Наконец над ухом прозвучал знакомый голос:

– Жива?

Говорил Коля, только очень тихо.

– Жива, – ответила я. – А ты?

– Тоже жив.

– Ты не ранен? – забеспокоилась я.

– Нет. Только кусок стены ударил в бок.

– Какой кусок стены?! – закричала я, как раз когда Коля с меня поднялся и помог встать мне. Я прижалась к его груди. Я дрожала, но рядом с Колей было спокойно. С ним я чувствовала себя в безопасности и… Нет, нет, я не должна чувствовать ничего подобного в такой ситуации!..

В ответ на мой вопрос Коля показал на обломок длиной сантиметров тридцать и шириной около двадцати. А я-то, услышав про «кусок стены», представила себе совсем другое… Какую-то огромную бетонную плиту.

Я осмотрелась. До меня еще не дошло, что произошло. Кругом валялись какие-то обломки, правда, небольшие. Я перевела взгляд влево и в ужасе уставилась на какой-то непонятный кусок, залитый кровью. Это была… нога. Человеческая нога! Без тела!

– Не смотри. – Коля меня развернул.

– Что это?.. – спросила я и тут же поняла. – Андрей Павлович мертв?

Коля кивнул.

– Его разорвало на части.

– А… Римма?

– Пока не знаю. Подождем на улице. Степан Петрович выйдет и все расскажет.

Я бросила взгляд вправо – меня привлек какой-то непонятный треск. Дверь квартиры напротив жилища Светозаровых оказалась выбита, там происходило что-то непонятное.

– Уходите! – закричал снова появившийся на площадке Степан Петрович. Он был… не такой, как всегда. От увальня не осталось и следа. – Дом может рухнуть к чертовой матери! Ждите на улице!

Ждали мы долго. Вначале принеслись пожарные и мгновенно приступили к работе, потом приехали какие-то коллеги Степана Петровича, журналисты, бросившиеся к Аполлинарии Крыловой и Алексу Мерлину, которые тут же стали давать интервью. Они не забывали, что им обоим нужно как можно чаще засвечиваться в СМИ. А тут такая прекрасная возможность! Оба даже не стряхивали куски штукатурки с волос и плеч.

Удивительно, но, кроме Андрея Павловича, никто не пострадал. Во-первых, он оказался прямо напротив раскрытой двери, а все остальные были еще или на ступеньках, или даже на предыдущей площадке – и успели упасть на пол. На лестничной площадке, конечно, потребуется ремонт, но не капитальный. Вероятно, штукатурка и куски стены осыпались от сотрясения, а не оттого, что в них попало ядро. Оно попало в соседнюю квартиру – то есть прошло сквозь Андрея Павловича, которого разорвало на части, – и влетело к соседям. Там начался пожар, и именно его тушили примчавшиеся по вызову следователя пожарные расчеты. Та квартира пострадала больше всего.

Пушка, стоявшая в прихожей Светозаровых, все-таки оказалась действующей. Вероятно, Римма об этом знала, только не говорила мне. Хотя все гости считали ее декоративной – своеобразным элементом интерьера, которого ни у кого нет. Более того, она стояла заряженная, и Римма знала, как из нее стрелять. Может, ей об этом рассказывал Андрей Павлович? Может, они на природе развлекались, в своем загородном особняке или его окрестностях, и только потом поставили пушку в квартиру? Или Андрей Павлович хотел оставить за собой последний выстрел, если вдруг его когда-то придут арестовывать? У него теперь не спросишь.

Наконец мрачный Степан Петрович вышел на лестницу и закурил. Он больше не играл роль, не паясничал и не юродствовал.

– Римма Ивановна жива? – робко спросила я.

Он кивнул и сообщил, что хозяйка при виде представителей правоохранительных органов попыталась покончить с собой при помощи еще одного пистолета – точно такого же, как тот, из которого застрелили Анну и Петра Годунова.

– Она призналась в… совершенном?

– Да. Все было так, как рассказал Андрей Павлович. – Следователь тяжело вздохнул. – Ну почему люди не могут спокойно жить со своими огромными деньгами? Сколько преступлений совершается из-за этого! Почему две бабы не могут поделить мужика? Да и было бы кого делить…

– Вы о чем? – не поняла я.

