К арифметике инженер быстро подключил геометрию, и я в очередной раз решал простые теоремы, в том числе и знаменитые «пифагоровы штаны», только тут они по-другому назывались — «детской распашонкой». В общем, полный курс землеустройства с армейским уклоном в меня активно вдалбливали. Никакой особой теории, только практические задачи. А цифры тут хоть и другого начертания, но десятичные, как наши арабские. С ними проблем не было.

Чуял я, что у инженер-капитана на меня какие-то далеко идущие виды образовались, только он мне об этом не говорил. Но я и сам знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И то для второй по очереди мышки. Но знания, точнее их официальное происхождение, были для меня важнее.

Если время позволяло, то и имперский язык в ход шел, и осваивался он у меня не то чтобы легко, но без напряга. По крайней мере, в устной форме. Все-таки пятый язык за свою жизнь изучаю. Но без засад не обошлось. В имперском филологи от большого ума навтыкали дофигища всяких дифтонгов и прочих заковырок, когда три-четыре буквы обозначают один звук, чего в рецком совсем не было. Там на каждый звук одна буква. К тому же алфавиты практически одинаковые. Так что поначалу я путался.

Читал я уже совсем неплохо по-рецки и еще на имперском по слогам. Пока этот процесс больше напоминал дешифровку, чем свободное чтение.

Дорвавшись до местных газет на станциях, поднакопив за дорогу впечатлений, сделал я вывод, что развитие этого мира находится, если сравнивать с нашей Европой, где-то в последней четверти XIX века. Вроде как пулемет тут уже есть, броненосный флот на паровой тяге, а двигателя внутреннего сгорания еще нет, как нет и авиации — сплошное воздухоплавание. Повсюду господство гужевого транспорта. И винтовки у горных стрелков однозарядные, хотя и под унитарный патрон латунный. У офицеров револьверы уже есть: тяжелые, большие и длинноствольные. Типа киношных ковбойских. И калибр соответствующий. Пуля размером с желудь, наполовину в медной оболочке, из которой тупая головка торчит свинцовая. Останавливающее действие, наверное, рассчитывали на лошадь.

Новое место, на котором мы строили полевой укрепрайон, было уже не гористым, но вполне себе равнинным, разве что слегка всхолмленным и поросшим сосновым лесом. Часто между болот. В чем и проявилась главная засада. Сосняк всегда любит пристраиваться на песочке, а нам этот песок копать. Что удивительно, копать траншеи полного профиля, про которые я, грешным делом, думал, что их тут еще не изобрели. Так вот. Мы копаем, а песочек, гад такой, высыхает на солнышке и обсыпается со стенок. Но все равно это намного легче, чем долбить кайлом камень в горах.

На эти срочные работы выгнали всех, даже штабных писарей, не говоря уже о нас — чертежниках. И половину отправили в ближайшие леса жерди и колья выламывать для укрепления окопов плетенками. И все цигель-цигель-ай-лю-лю.

Я оказался пророком, вангуя[4] себе ударный труд на ниве черчения, чем мы и занимались весь световой день. Но потом и нас бросили в этот песчаный прорыв, когда красивый отчет о выполненной работе для высокого начальства был уже готов. В двух экземплярах. В туши. Хотя на месте еще и конь не валялся как следует. Даже разборный походный кульман, хоть он и был у меня в чертеже готов, делать стало некогда.

— Ничё… — подмигнул мне ротный, принимая от меня склейку листов ватмана с чертежом. — На то у нас пехота — царица полей. Ей все по плечу. Все переделки пойдут у них по графе обустройства себе полевых удобств. А для нас главное вовремя и красиво отчитаться.

— Но ведь на месте ничего еще не сделано толком, господин капитан, — возразил я.

Ротный недовольно поморщился. Он у нас был барон и очень любил, когда его называли «ваша милость». Но ко мне больше не придрался, так как я его титулую все же в полном соответствии с новым уставом и хожу в любимчиках у батальонного инженера. А с инженером в инженерных войсках простому командиру ссориться себе дороже.

Но если подчиненного нельзя наказать, то припахать можно везде и всегда. Легко!

