-А за голы ноги хватать не станешь?

-Тетушка!

Поверила, но все еще топталась в нерешительности.

-Пироги остынут… - Пришлось поторопить.

 Упоминание о пирогах, все сомнения, как ветром выдуло.

-Ты только, парень, головы не поворачивай. – Предупредила она, устраиваясь у него за спиной. – А какие пироги? С грибами? А, может, с ягодами? Или горохом? Я и с горохом, и с грибами ем. Но с ягодами все равно слаще. Сами в рот скачут.

И снова затрещала без умолку.

-Принимай гостей, матушка. – Издалека, едва показалась избушка, закричал он. – Не один иду. С подружкой.

Слово вылетело, не догонишь.

На его слова первой выскочила Влада. Лицо порозовело от возмущения. От обиды губы дрожат. И есть от чего. Не разбудил, не сказался, один ушел. Но увидела над его плечом пенек с расщепом вместо волос и сразу успокоилась. Присела, пискнула, закрыв рот ладошкой и скакнула обратно.

-Не твоя ли зазноба, часом? Юркая. – В голосе кикиморы слышится явный укор. – Ни какой самостоятельности.

-Подругу твою оповестить поторопилась. – Поспешил оправдать княжну Радогор. - А вот и она.

Переваливаясь с ноги на ногу из – за угла выворачивала Копытиха.

-Редкий гость. – Заулыбалась Копытиха при виде кикиморы. –А я уж думать начала, не рассерчала ли на что? Не идешь и не идешь. А ты с какого такого перепуга чужому парню на загорбок забралась, подруга?

-Дорогой начисто оборвалась о кусты. Все платьишко в ленты. Так и осталось на ветках висеть. – Виновато заговорила кикимора, торопясь повиниться. – Сама знаю, что не ладно вышло. И девку сконфузила. Но не голым же задом мне перед ним светить? А за спиной вроде, как и не видно. А перед девкой я повинюсь.

Из – за угла долетел заразительный смех.

Копытиха и сама  еле удерживалась, чтобы не расхохотаться. Но устояла и хлебосольно повела рукой в сторону избы.

-Милости прошу, подруга. Только со спины на землю спустись. А ты, Радогор, отвернись и здесь постой, пока мы в избу не зайдем.

Радогор послушно отвернулся. И кикимора, болтая без умолку, заторопилась к избе, ухватившись за руку Копытихи.

-Чистое золото у тебя, подруга, а не парень. А уж какой обходительный! Хлебцем угостил, последнего не пожалел. От нынешних разве дождешься такого? У них одно на уме! Тетушкой меня зовет. – Хлюпнула носом,  не совладав с чувствами. – Меня же больше все кикиморой да кикиморой дразнят А твой то – тетушка! Чистое золото! Повезет же какой – нибудь оторве. С руками отхватит и ножками сбрякать не успеет. Я бы тоже отхватила, будь помоложе. А пироги у тебя нынче с чем? Не с ягодами ли часом?

Хлопнули двери и Радогор дал волю чувствам. В два прыжка подлетел к копне и закатился смехом.  А там уже каталась в истерике Влада.

-Ой, не могу.  Где ты ее нашел, Радо? Тебя и в лес одного не отпустить. Сам, на своей спине разлучницу мне принес. Ой, держи. Лопну сейчас от смеха.

А Радогор и слова сказать не может, под копной трясется от смеха, не имея сил остановиться.

-Хорошо, что я поторопилась, из под носа свое чистое золото выхватила. – Ее руки упали на его шею. А вслед за руками появилась и ее проказливая мордашка. – Проворонила бы свое счастье.

Представила Радогора рядом с кикиморой и развеселилась еще больше. Зашлась в смехе и скатилась на его колени.

-А признайся, Радо, хоть одним глазком да посмотрел на ее голый зад?

От восторга на коленях усидеть не может.

-И даже не взглянул? – Ткнулась губами в его нос. –А – а – а, покраснел, покраснел! Вижу, все вижу. Свое всегда приедается, на чужое потянуло.

-Ну, что взялась плести, Лада? – Попробовал отбиваться Радогор.

-Не я плету. - И пальчиком грозит. – Ты узелки на стороне вяжешь. То – то, не хотел меня брать.

Глаза лукавые, смехом искрятся.

-Погоди, ночь придет – проверю, нет ли убытку.

Руки же ночи ждать не хотят. Сами по его телу, затянутому кожей, порхают.

-Ладка!

  Вздохнула с сожалением и убрала дерзкие руки, но с колен слезть не захотела.

