Это во многом звучит как критика массового общества, разве что идеал благородного дикаря — не поиск экзотики, а ностальгия по собственному европейскому ушедшему прошлому. Руссо даже казалось, что город Женева сохранял определенную невинность и чувство настоящей общности, которое можно уберечь от дальнейшего разложения. В работах Гогена и Флобера мы видим аналогичное желание вернуть утраченное Европой. В Египте Флобера привлекала грубая простота повседневной жизни, разительно отличавшаяся от жеманства, снобизма, самодовольства и расизма французской буржуазии. Он нашел в Египте уважение к ценностям, которые больше не одобрялись его обществом. Но неприязнь у Флобера вызывала исключительно французская элита, он никоим образом не критиковал обычаи и ценности масс. Подобно Руссо, он искал убежище от лицемерной упорядоченности европейской жизни.

Это контрастирует с контркультурными взглядами, согласно которым нам нужно полностью сменить западные культуру и способ мышления. Появляющийся из подобного стремления экзотизм — это уже не желание возвращения к примитивной первобытности, а скорее желание чистого «иного» — изменения ради изменения. Многие бунтари контркультуры утоляли данное стремление чтением литературы в жанрах фэнтези и фантастики (внеся продукцию, созданную в этих некогда маргинальных жанрах, в списки бестселлеров). Знакомясь со сказочными странами — от Гипербореи из цикла «Конан-варвар» Роберта Говарда («Варварство — это естественное состояние человечества. Цивилизация — состояние неестественное») до Средиземья из «Властелина колец» Дж. Р. Толкиена — бунтари контркультуры страстно желали жить в среде, полностью отличной от нашей. В особенности они жаждали попасть в «магический» мир — такой, где обычные законы физики и общества не действуют. Они мечтали о временах, когда «власть людей» (по выражению Толкиена) еще не наступила.

В то время как некоторые довольствовались одними лишь фантазиями о таком мире, другие отправились на его поиски. Одни люди делали это буквально, разыскивая, например, Атлантиду. Другие пытались найти его через наркотики, полагая, что ЛСД, кактусы пейоты дают возможность перемещаться в другие измерения. Но основная масса надеялась найти альтернативу в незападных культурах, где по-прежнему процветали культ колдовства, а репрессивные структуры западной технократии еще не захватили власть. От «Сиддхартхи» Германа Гессе до «Учения дона Хуана» Карлоса Кастанеды — бунтари контркультуры отчаянно жаждали найти способ покинуть западную цивилизацию. «Тибетская книга мертвых» и «Книга перемен» стали библиями зарождающегося движения.

Результат этого — непомерное проецирование контркультурных стремлений и фантазий на незападный мир. Мы не можем найти Средиземье или познакомиться с представителями Великой Старой Расы в «пространстве между звездами», но мы способны совершить паломничество в Индию или отправиться в Непал, чтобы открыть неведомую экзотическую страну, расположенную далеко от нашей. Помимо этого, мы всегда вольны путешествовать в глубинах своего «я». Так или иначе, эскапизм, то есть уход от реальной действительности и общепринятых стандартов и норм общественной жизни в мир социальных иллюзий или в сферу псевдодеятельности, стал главным пристрастием контркультуры.

Хотя романтизация незападных культур, пожалуй, достигла своего апогея в 1960-х, она до сих пор сохраняет заметное влияние. Рассмотрим, к примеру, «добровольную простоту» (Voluntary Simplicity) — движение за возвращение к основам, получившее свое имя благодаря одноименной книге Дюэйна Элгина (1981), которая представляет собой конспект убеждений и методик, вытекающих непосредственно из идей контркультуры 1960-х. В своей современной инкарнации это движение представляет собой намеренную попытку отстраниться от цикла «работа-траты-долги», характеризующего современную жизнь. Но хотя «сокращение оборотов» нацелено конкретно на консюмеризм, движение, описанное Элгином, предусматривает гораздо более радикальное отрицание западного общества.

