— Ты поженишься потом со мной?

— Женщины не женятся, а выходят замуж, сколько раз я тебе повторяла, — назидательным тоном отвечает она.

Он всегда путал эти два несовместимых для людей и как раз наоборот для него понятия.

— Ты так и не ответила?..

— Конечно, глупыш! За кого же еще мне выходить?

«Опять она начинает свои штучки, — раздраженно подумал он. — Почему нужно за меня, с Алешей в кино ходила и за меня?»

Но он не успокоился.

— А ждать ты меня будешь, если я уеду?

— Да.

— А изменять не будешь?

— Нет.

— А любить меня долго-долго будешь?

— Да.

— И не разлюбишь?

— Нет.

— А верность ты мне сохранишь? — Он читал об этом в какой-то книге и знал, что так нужно спрашивать.

— Да.

— Ну что ты все заладила «да» — «нет»?

— А что я еще должна говорить?

Ее прямой носик обиженно вскинулся, и прозрачные слезинки покатились из глаз.

— Вечно ты недоволен, — продолжает Наталья сквозь слезы, — одни упреки только от тебя и слышу!

Он гладит ее пепельные волосы, и она постепенно успокаивается. Он еще не видел, чтобы женщины плакали, и ему от души жаль ее. Как бы в примирение он говорит:

— Пойдем в следующий раз посмотрим «Ромео и Джульетту», а?

— Хорошо, — соглашается она охотно.

Они снова целуются, полные счастья и радости.

Прошло еще три недели. Каждое воскресенье он сидел и ждал ее, свою Наталеньку, на том же месте. Ее не было и не было. Прошел уже месяц, а он все надеялся, что вот-вот появится она в своем темно-синем платьице с ремешком и золотой пряжкой, которое ему особенно нравилось, и ласково проговорит:

— Глупый…

Напрасно он ждал. Наступал конец лета. А ее так и не было.

— Нет, женщины непостоянны, — пришел он к не столь оригинальному выводу. — Разве можно верить их обещаниям и клятвам?! Нет, нельзя, — мрачно заключил он.

Откуда ему было знать, что родители его Натальи переехали неожиданно в другой город, и теперь она будет ходить не в среднюю, а в старшую группу детсада в том, другом городе, куда они перебрались всей семьей. К сожалению, он не знал ничего о ее дальнейшей судьбе.

Море так же плескалось волнами, и он пошел прочь от ласкового моря, так плохо поступившего с ним. На его берегу он был счастлив, а теперь…

…Она еще долго сохраняла обет верности ему и до 6-го класса не встречалась ни с кем, мечтами и мыслями находясь с ним. Но он не знал этого, нет…

Май — июнь 1972 Москва

Витька Агапов шел в хорошем настроении и поддатом состоянии по аллейке с Беном. Бен был тощий, как смерть, а Витька Агапов — крепкий, как буйвол. (Ударом сметал с ног любого, даже того, кто не хотел.) Слегка покачиваясь и никого не задевая, они шли своей, известной им дорогой. Бен был легкий, Витька — нет, и Бена мог сбить с ног любой ветерок. И когда так получилось, с ветерком, то Витька резко повернул голову назад. Есть такие головы, которые сразу поворачиваются и моментально трезвеют при малейшем запахе могущей возникнуть крови.

Сзади не спеша удалялись два милиционера в синих униформах. Ловить, кажется, было нечего, но Витька спросил:

— Тебя толкнул кто-то?

— Да, вон, они, нечаянно, наверно, — ответил, не подумав, Бен.

Сумерки спустились и улеглись на аллейку, прижав ее… Фонари еле высвечивали жалкие, скудные крохи света. Они услышали его, когда ему оставалось до них пару метров. Все-таки услышали. Он думал, что мягче бежал.

С полуметра с ходу, как только Витька увидел повернувшееся лицо, он сильно и резко пробил прямо в челюсть. Тому, кто стоял ближе к середине аллейки, так как было ясно, что это он задел синим плечом тощего Бена, лучшего и самого близкого друга Витьки Агапа. Челюсть подрухстнула слегка, как тост на сковородке, а повернувшееся лицо ответило уже взглядом из лежачего положения.

Статья №.. часть… УПК РСФСР.

Второй попробовал чем-то взмахнуть: левая Витькина кувалда, как бы нехотя взбивая гвоздь, клюкнула его по голове. Чего-то, видимо, поняв, более сокровенное, чем лежащий первый, второй милиционер скаканул, шарахнувшись, через кусты и побежал. Очень быстро побежал, пытаясь что-то на бегу выхватить из кармана.