-Где ты ее нашел, жадина?

-Вестимо где, в болоте. Я воды зачерпнул для матушкиного колдовства, только голову поднял, а она на кочке сидит. Думал, утопит. Ан нет… Разговорились… оказалось, что она к Упырю дорогу знает. В соседях живут. Обид у нее на него накопилось, до ночи не перечесть. – Наспех объяснил. И решительно снял с колен.

-Беги. Помоги бабке нарядить гостью. Есть хочется.  Еще немного и от тебя откусывать начну. – Пошутил он, подталкивая ее к избе.

-Прямо сейчас и начинай. Не жалко. – Прищурилась на него, и игриво изогнувшись, подставила ягодицу. – А с какого места начнешь?

Закрутилась на одной ноге, показывая себя.

-Ладушка, - взмолился он. – Сил нет, есть хочу.

-То – то же! Не будешь на чужое заглядываться, когда своего с горкой! Погоди, вот придет ночь, так узнаешь… - И со счастливым смехом убежала помогать бабке.

Пироги оказались, как по заказу. С ягодами. И кикимора, переодетая в старое бабкино платье, бросала их, как в печку один за другим. Встала из – за стола Копытиха. Гости в доме, хозяйке места нет. Отвалилась от стола княжна. Радогор, насытившись, вяло пережевывал последний пирожок. А кикимора все без устали брала и отправляла в рот пирог за пирогом. Но сдалась и она. Тусклым взглядом поглядела на глинянное просторное блюдо, на котором оставалось еще с полдюжины подрумяненных пирогов и сокрушенно заявила.

-Брюхо ссохлось от голода. Не лезет больше. Спать пойду. В девках то я побойчее была. Со всем бы управилась, а сейчас… А и мастерица же ты, подруга! – Еще раз с сожалением посмотрела на пироги и полезла на печь. Коротко вздохнула и огласила избу богатырским храпом.

А Копытиха наскоро  убрала со стола и перелила, принесенную Радогором болотную воду,  в просторное блюдо. И запустила туда лягушку  с пиявкой.

-Будто бы болото. – Пояснила она Радогору и, примостившейся рядом с ним, княжне, выставляя по углам стола восковые свечи. - С прошлого раза осталось.    

Остановилась, сцепив руки под передником, задумалась.

-Когда же это было? Не помню…

Радогор  встал с лавки и пристроился рядом. Влада забралась с ногами по другую сторону стола. Храп неожиданно умолк. Радогор повернулся и увидел, что кикимора  свесилась с печи. Прячется за его спиной и боязливо косится на Копытиху.

-А я помню, подружка. Чуть изба твоя тогда не сгорела. Хорошо еще, что я успела выбежать. А то было бы тебе горя, слезы лить по мне.

-А я?

-Не ждать же мне, когда ты доковыляешь.

Вода в блюде успокоилась и отсвечивала зеленью. Лягушка сидела, сохраняя полное спокойствие, в самом центре блюда, а пиявка, толстая и жирная улеглась у ее передних лап.

Копытиха вытянула руки, поводила ладонями над водой, н а распев, медленно и важно, начала читать заклинание. Радогор попытался вслушаться в ее слова, но ни чего не понял. Каждое слово ему казалось знакомым и в то же время нет. Над водой, клубясь, медленно поднимался белесый туман. Густел, сворачиваясь в тугие клубки и снова падал в воду.

-Гляди, Радогор.

Услышал он тихий старухин шепот. И даже не шепот. Скорее угадал по шевелению губ. Или мысли  услышал.

Наклонился над блюдом, до боли, до ряби в глазах, вглядываясь в зелень воды. туман, едкий и приторный до тошноты, забрался в ноздри. От напряжения помутилось сознание. А на дне блюда кроме лягушки и пиявки ни кого и ни чего.

-Смотри, Радогор, лучше смотри. На тебя заклинание говорено. Мне не откроется. И ни кому не откроется.

Показалось, что –то увидел.  Чахлые деревца утонули у края дрягвы, в зарослях болотной травы. В траве крохотные оконца стоялой воды. Кочки, заросшие мхом, разбегаются в разные стороны. Густые, плотные мхи буграми поднимаются над водой. Одинокая, чудом уцелевшая березка…

Взгляд бежит, торопится дальше от кромки болота. Всюду одно и то же. Глазу зацепиться не за что. Окна пустой воды попадаются все реже и реже. На поверхность из бездонных хлябей  с урчанием и бульканием выкатываются пузыри и рвутся с оглушительным треском. И снова мох… полями необъятными. Обманчивыми. Гибельными.