– О ком. О Петре Годунове. Отношения Андрея Павловича и Риммы треснули после того, как известный поэт-астролог совратил их дочь. Андрей Павлович не мог простить этого однокласснику, Римма же ополчилась на дочь, которая, как она считала, увела у нее любовника. И началось… Мама соперничала с дочкой, папа бил морду любовнику обеих, запирал жену и дочь, но не помогало ничего. Просто латиноамериканские страсти на берегу Невы. Одноклассники Андрея Павловича тоже вмешивались в конфликт, причем кто-то помогал маме встречаться с Петром, а кто-то дочке. Все были в курсе и все давали советы, которых никто не просил. И на этом фоне еще чуть не умер сын Светозаровых от очередной передозировки. Просто кошмар какой-то!

– И господин Светозаров возненавидел жену и одноклассников, которые лезли не в свое дело, – сделал вывод Коля.

– Что будет с Риммой Ивановной? – спросила я.

– Думаю, что хороший адвокат объяснит все дело психическим расстройством, да и у нее, по-моему, на самом деле не все в порядке с головой. Это ж надо – из пушки пальнуть! Хорошо, что дом старый, его надежно строили, и капитальный ремонт тут не гастарбайтеры делали. Выдержал. Я, признаться, боялся, что рухнет. А Римма проведет годик-другой в психушке, возможно, даже в элитной. Потом выйдет и будет наслаждаться наследством. Завещание-то, которое Тоня показывала всем участникам событий, на самом деле не подписано. Хотя Римма убила наследодателя… По закону ей ничего не должно отходить. Но с этими богатеями никогда не знаешь, что получится. Не один раз имел с ними дело. – Степан Петрович сплюнул. – Не знаю.

Но завещание было подписано, правда, совсем другое. Андрей Павлович подписал его на следующий день после завершения встречи одноклассников и вызволения нас всех из водного плена. Мне отходило то, что в «проекте» предназначалось Римме, – однокомнатная квартира и десять тысяч долларов. Я не ожидала такой щедрости от хозяина и была безумно счастлива. Римме полагалась оплата услуг адвоката, если они ей потребуются. Андрей Павлович оставлял крупные суммы Аполлинарии Крыловой и Алексу Мерлину. Им их должно было хватить – соответственно на новую концертную программу и новое издательство. Также из оставшегося после Светозарова богатства следовало оплачивать содержание его сына в элитной зарубежной клинике. Кое-что перепадало актрисе Тоне и чернокожей красотке Диане – за оказанные услуги. Отписывались небольшие суммы каким-то дальним родственникам и верным сотрудникам.

Все остальное делилось на три равные части – между дочерью, внуком и Валентиной, которую я знала как подругу Алекса Мерлина.

Валентина оказалась троюродной сестрой Андрея Павловича, проживавшей в Новгороде. Римма про нее даже не слышала, и вообще, как знал Андрей Павлович, она терпеть не могла всех провинциальных родственников, даже тех, кого ни разу в жизни не видела, – заочно. Когда она познакомилась с будущим мужем, тот не поддерживал отношений с новгородцами, этим занималась его мать. Но потом он стал строить и в Новгороде, встретился с родней, которой дал работу. Родственники работали хорошо, особого отношения к себе не требовали и вообще, кроме зарплаты, ничего от богатого питерского бизнесмена не хотели.

Потом случилась история с Петром Годуновым. Ко всему в придачу дочь Лиза еще и забеременела, о чем в слезах сообщила отцу. Матери по понятным причинам она сказать этого не могла. Андрей Павлович не представлял, чем может закончиться конфликт, если Римма узнает о беременности дочери от поэта-астролога, и решил выслать ее из города. Для ее приема новгородские родственники подходили прекрасно. Конечно, он хорошо оплачивал содержание дочери. Лиза родила здорового мальчика, сама поправила свое здоровье на натуральном питании и свежем воздухе, забыла про Петра Годунова, но теперь хотела вернуться в Петербург. Валентина на протяжении всего периода пребывания Лизы в Новгороде выступала в роли этакой дуэньи. Более того, она по профессии терапевт.