Витька решил не догонять. Он повернулся к обалдевшему Бену, обнял его рукой, развернул от места действия и собрался идти дальше.

— Витьк, — не выдержал обалдевший Бен, — это же милиционеры.

— Менты, — поправил Витька, — и потом, их тоже учили с детства вежливости.

Аллейка, обнятая кустами и прижатая ночью, имела разрывы для перехода с нее на левую или правую сторону улицы только в четырех местах, на неказистых перекрестках. На следующем таком перекрестке Витьку с Беном уже ждали казистые люди в синих нарядах. И началось.

Бена как-то оттеснили, дав ему сильного пинка, он не волновал никого. Витьку сразу и зло подхватили под руки с заламыванием оных два мента. А третий, верзила такой, уже протягивал грабли из «воронка», с нетерпением ожидая. И еще двое страховали по бокам. Нельзя было сосчитать, сколько сразу рассерженных (мужицких, неуставших) рук протянулось к Витьке.

Трижды, как в былине, подтаскивали они Витьку к машине и трижды он, подпрыгнув и упершись ногами в подножку, резко отталкивался спиной назад, роняя себя и ментов на грязный шершавый асфальт.

Бежать ему не хотелось, как-то хмельно и радостно было посостязаться с пятью мужиками. Ведь если по-простому, то это такие же мужики, как и все, только надели на себя униформу и выкаблучиваются. Как и он, ну — чуть постарше, ему двадцать, а им на десяток, другой больше, — порезвились и разошлись.

Он забывал, что мужики — это мужики, а милиционеры — это милиция. И резвиться с ними не надо, они не привыкли к резвости, а если и привыкли, то не так, не к такой. Видит Бог.

Но ничего, им оставалось потерпеть недолго. Совсем пустяк, два переулка до шестого отделения, в подвале.

Витька попробовал, не следуя правилам былин, четвертый раз дернуться, повалив милиционеров за собой, но кто-то коротко и больно вбил кулак ему в сплетение, и он, хрипнув, задохнулся, закашлялся и поддался.

Ладно, чего там, порезвились и разошлись.

В комнатуху отделения милиции ввалились вперемежку и непонятной гурьбой. Витьки за пятью мундирами видно не было. Он сопротивлялся, когда вели, не понимал, зачем это, уже достаточно, хватит, порезвились, да еще в дых ударили. Ладно, квиты, он прощает.

Комната имела один выход со старой покосившейся дверью (в те времена еще организация милиции не имела лучшего, нужного, главного).

Он удивился, что столько милиционеров сразу разместились и нашли себе применение в маленькой, ну, по крайней мере, небольшой комнате.

К покосившейся двери сразу стал один и так и оставался стоять, пока не шевельнули.

Один сел к столу, достав чистый лист протокола. Второй быстро подошел к окну и, задернув шторы-занавески неприятного мышиного цвета, остался стоять пока возле. Двое, что-то схватив, забежали Витьке за спину. А третий, верзила, покачиваясь на носках, остановился против него.

Витька почувствовал, что ему завязывают руки. «Зачем, — подумал было он, потом решил. — Пустое».

Витька Агапов — лучший нападающий города по волейболу. Когда-то, чтобы рука у него прокручивалась на 360 градусов по отношению к оси тела для направления удара и мяча в любую точку волейбольной площадки, вычитал у йогов одно занятие. Даже упражнение, правильнее. Начинать надо было с палки. И, взяв ее двумя руками сзади, сначала широко расставив их, возвращать из-за головы вперед. И по неделям сводить их все ближе и ближе к середине, пока руки не сходились. Через полгода Витька уже проворачивал руки сзади вперед на карандаше, и кулаки его соприкасались. Как у куклы, когда крутишь одну руку, другая, привязанная на веревочку, продетую через середину тела, проворачивается тоже. На следующий день весь двор собрался смотреть величайшее представление. Небывалый трюк. Как Витька, которому завязывали веревкой сзади руки, извернувшись, как-то нелепо полуприсев, сам полусжавшись, тянул их сзади к голове и, дернувшись, резко бросал руки в апогей над головой, после чего они оказывались у него спереди, перед грудью. Это было дико и невероятно. Потрясенный двор молчал и с почтением трогал Витькины плечи.