-Вот для чего меня дедко Вран выбрал. – После долгого молчания с трудом выговорил он. Слова комковатые, краями горло дерут. – Сирота. Слезы лить не кому. Хоть круть верть, хоть верть круть, все едино смерть. И стропалил и пичужил, чтобы я меч отстоять мог. А я то, дурная голова… 

Копытиха, скорбно глядя на него, замотала головой.

-Не то слово молвил, Радогор. Худое слово вымолвил ты. Меч не каждом у в руки дается. Тебя выбрал, ни кого другого, из многих выбрал, значит меч признал. И душу свою в тебя вложил, чтобы не только выстоять и победить мог. Чтобы земля, лес вот этот, зорька ясная и люди, какие ни есть, хорошие и не очень, после нас жили… Предназначенное Родом исполнял.

И снова промолчал Радогор. Слов не нашел подходящих, чтобы ответить.

Только когда зорька вечерняя в потемках растаяла, поднялся вместе с уцепившейся за руку Владой.

-На восход, так на восход. – Сказал, глядя в сторону. – Но прежде того Упыря в болоте утоплю, чтобы пакостями народ не смущал. А потом и пойду. По дороге за старого волхва виру смертную возьму, чтобы худом меня не поминал. К зиме туда обещал… Пока же Ратимира подождем.

Посмотрел на Копытиху сверху вниз.

-Садись, а лучше ложись половчее, матушка. Ноги лечить тебе буду. А там, глядишь, и еще что – то вспомнишь. – Покосился на княжну, которая так и стояла, забыв отцепиться, в обнимку с его рукой. – Может, передумаешь, Ладушка, со мной теперь идти? Воевода Ратимир и княжение сохранит, и тебя убережет.

Влада решительно мотнула головой.

-И раньше бы не подумала, а теперь даже не жди и не надейся, чтобы одного за столько земель отпустила! Да я девок своих подлых была готова казнить самой страшной казнью, когда они на тебя глазищами своими бесстыдными зыркали, а уйди – сердце изболится.

-Ну и ладно. Со мной, так со мной. И говорить больше не будем. Пойду ноги лечить.

Но старуха неожиданно заартачилась.

-Ладное ли мелешь, сам посуди? – Разворчалась она. – Сейчас я развалюсь голоногая перед молодым парнем вальком.

-Волхв я, не парень.

И слышать не хотела.

-Хорошо бы ноги, как ноги. А то от ног одно название осталось.

Ее ворчанию скорого конца не виделось и Радогор, теряя терпение, поднял ладнь.

-А ты, матушка, сюда взгляни. 

  Еще и пальцем указал, куда смотреть надо.

Влада тонко хихикнула, глядя на то, как старая ведунья, не сопротивляясь и глядя остановившимся взглядом в ладонь, медленно клонится на лавку.

-Давно бы так. – Одобрила Влада и снова хихикнула. – Не все мне одной на твою ладошку глаза пялить.

-Рядом хочешь? – Заинтересованно спросил Радогор у нее, с готовностью поднимая руку с раскрытой ладонью. – Места хватит. Утром подниму… если вспомню.

Умолкла, даже рот зажала ладонью, чтобы не искушать себя. А вдруг и правда рядом уложит? С него станется. На что доброе, не допросишься, а это одним махом устроит.

Но ему было не до нее.

Разогрел ладони, потерев их одна о другую, и решительным движение, и лицом не дрогнул, загнул подол изрядно поношенного и нелепого платья. Под ним оказалось еще одно. Поднимал юбку за юбкой, как капустные листья обдирал.

Княжне, которая не сводила глаз с него, пришла в голову скоромная мысль и она, не утерпев, снова хихикнула. И тут же захлопнула рот ладошкой. Но получилось у нее это плохо и она, как стояла, так и повалилась на него, давясь от смеха.

-Чему развеселилась? – Смотрит сердито. И говорит строго. – Спать захотелось?

С трудом уняла смех и, словно извиняясь,  выговорила, давясь словами от смеха.

-Потрудился бы ты надо мной, Радо, будь на мне не портки Неждановы и рубаха изодранная, а наряд мой полный княжеский. Упрел бы, пока до нужного добрался. – И стрельнула в него шальным взглядом, млея от воспоминаний.

-Тише ты, не спит. А портков на тебе я не видел. Сама из них вылезла.

Мог бы и не говорить. Если бы не сама, так до сих пор бы не дождалась.

