Лексические разряды слов, послуживших основами фамилий, тоже интересны, но при обязательном условии: никоим образом не смешивать с семантикой фамилий. В противоположность семантике фамилий, которая географически менее различна, лексика их несравнимо богаче.

Самый частый лексический разряд — имена личные. Лучший пример — самое распространенное имя Иоанн. Оно принято многими религиями. Но имя — одно, а языковый облик его совершенно несхож. При исходном древнееврейском Иоханнан русская каноническая форма — Иоанн, обиходная — Иван (всех производных форм насчитано полтораста, от них происходят фамилии Ива́нов, Ивано́в, Ванин, Ванечкин, Ванькин, Вантеев, Ванютин, Ванюшин, Ванюшкин, Ванягин, Иванютин, Иванушкин, Иванюшин, Иванчиков, Иванченко, Иванцов, Ивашев, Ивашкин и т. д.). В справочнике немецких фамилий приведены 350 фамилий от этого имени (Иоханнес, Иоханнисман, Гроссиоханн, Люттйоханн, Иохансон, Ганс, Гансен, Гансов, Альтханс, Гроссханс, Гутханс, Ионе, Ионсен, Клейнханс, Гудериян, Хансман, Хензель, Хензелинг, Янсен и проч.)[275]. Во Франции — это Жан со всеми производными; у испанцев — Хуан (у русских через французскую передачу встречается Жуан), бразильский Жоан, английский Джон (фамилии Джонс, Джонсон), итальянский Джиованни, польский Ян (Яновский, Янчевский, Янчук и др.), армянский Ованесян (отсюда рус. Аванесов) — это лишь малая выборка. Немало производных и от других имен (Томас — Тома — Фома — Хома, Федор — Теодор — Тодор — Тудор), из латинского Лавр, Лавренций (Лаврентий) — Лавров, Лаврецкий, Лаврухин, Лоуренс, Лоренц, Лоренцо, Ларсен, Вавринец и пр.

Из нарицательных, как уже говорилось, широко отражены в фамилиях наименования профессий, чаще всего — кузнец, который у каждого народа был самым нужным и приметным: не случайно самая частая фамилия в Англии и США — Смит, у немцев — Шмидт (плюс производные Шмидтс, Шмитсон, Вальдшмидт, Клейншмидт, Купфершмидт, Мессершмидт, Хаммершмидт, Хуфшмидт, Эйзеншмидт и пр.); от шведской основной формы Смед больше сотни производных — Смедберг, Смедфорс, Смедхальм, Смедквист, Смедстрем…[276] Во Франции фамилии, производные от «кузнец», лексически разошлись: на севере и в центре — Фабр (Февр, Лефебр), Форжерон, а, например, в Гасконии — диалектные Хор, Хорийон (там «кузнец» Haure, с инициальным h на месте литературного f). Соответственно — португальская и бразильская фамилия Феррейра. Русская фамилия Кузнецов оспаривает первое место у фамилии Иванов, а на огромной среднерусской территории Кузнецовы встречаются многократно чаще, чем Ивановы. Самая частая фамилия поляков Варшавы — Ковальский, у хорватов — Ковачичек, Коварик, Коварич и пр.[277], у чехов — Коварж (Kovář), Коварик, Коварчик, Коваль, Ковалик, Ковальчик и др.[278] У венгров фамилия Ковач, славянского происхождения, вторая по частоте. Широко представлен кузнец и в фамилиях у других народов: латышская Калейс и (поэтическое) Кальвиньш, румынская Феррару, грузинские Мчедели и Мчедлешвили, армянская Дарбинян, тюркоязычные Темирчи, Демирчи, Демирджи. Характерно, что фамилий с лексикой именований по занятиям, т. е. включая и Кузнецовых, совсем не было у русских бояр, у крестьян — 4—6% фамилий, у купцов — 14—18%, а у венгров позднего средневековья — 25% фамилий — «этот тип характерен прежде всего для слуг и горожан», как заметил Б. Кальман[279]. К этой группе лексики следует добавить обозначения социального положения должностей.

