— Не хотите… — Второй раз слова звучали тупо, но с угрозой.
— Товарищ майор, я не отказываюсь, но, сами видите, нет никакой возможности. И потом, год назад я уже был на сборах на лесной речке. Я, лейтенант-связист, два месяца пилил дрова и топил печки.
— Значит, и служба вам не нравится?
— Товарищ майор, служба мне нравится, но карьера истопника, признаюсь честно, это не мое. Место теплое, но не мое… И, я же сказал, у нас на телевидении план.
— У вас свой план, лейтенант, — строго произнес майор, — а у Советской армии — свой. А уж какой план важнее, вы, наверное, догадываетесь.
— Но, товарищ майор…
— Вы свободны, лейтенант. Завтра в восемь. И не забудьте кружку и ложку.
— Какая кружка! Какая ложка! Какая армия? Какой к черту майор?! Ты что, с ума сошел? — Это через полчаса в своем кабинете орал на меня Фрайман. В жарко натопленном помещении его лысина то и дело покрывалась мелкими капельками пота. В паузе между репликами Виктор Зиновьевич вытер огромный череп аккуратно сложенным носовым платком, сделал глубокий вдох и продолжил:
— У тебя завтра эфир. В графике — шесть передач. Их кто, дядя сделает? Ты с кем говорил? Фамилия майора?
— Не знаю.
— Не знаю, — передразнил Фрайман. — Год назад ты уже прохлаждался на сборах. Тебе что, работа не нравится? Легкой жизни захотел? — Желание легкой жизни почему-то было в понимании главного редактора серьезнейшим обвинением, хотя, признаться, мы, молодые журналисты, не совсем разделяли убеждения руководства. — Не будет тебе легкой жизни! Сейчас же звоню военкому. Ты будешь служить здесь. В студии. И легкой тебе эта служба не покажется!
Битый час Виктор Зиновьевич пытался дозвониться до военкома. Не получилось. Думаю, в дни сборов и учений военный комиссар предусмотрительно исчезал из города. И не без оснований. Именно в эти дни слишком многие старались высказать ему личное почтение и засвидетельствовать искреннее, глубокое уважение. После обеда Фрайман вызвал меня снова. Был суров и немногословен:
— Значит, так. Бегом в военкомат. Найдешь любого военного в звании не ниже майора и скажешь ему всего три слова: «Я от Фраймана».
— И все?
— Поверь, этого более чем достаточно. Не забудь: «Я от Фраймана» — и быстренько на работу. Дел невпроворот.
Прихожу в военкомат. Из начальства никого, кроме знакомого уже майора. Захожу к нему в кабинет. Еще раз здороваюсь и произношу волшебную фразу:
— Товарищ майор, извините, утром я вам не сказал самого главного. Дело в том, что я от Фраймана.
Майор делает вид, что не слышит.
— Я от Фраймана, товарищ майор…
На моих глазах майор багровеет. Из нормального крупного зеленого огурца превращается в красный, я бы даже сказал перезрелый, томат:
— Я вижу, лейтенант, вы еще тот фрукт. Подозреваю, и очень сильно, что здесь вам спокойно жить не дадут. — В этом месте майор сделал многозначительную паузу. — Не скрою — хотел вас оставить писарем при штабе. Теперь планы мои изменились.
— Естественно, — подумал я, — ведь тебе только что звонили.
— Два месяца будете служить в Гремихе! На Кольском полуострове! На подводной лодке. В Ледовитом океане. У черта на куличках! — Последнюю фразу майор выкрикнул прямо мне в лицо.
— Но, товарищ…
— Во-он! — заорал майор. — Задолбали, блатники проклятые! Отправление завтра в девять от Морского вокзала. И не забудьте кружку и ложку!
Возвращаюсь в редакцию. Фраймана нет. Где-то в обкоме на конференции. Вечером звоню ему домой. Объясняю ситуацию.
— Ты сказал, что от Фраймана?
— Естественно.
— Ну и…
— Придется служить в Гремихе, у черта на куличках, на флоте и полных два месяца.
Последнюю информацию Виктор Зиновьевич воспринял на удивление спокойно.
— На флоте?
— Нуда. Майор пообещал. На подводной лодке.
— Тогда ни о чем не волнуйся, — ласково сказал Фрайман. — Считай, что тебе повезло.
— Как так?