Движение добровольной простоты (ДП) возникло в результате решения, принятого хиппи, которые пришли к выводу о тщетности своих попыток изменить основные институты общества путем развития нового массового сознания. Для представителей «этой передовой культуры задачи сместились от трансформации общества к поиску новых способов жизни — таких, которые служат практическим и полезным выражением нового сознания. На место общественной активности пришли исследования новых способов жизни в низовых слоях общества». Развившуюся из этого политическую программу выражает лозунг «мысли глобально, действуй локально», хотя из книги Элгина ясно: политика заняла здесь периферийное положение, уступив место духовному развитию. Осознав, что крупномасштабных институциональных изменений ждать не приходится, бунтари контркультуры обратили взор внутрь себя, и целое поколение активистов пыталось выйти «за пределы интеллектуальной разобщенности и отчаяния, чтобы непосредственно соприкоснуться с тем местом, где все мы — единое целое».

Движение ДП никоим образом не выступает ни за бедность, ни за примитивизм, несмотря на явные отголоски призывов Генри Торо к жизни в лесной хижине. Ведь бедность подавляет личность, порождает беспомощность и отчаяние, между тем как цель ДП — расширять возможности и усиливать контроль. Суть простоты не в том, чтобы отказываться от всех современных удобств и не в том, чтобы отвернуться от прогресса. Задача ДП — пользоваться этими удобствами для более полного и насыщенного существования, для привнесения порядка и ясности в жизнь индивида. (Яркое выражение этих идей можно найти на страницах журнала Real Simple, являющегося одним из самых специфических плодов описываемого движения.) Речь не идет о том, чтобы отстраниться от мира, речь идет о поиске большего количества времени и энергии для более полного вовлечения в дела общества и внешнего мира.

Элгин даже составил в помощь читателям таблицу, где сравниваются «взгляды индустриального мира» и «взгляды мира добровольной простоты». Первая позиция рассматривает материальный прогресс как главнейшую цель жизни, причем идентичность человека определяется социальным положением и материальным достоянием. Делается акцент на его автономность и мобильность с очень сильной зависимостью от специалистов и бюрократических институтов, поддерживающих работу «государственной машины». В отличие от этой позиции, согласно взглядам ДП, основная цель жизни — равновесие и гармония между материальными и духовными потребностями, причем акцент делается на бережливость и скромность, на взаимопомощь в рамках самодостаточных и самоуправляемых общин. Самая главная задача движения ДП — способствовать внутреннему росту, процессу духовного развития, который позволит нам выработать новое видение окружающего мира.

В общих чертах план намеренного упрощения жизни не выглядит экзотическим. Идея о том, что правильная жизнь заключается в достижении должного баланса между материальными и духовными ценностями, является частью западной философской и духовной мысли со времен Аристотеля и по-прежнему занимает важное место в христианском учении. Во время обращения к верующим в честь наступления нового тысячелетия папа Иоанн Павел II выступил с критикой массового консюмеризма и призвал католиков оставаться верными духовным ценностям.

Ввиду этого странно наблюдать, что большинство приверженцев движения ДП отвергают так называемые западные религии (иудаизм, католицизм, протестантизм) как путь к внутреннему росту. Элгин рассказал о проведенных исследованиях в рядах приверженцев ДП, в которых он спрашивал, какие средства «внутреннего роста» они применяют. Всего 20 % опрошенных назвали традиционные западные религии, в то время как 55 % сообщили, что используют медитационные техники дзен или трансцендентальную медитацию. Мало этого, опрашиваемые смогли назвать даже более чем одно подобное средство. Так, помимо медитации 46 % опрошенных назвали биофидбэк и визуализацию, 26 % — гештальт-терапию и 10 % — психоанализ. Причин недоверия к традиционным религиям две: структура их организаций и специфическая природа якобы свойственных нам духовных потребностей.