— А есть от чего?
— Вы обо мне слишком заботитесь.
— Что вы, пустяки. Никогда не бывает слишком. К тому же мне нужно ехать в Нью-Йорк…
Я рассмеялся. И посмотрел на рюмки.
— Когда-то я читал классную пьесу «Алкоголики с высшим образованием», которая начинается так: «Сейчас это выпьем, и сразу бежать в магазин».
Она рассмеялась.
— Когда будете в Нью-Йорке, дам вам почитать.
— Я не предполагала, что вы планируете увидеться там.
— Ну, один раз вас нужно будет вывести куда-то — в ресторан.
— Если вы мне обещаете, что только один!
Ее глаза радостно сияли. Большие глаза. Чуть навыкате.
Мне нужно было выйти, и я встал, извинившись.
— Можно подавать горячее?
— Можно, но осторожно, — сказал я. Если бы я знал, что будет на горячее. И как горячо!
Актриса зажгла свет в ванной, который включался в коридоре. Я вечно путал и был тронут ее предусмотрительностью. Я вошел и начал мочиться — естественный процесс, и вдруг из … пошли белые комки и хлопья. Какая-то сильная, колющая резь.
От боли и неожиданности я невольно вскрикнул, она сразу вошла в ванную.
— Что случилось?
Я показываю ей его: бело-мутная жидкость выступает с конца.
— Вам больно? — Она целует меня в шею.
— Что вы, мне приятно.
— Что это?
— Вариантов может быть два, если я не забыл еще азы венерологии: гонорея или трихомоноз. Но так как боль пока терпима, я думаю, второе.
Я не могу поверить!.. И смотрю в ее глаза. Потом надавливаю на конец — белое вещество выходит снова.
— Выйдите, я заправлюсь…
Она бесшумно выходит.
Я беру туалетную бумагу… Выхожу и сажусь за стол. Смотрю на часы: девять вечера, я не знаю ни одного врача в этом городе. Папины однокашники уже давно умерли либо не практикуют.
Она вопросительно, с тревогой смотрит на меня.
— Кажется, мы не едем на море. Кажется, мы вообще никуда не едем.
Мне предстоял разговор, за который, чтобы не состоялся, я отдал бы все мои опубликованные книги. Возможно, неопубликованные — тоже.
Она внимательно ждала. Как женщина ее рода, уровня и класса…
— Когда вы были в последний раз и с кем? С кем, я думаю, не важно.
— Год назад, он архитектор, — спокойно ответила она.
— Год назад?! Я сомневаюсь…
— У меня нет причин вам говорить неправду, это ничего сейчас не изменит.
Логичная девушка. Я начинал заводиться.
— Когда вы были в последний раз у гинеколога?
— Года полтора тому назад.
— Вас что, здесь не учат, что женщине нужно ходить на гинекологический осмотр раз в полгода?
Она улыбнулась:
— Вы давно уехали.
— И за целый год, если верить вашей версии (она вздрогнула), вы ни разу не почувствовали никакой рези, раздражения, неприятных ощущений, выделений или запаха??? Словом, ничего!..
— Абсолютно, — искренне ответила она.
Восклицание подарило мне маленькую, но надежду: может, это вульгарный уретрит, реакция канала, перепил водки — я никогда не пил столько.
— Таиса, я не могу поверить, что из девяти миллионов человек вы нашли себе одного, который должен был заразить вас этой дрянью.
— Он был на редкость воспитанный человек, из очень известной семьи. Папа его построил много зданий для Империи. Мы провстречались шесть месяцев…
— Вы понимаете, что такую дрянь подхватывают мужики обычно от самых последних блядей, шлюх и потаскух, которые спят с кем попало.
Она никак не отреагировала и спокойно спросила:
— Что это за заболевание?
— Трихомоноз — это венерическое заражение.
— Я никогда не слыхала про такое.
— Вы что, серьезно?
— Думаю, что да. А как оно передается?
— Путем полового акта. Или — акта полового. Как правило. Весьма редко через воду: озеро, бассейн, море.
— Я не была на море два года, — сказала она, подумав.
Когда-то я думал, что прибью ту, которая наградит меня первый раз венерическим заболеванием.