Чрезвычайно характерны лексические источники финских фамилий. Все 10 самых частых фамилий финской столицы Хельсинки[280] содержат слова, указывающие на местную природу: Коскинен — koski — «водопад»; Лайне — laine — «волна»; Лехтинен — lehti — «лист»; Мякинен — mäki — «горка», «холм»; Хямяляйнен — Хямяля — местность в Финляндии; Виртанен — virta — «исток»; Ярвинен — järvi — «озеро»; Сальминен — salmi — «пролив»; Лехтонен — lehto — «роща»; Сааринен — saari — «остров» и т. д., ни одного исключения. Подобного набора нет ни у одного народа (не исключено отчасти шведское влияние, где такие элементы налицо, но несравнимо слабее); ‑inen — формант, образующий прилагательное. Ничего даже отдаленно похожего нет, например, в фамилиях мордвы, принадлежащей к той же финно-угорской семье языков, — они возникали в иное время и в иных исторических условиях.

Еще в полемике с В. Р. Кипарским о фамилиях, лексические источники которых связаны с миром пернатых, мной обнаружено, что такие фамилии вдвое чаще встречаются в Северном Поволжье, чем в Средней России («Имя и общество», табл. 26). Теперь могу привлечь новейший материал — перепись населения СССР 1979 г. В Медвенском р‑не Курской обл. их носят только 2,1%, а в Даниловском р‑не Ярославского Заволжья — 7,6% (среди них лидирует Соколов, оттуда эта фамилия распространилась на Среднее Поволжье). Не предположить ли, что такая частота обязана финно-угорскому субстрату? Следы, конечно, не прямые. Там обитали финноязычные весь и меря, тесное и длительное общение с русскими превратили их в русских. Это влияние могло сильно участить употребление личных нецерковных имен, удержанное и в XVI—XVII вв., отчества от них затем стали фамилиями. Предположение еще ждет проверки.

Сама система частотности фамилий резко различна у разных народов. Это различие не внешнее и не второстепенное, а очень существенное. Утверждают, что у 57 млн корейцев всего несколько сот фамилий. Такие самые частые, как Пак, Ким, Ли, по числу их носителей, очевидно, фамилии «миллионщицы». Для европейских народов характерна не концентрация фамилий, а, наоборот, огромный разброс их (в противоположность именам индивидуальным). В России носителей фамилий Иванов и Кузнецов гораздо больше чем по миллиону человек, но количество фамилий с небольшим числом носителей настолько грандиозно, что общая сумма фамилий у русских практически неисчислима — во всяком случае сотни тысяч! В Хорватии на 4,5 млн населения около 100 000 фамилий, из них самая частая — Хорват, ее носят 20 714 человек (1958 г.), а несколько тысяч фамилий ограничены каждая единственной семьей или даже единственным носителем.

Общее количество фамилий в Швеции как будто достаточно — в списке 1965 г. их более 150 тыс.; если отбросить устарелые, иноязычные и фамилии одиночек, все же остается 120 тыс. на 8 млн шведов. Но подсчет показал, что фамилию Андерсон носят 380 тыс. человек, Иохансон — 334 тыс., Карлсон — 334 тыс. человек; всего десяток самых частых фамилий охватили четверть всех шведов[281]. Такая масса однофамильцев создала в стране нестерпимую путаницу, стала государственным бедствием. Правительство и парламент оказались вынуждены принять законодательные меры, для разработки которых создан специальный научный аппарат. В 1963 г. риксдаг (парламент Швеции) принял закон, регулирующий фамилии. Опубликован список полутораста самых частых фамилий и обращение к их носителям с приглашением заменять на рекомендуемые, выработанные… электронно-вычислительной машиной, которой специалисты задали указания и ограничения. Из 900 тыс. фамилий, которые она выдала, отобрана и опубликована первая партия — около 56 тыс. фамилий.

В других странах до этого не дошло, но обилие самых частых повторяющихся фамилий (нелишне напомнить: в Москве 90 тыс. Ивановых, из них 1 тыс. — Иваны Ивановичи) изрядно затрудняет и учреждения, и население.

Таким образом, у народов Европы господствует резкий контраст: минимум фамилий максимальных по числу носителей каждой и максимум малолюдных фамилий.