Для историка, демографа и этнографа очень ценны данные о концентрации или, напротив, о «разбросе» фамилий. Это характеризует состав населения, его мобильность и отчасти хозяйственный уклад. Взглянем на пример д. Бородина Верхне-Суерской вол. Ялуторовского у. (ныне Курганская обл.). В 1858 г. она состояла из 19 дворов со 155 жителями. 147 из них были Бородины, которым принадлежали 17 дворов, кроме них, там жило еще восемь человек, носивших три другие фамилии[147]. В 1897 г. население этой деревни составило 126 человек (20 дворов), из них Бородины — 107 человек (19 дворов), остальные 19 принадлежали к 15 различным фамилиям, но из них только Климовы вели свое хозяйство[148]. Подобен состав д. Десяткино Табаринской вол. Туринского у., д. Струмной Благовещенской вол. того же уезда[149] и др. Такие примеры нередки, особенно на русском Севере и в Сибири.
А. Д. Колесников, указав, что с середины XVII в. в Западной Сибири вырастают фамильные гнезда, происходящие от одного предка, сослался на примеры, собранные С. К. Паткановым по данным конца XIX в.: в д. Быковой из 49 семей 48 — Быковы, в д. Копытовой из 24 семей 20 — Копытовы[150]. Не раз отмечено, «как из одного крестьянского двора постепенно разрастается целое селение. Еще в настоящее время очень многие сибирские деревни населены однофамильцами»[151]. В Туринском у. «имеются десятки селений, нередко в 20, 30 и до 50 дворов, где все жители носят одну или две фамилии»[152]. Это прямое следствие замкнутого натурального хозяйства. Для этого же времени мы наблюдаем и противоположные примеры: населенные пункты на оживленном тракте имеют фамилий в несколько раз больше, чем дворов и хозяйств. В одном дворе несколько фамилий — домохозяин и квартиранты, хозяин и работники — властное вторжение капиталистических отношений в былой уклад деревенской жизни.
Без истории фамилий невозможна история семей (хотя это не одно и то же: потомки не всегда носят фамилию предков). А история семей — серьезная научная задача. В 1897 г. Шанауровы и Желваковы распространены в одних и тех же волостях Притоболья, образуя несомненную этнографическую общность, их ареал вытянут с запада на восток — от Белозерской вол. до Мокроусовской, а Шабалины рассеялись вдоль р. Тобол — от Шмаковской вол. до Чернавской; от Кургана на юг разместились Охохонины. У каждой фамилии своя география. Сравнивая данные 1762, 1858, 1897 гг., видим фамилии, разрастающиеся численно и территориально, но есть и фамилии убывающие (Шмаковы).
Драгоценны фамилии Зауралья для изучения говоров. Не будем брать особо колоритные (Охохонины — южнее Кургана или Бескислых — в Мокроусовской вол.), возьмем массовые. Существенна разница: Ожгибесов (Суерская и Пятковская волости) и Ажгибесов (южнее — Глядянская и Плотниковская волости), но она ясна всем. А неприметная фамилия Бутаков (во многих волостях) — с «секретом»: на других территориях страны она пишется как Будаков; здесь просматривается характерная местная диалектная черта — оглушение звонкого согласного д→т в позиции между гласными[153]. Множество фамилий образовано из местных диалектных слов. Вот немногие из них:
Варакосов (Шмаковская вол.) — в бассейне р. Туры известно диалектное варакосить — «работать плохо, небрежно»[154].
Жиляков (Могилевская вол.) — отчество от прозвища жиляк — «скупой» из диалектного глагола на р. Тавде жилить — «скупиться»[155].
Зюзин (Белозерская вол.) — отчество от прозвища зюзя (здесь: «пьяница»)[156].
Копорушкин (Коркинская вол.) — отчество от капоруша — «человек с изуродованной рукой» (тавдинское, туринское)[157].
Матасов (Чернавская вол.) — в основе местное диалектное слово матас — «глухое место в лесу» (записано в верховьях Исети)[158].
Могутов (Коркинская вол.) — из северной и уральской основы могутка — «сила»[159]. Фамилия есть в Вологодской обл., вероятно, она принесена оттуда.
Фамилии сохранили и донесли до нас многие старинные русские слова и формы, исчезнувшие из языка — торлоп в Торлопов (Благовещенская вол. Туринского у.), стрепетать в Стрепетилов (Суерская и соседние волости Ялуторовского у.); общеславянское осьм‑ без протетического в‑, вошедшего в литературный язык, — Осьминин (в той же Суерской вол.) и др.
В Зауралье огромно количество фамилий, основы которых ускользнули от записи и неизвестны исследователям диалектов. Привожу некоторые с их «адресами» (к сожалению, по административно-территориальному делению на дату переписи — 1897 г.), может быть, собиратели диалектных слов в Зауралье еще застанут и запишут их от старожилов: Автеренков (Омутинская вол. Ялуторовского у.), Арцибесов (Слободобишкильская вол. того же уезда), Дерендяев (Рыбинская вол. Тарского у.), Кузиванов (Могилевская вол. Курганского окр.), Полудницын (Пятковская вол. Ялуторовского у.), Рякишев (Суерская и Коркинская волости того же уезда), Утюпов (Смолинская и Чернавская волости).
Первая попытка привлечь фамилии к изучению русского заселения Зауралья методом сплошного обследования показывает, что уже сейчас (при еще недостаточной разработанности ее методики) она может дать ценные свидетельства о маршрутах заселения, относительной датировке, составе переселенцев, местных говорах и т. д. (для каждого периода на каждой территории характерны свои стратиграфические признаки, их необходимо искать, приведенные же здесь — не единственные и, может быть, не лучшие). Кроме того, те же данные ономастики Зауралья, ценные для истории языка (в частности, для диалектологии), неоценимы для генеалогии, которая по Зауралью едва начата.
Сплошное обследование, опираясь на подсчеты, позволяет рассматривать явление в целом, а не оперировать отдельными примерами (которые хороши как иллюстрация, но непригодны как доказательства — примеры можно набрать любые). Статистический подход нов только в приложении к ономастическому материалу, вне же ономастики он хорошо знаком, например, исторической демографии (которая в исследованиях русского заселения Зауралья пока занимает господствующее место).
Работы В. В. Палагиной (Томск) заложили хороший фундамент изучению фамилий Сибири. По Зауралью первый вклад внесли В. П. Тимофеев (Челябинск), Н. К. Фролов (Тюмень) и их ученики. Но сделанное еще слишком мало по сравнению с объемом и трудностями несделанного.
Формы славянских фамилий[160] и их распространение
Для широкого читателя интереснее параллели фамилий, чем их формы. Парадоксально, что одна и та же фамилия Попов — самая частая и на крайнем севере славянского мира (у русских Архангельской обл.), и на крайнем юге его (у македонцев, живущих на границе с Грецией, у болгар, на юге и востоке Югославии), редка или даже отсутствует на большей части других территорий славянского мира. Самая частая у чехов фамилия Новак занимает по частотности четвертое место у хорватов, шестое у поляков Варшавы, встречается она довольно часто у словаков и словенцев; в телефонном справочнике Москвы 46 абонентов носят эту фамилию (кроме того, 18 Новаковских, 6 Новаков и 1 Новакович). У русских ей соответствует фамилия Новиков (200 абонентов в том же справочнике).