— Спасибо, что напомнил, Кобчик, — ехидно улыбнулся ротный. — Бери свое звено бездельников, получай лопаты у фельдфебеля и топайте в распоряжение инженер-капитана. Будешь копать ему свои любимые пулеметные позиции.

Вскоре прикатило пяток колясок, запряженных настоящими лошадьми, из которых повылезала толпа старших офицеров, двое так вообще в «полосатых штанах» с лампасами. Думал — генералы, но меня быстро просветили, что лампасы малиновые, значит, это офицеры генштаба. Часа четыре они ходили по этому укрепрайону, все осматривали в бинокли, что-то записывали. Даже прокатились на километр вперед и оттуда любопытствовали на нас в окуляры.

Потом надавали ценных указаний батальонному инженеру и укатили, даже не оставшись на обед, на который их зазывал комбат.

После чего нам досталось копать вторую линию траншей, соединяя их ходами сообщений. В некоторых местах разметили места под блиндажи, но их приказали копать только после того, как будут готовы все окопы. А то лес валить на перекрытия слишком много народа требовалось.

На следующий день после визита генштабистов нам привезли примитивную лесопилку и большие бухты колючей проволоки, обычно употребляемой крестьянами для временных загонов крупного рогатого скота. Целый взвод отправили в ближайший лиственный лес вырубать толстые колья. А потом целую роту заставили натягивать эту проволоку на эти колья в два ряда перед траншеями.

Фельдъюнкер Або шепнул мне, что фронт планомерно отступает и наш укрепрайон и есть настоящая, заранее подготовленная позиция для отступающей дивизии.

— Не хватает нам пока войск на все три фронта. Мобилизацию запасных провели, но их, понимаешь сам, по новой обучать надо тому, что они давно забыли.

— Тогда двух рядов проволоки будет мало, — заявил я, припомнив документальные фильмы про Первую мировую войну. — Три надо делать. Побьют проволоку артиллерией.

— Не побьют, — уверенно заявил техник-фельдъюнкер. — У Восточного царства снаряды только шрапнельные. Поэтому тут и закапываемся в землю, а не строим люнеты. Ты блиндаж когда-нибудь копал?

— А что в нем такого сложного? От шрапнели перекрытие и в один накат делать можно. Диаметр бревна только не меньше двадцати сантиметров надо брать. Кстати, неплохо было бы и пулеметные точки перекрыть бревнами с грунтом, чтоб шрапнелью не выкосило расчеты.

— Это идея, — подорвался фельдъюнкер и побежал с ней к инженеру.

Сплюнул я в окопчик… да пользуйтесь, не жалко… лишь бы с толком сделано было и пехтуру от обстрела спасло.

Однако Або батальонного инженера притащил ко мне и идею не притырил. Честный парень оказался.

— Нарисовать такой пулеметный блиндаж в плане и разрезе можешь? — спросил меня инженер.

— Легко, — ответил я, ибо чертить — это не лопатой махать.

— Тогда черти. Как следует. С земляных работ я тебя на сегодня снимаю.

До самого вечера сидел у себя в палатке и рисовал разнообразные ДЗОТы. И для пулеметов, и для малокалиберных пушек типа горных. Потом все красиво вычертил в туши, не забыв нарезать сектора обстрела. И в углу небольшой план на местности.

Любопытный ротный заявлялся, желал меня припахать куда-то, но я сослался на строгий приказ инженера все задание сделать до вечера, и барон от меня нехотя отстал.

После ужина, ожидая подлянок от ротного, ради прикола начертил даже двухэтажный бетонный ДОТ с толщиной стенок в полтора метра. С артиллерийским орудием трехдюймового калибра, фланговыми пулеметными амбразурами и выносными бронеколпаками для снайперов. Время тянул до отбоя.

Потом с батальонным инженером обсуждали различные варианты проектов моих ДЗОТов. Отобрали два и наметили места их строительства.

— Валяй завтра прямо с утра, — приказал Вахрумка. — Лесом я тебя обеспечу, а в подсобники возьми свое звено. Больше тебе дать мне некого. Видел, сколько лишней работы генштабисты навалили?