Его руки от ступней потянулись выше. К распухшим. С синими, скрученными в тугие узлы, жилами, голяшкам. И Влада смахнула пот с его лица. Но он и не заметил этого. Ладони палило немилосердным жаром, а он все продолжал водить ладонями по старухиным ногам то едва касаясь их, то с силой сжимая их в ладонях с такой  силой, что княжне казалось, еще немного и кости хрустнут в его руках и брызнут в разные стороны.

Княжна сменила уже не одну лучину в светце, бросая в воду огарки, а он все трудился, сдувая пот с лица. Догорала уже четвертая или пятая лучина когда он, облегченно вздохнув, опустил все юбки и упрятал под них порозовевшие ноги. И легко коснулся ладонью лба.

-Просыпайся, матушка.

-А меня так щелкал ладошкой. – Влада обидчиво поджала губы.

-В другой раз и вовсе стукну, чтобы не мешала, не лезла под руку, когда не просят. – Ответил, не оборачиваясь он. И на всякий случай отодвинулся от старухиной руки на безопасное расстояние.

И вовремя.  Выпрямилась Копытиха, спустила ноги с лавки и отряхнула юбки.

-Ты что творил со мной, охальник ты этакий? Не успела и глазом повести на твою бесстыжую руку, как ровно раскисла вся. Не рукой пошевелить, не ногой… И слышу, а  как мертвая.

-Ты ногой, пошевели, бабушка, вместо того, чтобы браниться. – Улыбнулся он. Ее брань он пропустил мимо ушей, не принимая всерьез. – А лучше попрыгай.

-Ему что в лоб, что по лбу. – Расхохоталась Влада, глядя на старухино потерянное лицо. – Это он еще милостиво. Предупредил.

И подала Копытихе руку, помогая встать. Но та, оттолкнув ее руку, сама сползла с лавки и утвердилась на ногах. Склонила голову на бок, будто прислушиваясь к чему то, Дошла до порога и вернулась обратно.

-Полегчало ли? Или снова начнешь браниться?

Можно было не спрашивать. По глазам было видно, что легче стало ее, изношенным за долгий век, ногам.

   -Утром посмотрим. – Не очень любезно ответила она. И скосив глаза на Владу, ехидно спросила. – Все высмотрел? Или для другого раза что оставил?

Пришлось честно признаться.

-Только до коленок добрался. Выше не полез. Княжна рядом, над душой стояла. Все руки отхлестала мне, девичью честь оберегая.

-И поделом тебе. Не лезь под юбку… прилюдно.

Княжна, не выдержав, расхохоталась громко и заливисто, представив руку Радогора под бабкиной юбкой, и без сил повалилась на лавку, давясь от смеха. Бабка, угадав ее мысли, тоже улыбнулась.

-А не все тебе одной, озорница. И другим охота. – Со смехом выговорила она, чем развеселила княжну еще больше.

-От девок – поганок едва увела, так здесь на разлучницу натакалась. – Зашлась в смехе и чуть не скатилась с лавки.

-Открывай рот шире, так и не то еще будет.

И проплыла утицей по скрипучим половицам, улыбаясь.

Улыбнулся и Радогор.

-Я тебе травок для ног наставлю. И питье приготовлю. А там и бегом забегаешь.

-Отбегала я уже свое, Радогор. – С тихой грустью, ответила ему Копыьиха. А глазах ее появилась тоска. – Мне бы доползать сколько отпущено.

-Добегаешь, не доползаешь, матушка. Зима не завтра придет. – Его глаза повеселели и он, широко раскинув руки, сказал. – Хорошо у тебя здесь, матушка. Уезжать не хочется.

Потянул княжну за руку и подтолкнул ее к выходу.

-Хороших тебе снов, матушка.

Вран открыл сонные глаза, прислушиваясь к их разговору и перебрался по столу ближе к лавке. Раскрыл крылья, распушив перья и снова закрыл глаза, решив остаться на ночь в избе с бабкой.

Устраиваясь на ночь на просторной копне душистого сена, Влада неожиданно привстала и повернулась к нему всем телом.

-Радо, а ты почему про зиму заговорил?

-Плохо у нее с ногами, Лада. – Не стал лукавить Радогор. – Как ходит и сам не знаю. У нее уже и ступни синеют, пятна черные местами пошли. И кровь по жилам плохо расходится. Застаивается, как вода в забытом колодце.

-А она знает? – Влада спросила, не скрывая жалости к одинокой старухе, и повернулась к избе.

-Ведунья! И не из плохих. Потому и ног мне не хотела показывать, чтобы не жалели. – С грустью произнес он. – Нельзя нам с утра уходить. Сначала боль заговорю, а там и пойдем. Пусть хоть от нее не мается.