроке англичанка спрашивает: «Дети, как будет по-немецки руки вверх?» Ну, мы все закричали: «Хенде хох!» Каждый день в войну играли. А она спрашивает: «А как будет по-английски „Стоять! Руки вверх! К стенке!“» Мы молчим. «Вот видите, дети, как важно знать язык Диккенса, Байрона, Шекспира, — говорит учительница, — короче, язык нашего вероятного противника».
— До вашего отъезда я выучу русский, — говорит Майкл. — Не весь, конечно.
— Только «руки вверх» и «к стенке»? — спрашиваем.
Майкл смеется:
— Лена, напишите мне простые русские слова и фразы.
— Ладно, мы с Леной напишем, — пообещал Виктор.
— С транскрипцией, — попросил Майкл. — Чтобы я знал, как произносятся.
— Конечно. Без проблем.
— За твой русский, Майкл! Дринкнем?
— Why not?
Вечер подошел к концу.
— Встречаемся в Аннаполисе, — уходя, напоминает Гай.
— С удовольствием.
— У нас там домик. Мы приготовим крабов, — сказала Пат. — Гай сам их ловит. Согласны?
— Why not? — отвечает Виктор.
Перед сном он вспоминает душевный ужин.
— Нормальные стариканы у Ленки?
— Да, веселые пенсионеры, — говорю. — Не скажешь, что им под семьдесят.
— На машинах гоняют… Ты видел, как он стартовал?
— В Европу собираются. В очередной раз, между прочим.
— Неправильно все это, — зевая, сказал Виктор. — Старики должны оставаться дома.
— Как у нас?
— Разумеется. В нашей стране все устроено так, чтобы человеку в возрасте не жалко помирать было. Чтобы он легко расставался с жизнью.
— Здесь, — говорю, — пенсионер только жить начинает. Получает достаточно. Не работает. Живет в свое удовольствие, развлекается, путешествует. Разве от такой жизни уходить захочется?
— Вот он и страдает, и мучается, — горячо возражает Виктор, — цепляется за эту жизнь из последних сил. Умирать не хочет. Это нормально? Буржуазное общество ставит пожилого человека в совершенно неестественные условия. А у нас — чем дольше живешь, тем меньше хочется. Здоровья нет, денег нет, смысла нет. Умираешь легко и с удовольствием. И это естественно. Скажу больше — это гуманно. Спокойной ночи.
Утром Виктор долго не отходит от телефона. Договаривается о чем-то с Леной.
— Скажи Майклу, — говорит в трубку, — чтобы он свел меня с местными полицейскими.
— Зачем?
— Это нужно для работы. У них криминал. У нас растет преступность. Понимаешь?
— Нет. Говори, что задумал.
— Мы должны учиться друг у друга. Обмениваться опытом. Что здесь непонятного?
Виктор сует Майклу трубку. Он терпеливо выслушивает объяснения Лены.
— Понимаю, — говорит Майкл, — для работы. Все для работы.
Он звонит какому-то знакомому депутату. Тот еще кому-то. Затем Майкл набирает номер важного человека в полиции. Наконец, договорились. Виктора, меня и Лену приглашают на официальную встречу в местные органы правопорядка…
— Может быть, — торжественно сообщает Майкл, — полицейские возьмут вас на ночное дежурство.
На третий день приезд нашей делегации с размахом отмечали в небольшом кафе.
Праздничную вечеринку организовали местные жители. Пришли целыми семьями. Со своей едой. Закуску везли и несли в пузатых термосах, кастрюльках, горшочках. Ну прямо как в нашей деревне. Все припасы выкладывали на отдельный широкий стол. Каждый сам подходил и выбирал угощение по вкусу. Спиртным обеспечивал бар. После коротких официальных выступлений занялись интеллектуальной разминкой. Выясняли, кто лучше знает чужую страну. Советская команда не подкачала. Мы вспомнили названия десятков штатов США, едва ли не всех американских президентов. Перечислили множество имен литераторов, режиссеров и актеров. Американцы не могли назвать даже несколько союзных республик СССР. Чуть отыгрались на писателях. С треском завалили музыку и кинематограф. Под смех и аплодисменты бросили это дело. Остановили бой ввиду явного преимущества. Нашей команде от спонсоров вручили конверт с денежными знаками. Руководитель группы сразу в микрофон пообещал:
— На выигранную сумму российская делегация устроит ответный банкет.