— Понимаешь, как бы тебе растолковать попроще. Есть пехота, и есть гвардия. Есть просто кавалерия, а есть гусары. Есть армия, и есть Военно-морской флот. — Последние слова Виктор Зиновьевич произнес с особым придыханием. — Чувствуешь разницу?
— Пока нет.
— В армии приказы отдаются, но не всегда исполняются. Вот, например, твоему майору позвонили, а он, глядите-ка, встал в позу.
— А может, не позвонили?
— Может быть, — согласился Фрайман. — Это же армия. А вот Военно-морской флот — совсем другое дело. Там же думающие, образованные, интеллигентные люди.
— Так что? Идти на флот? Мне все равно…
— Ни в коем случае, — оборвал меня Фрайман. — Я сейчас позвоню куда следует, а ты завтра утром на пристани подойдешь к офицеру в звании не ниже капитана второго ранга, тихо и внятно скажешь ему: «Я от Фраймана» — и тебя сразу же, без разговоров, без вопросов, без суеты отпустят, а, скорее всего, отвезут на студию. Теперь спроси меня почему? Ты спроси, спроси меня.
— Ну, почему?
— Да потому, что ВМФ и армия, как говорят в твоей любимой Одессе, две большие разницы.
— Значит, вещи, ложку, кружку с собой не брать?
— Сергей, я на тебя удивляюсь. У тебя завтра прямой эфир. Ты обязан думать о высоком. Ты должен прийти в хорошем костюме, галстуке и начищенных ботинках, а не как в прошлый раз. Короче, думай о ра-бо-те! В остальном положись на меня.
Утром у причала Морского вокзала творилось что-то невообразимое. Шум, гвалт, крик, песни. Полторы сотни вчерашних инженеров, врачей, грузчиков, рыбаков, связистов в рваной одежде, с котомками, набитыми в основном водкой и закуской, грузились на корабль, готовый вот-вот отправиться в море, к месту временной военной службы. И тут появляюсь я в своем лучшем костюме, белой рубашке и галстуке. Беспечный, спокойный и радостный. Душа парит, как вон та чайка над рекою. Меня все это, слава богу, не касается. Подхожу к двум морским офицерам, стоящим у трапа. Спрашиваю так, между прочим:
— Товарищи капитаны первого и второго рангов, к кому можно обратиться? Тут такое дело. Как бы сказать понятней. Короче говоря, я от Фраймана.
Офицеры переглянулись и внимательно осмотрели меня с ног до головы.
— Мне звонили, — неожиданно сказал один из них. — Покажите повестку.
Облегченно вздохнув, я быстренько избавился от бумажки со штампом. Браво, Фрайман! Браво, Виктор Зиновьевич! Звучат бурные, продолжительные аплодисменты.
— Я могу идти?
— Идите, — спокойно произнес второй.
Я было двинулся в сторону трамвайной остановки гордо, красиво, как вон та…
— Не туда! — сурово крикнул офицер. — Корабль здесь. — Он показал на трап. — Поторопитесь. Через десять минут отчаливаем.
— Товарищи капитаны, вы, наверное, не поняли. Я от Фраймана.
— Вернетесь, передадите привет Виктору Зиновьевичу. Скажете, что нам было очень приятно.
— Приятно?
— Разумеется. Вы единственный, кто прибыл на службу в приличном виде. Не то что эти. — Капитан кивнул в сторону грузившихся «партизан». — Да, лейтенант, где же ваши вещи — белье, кружка, ложка?
— Забыл. Разрешите позвонить. Мне привезут, — быстренько соврал я.
— Валяйте, — насмешливо сказал офицер, — и немедленно на борт.
Я было рванул к телефонной будке, но тут же услышал окрик:
— Лейтенант! Не советую опаздывать. За уклонение — под суд.
— Серьезно?
— Попробуйте. Но как бы не пришлось жалеть. У нас много ярких жизненных примеров… Можете идти.
Опять бегу к автомату. Слава богу, Фрайман на месте. Коротко доложил обстановку.
— Ты сказал, что от Фраймана? — грозно переспросил Виктор Зиновьевич.
— В том-то и дело. Три раза.
— Ну и… — не унимался главный редактор.
— Через пять минут ухожу в море.
— Как фамилия командира?
— Не знаю. Он не сказал.
— Черт (на самом деле прозвучали слова из избранного непечатного), ему звонили?
— Похоже, да. Виктор Зиновьевич, а вы говорили ВМФ, ВМФ…