Кто б мог подумать, кто будет первой. Мне хотелось ей сделать больно, как было больно мне внизу. Но не физическая боль волновала (когда-то мне вогнали железный кол в голову по ошибке, и я не плакал), а душевная. Я никогда в жизни не болел грязным заболеванием, и — глупо, но очень гордился этим, это давало ощущение чистоты и незапятнанности. А теперь… Я не мог поверить, что эта девушка, актриса, дочь известного режиссера могла наградить меня, как последняя шлюха. Впрочем, мир искусства здесь — большой бардак.
Она ожидала, что я скажу, без всякого покаяния или вины.
— Так с кем вы спали еще, Тая? Тот, с кем вы спали в последний раз, и наградил вас этим заболеванием.
— Алешенька, но я год ни с кем не была, даже больше. Я клянусь вам всем святым. Я клянусь вам папой и мамой.
Я был ошарашен. Я вздрогнул. Я не мог ей не верить.
Первые слезы выступили из ее глаз и коснулись щек. Коснулись и потекли. Я был слишком заведен. Мне нужно было что-то делать, но что я мог делать — в глуши, на краю света, где в девять часов вечера окна домов были уже темны, а улицы — мертвы. Надо было немедленно остыть и решить, как ликвидировать будущие последствия-рецидивы заболевания, которые могли быть хуже, чем само заболевание.
— Что толку плакать?
— А что я могу еще делать, если вы мне не верите.
— Это все, что вас волнует?
— Да!
Меня тронуло ее трогательное восклицание. Я сентиментален, к сожалению.
— Лучше развеселиться.
— А заболевание?
— Оно вылечивается, я думаю. У вас есть знакомые доктора?
— Нет, у меня даже своего гинеколога нет. Они мне не нужны были никогда… — Она осеклась.
— Хоть лечиться будем вместе, — сказал я с легкой иронией.
— Может, это просто воспаление? Что-то не то съели?
Я посчитал.
— Сегодня пятый день, как мы пере… спали; инкубационный период от трех до шести, все точно совпадает. Клиническая картина, как в учебнике венерических заболеваний.
Я заметил, как на слове «переспали» она вздрогнула.
— А какое лечение есть?
— Флагил, французские таблетки. Нужно выпить 21. Раньше этот препарат стоил безумные деньги. Но есть ли он в вашем оазисе…
— Сейчас у нас много иностранных препаратов, а деньги я достану.
Я грустно усмехнулся:
— Да, деньги — это единственная проблема, которая существует у нас с вами. Забудем до завтра. Давайте выпьем лучше.
Она с удивлением вскинула влажные глаза:
— А разве от этого вам не будет хуже?
— Водка — наилучшая провокация, а еще вернее — с пивом, так что завтра наверняка буду знать, что у меня. И у вас! Самодиагностика.
Я налил себе большую порцию. Выпил, не ожидая, и пошел в туалет. Мысль о мочеиспускании была тягостна. Но я хотел точно знать. И я узнал. Потекло, как из рога изобилия.
Я сменил туалетную бумажку и укутал пациента в бумажную шаль.
— Пойдемте спать. Завтра предстоит веселый денек.
Она медленно поднялась. Мы разделись и легли.
Несколько мгновений продолжалось молчание. Я положил ей руку на грудь, потом коснулся бедра.
— Вы не разделись? — Она обычно ложилась голая.
— А вам… можно? — спросила тихо она.
— Если у вас это есть, то я от вас ничего нового не приобрету и вам ничего нового не подарю. К тому же второй лучший способ для провокации — половой акт.
— Как быстро все изменилось, как быстро, — грустно сказала она. — Теперь это — провокация.
«Это не моя вина, — подумал я, — не моя вина».
К утру, однако, все успокоилось. Моча была совершенно прозрачна. Вспомнив урологические уроки папы, я взял стеклянную банку и пописал в нее. Разболтал и стал смотреть. Плавало две-три тонко-белые нити, никаких хлопьев. До десяти была допустимая норма. Я не до конца успокоился. Видимо, приступ вульгарного уретрита, резкий. Столько пить!
Тая сидела на кухне и тщательно, сосредоточенно красила глаза.
— Как вы себя чувствуете? — с видимой тревогой спросила она.
— А я похож на больного? — пошутил я.