— По нашим старинным обычаям, пропьем вместе, — разъяснил со сцены Виктор.
— Мы вас всех приглашаем! О дате и времени будет объявлено дополнительно!
— Ура-а-а!
— А сейчас — танцы!
В разгар вечеринки Виктор подсел к какой-то барышне. Она долго гипнотизировала его своими изумрудными глазами. Кожаная юбка, высокие каблуки, блузка с глубоким вырезом. Нервные пальцы то и дело щелкали зажигалкой. Русский ей нравился. Виктор улыбнулся и поздоровался. Как всегда, запаса слов хватило ненадолго.
— Меня зовут Виктор. Сколько вам лет?
— Джессика, — девушка смело протянула Виктору руку. — Мне восемнадцать. Я совершеннолетняя, — с вызовом произнесла она и снова заглянула Виктору в глаза. — Уже можно…
— Что она сказала, Лена? Переведи.
— Она сказала, что ей восемнадцать.
— А еще? Она сказала еще что-то.
Зазвучала музыка. Джессика поднялась. Опустила руки Виктору на плечи. Они танцевали молча. В конце музыкального такта я слышал, как она повторила: «Мне восемнадцать. Уже можно все».
— Она опять сказала еще что-то. Серж, ты слышал?
Лена подошла ко мне и шепнула:
— Не хватало нам скандала. Останови Шлейкина.
— Как?
Парочка не расставалась. Она держала его за талию. Он не отпускал ее руку. Глаза Шлейкина искрились:
— Переведите, что она хочет.
Чтобы не привлекать лишнего внимания, отошли к дальнему столику. Джессика прижалась к Виктору. Склонила голову ему на плечо. Начала объяснять нам с Леной, что она уже взрослый, самостоятельный человек. Русский ей очень нравится. Она хочет уйти. Не может ли Виктор проводить ее.
— Переводите же, — торопил Шлейкин.
— Она сказала, что еще недостаточно взрослая. Ей пора уходить, — медленно и внятно перевела Лена. — Восемнадцать считается в Америке юным возрастом.
— Ага. Типа наших малолеток. Ничего. Восемнадцать не шестнадцать, — оживился Виктор.
— Она не может долго задерживаться. Ей пора уходить.
— А про меня что она сказала?
— Ничего.
— Она произнесла «Виктор».
— Сказала, что в общем ты ей понравился.
— Спросите. — Виктор начал помогать себе жестами. — Могу я ее проводить? Мы могли бы интересно пообщаться.
— О чем ты с ней будешь говорить? — не выдержал я. — И на каком языке? Короче, не приставай к ребенку.
— Не мешай, Серж. Чую, здесь наклевывается. Ленка, переведи.
— Виктор, сожалеет, что не может Вас проводить домой. У него важная беседа, — перевела Лена.
— Жаль, — сказала девушка. Посмотрела на Виктора загадочно и томно. — У меня никого нет дома. Родители уехали. Виктор мог бы провести остаток вечера у меня.
Из всего, что произнесла Джессика, Виктор кое-что уловил.
— Что она сказала про родителей?
— Говорит, они строгие. Если узнают, что дочь ушла ночью с незнакомым человеком, ей влетит.
— Мамы, папы нет дома, — повторила Джессика. — Вернутся завтра.
— Родители уже едут сюда, — перевела Лена. — Сейчас будут.
Виктор встал. Официально протянул Джессике руку. Сухо пожал кончики пальцев. Пересел за другой стол.
— Я что-то не так сказала?
— Все так, — объяснила Лена. — Дело в том, что Виктор — полицейский. Человек с высокими моральными принципами. Ты ему понравилась. Но то, что ты предлагаешь, неприемлемо. В смысле, он не может провожать молоденьких девушек. К тому же он женат, и у него могут быть неприятности на работе.
