— Без Маньки Дормидонтов не тронется… А если выкинешь — разозлится…
И еще раз зычным голосом Неберучев гаркнул:
— Господа, оканчивать наш милый праздник едем ко мне. Я предупредил по телефону, чтобы все было готово!
Манька-Ковбойка взвизгнула от радости.
— Ужасно люблю бывать в семейных домах!
Дормидонтов спросил:
— Всей семьей едем, или без дам?
— Всей семьей! Всей семьей!.. Я даже советовал бы дам забирать как можно больше! Потому, что у меня дома есть запас вин и закусок. Но запаса дам не имеется!..
— Будет! Будет!.. Неберучев такой хозяйственный, что дойдет и до этого… до склада дам.
— Ты меня в склад возьмешь? — крикнула Манька.
— Нет, ты у меня все вино перепортишь…
— Ми не пьючки. Нас склядивай нах скляд!.. Ми три скляди!..
— Немок беру. Все три сестры будут лежать про запас для Карла Антоновича!..
— Я тоже лягу! — Верка-Недомерка едва держалась на ногах. — Милый Иван Иваныч, вези меня на коленях… Я так не доеду…
— Я тебя посажу на колени к шоферу!..
Жюли была правой рукой Неберучева. Она была трезвее всех, хотя и симулировала опьянение.
Ее целью было отстранить от Дормидонтова Маньку-Ковбойку. Но Дормидонтову была более по душе Манька.
Жюли пробовала было вступить с ней в сделку.
— Даю четвертную, уступи мне старика.
— Только попробуй отбить. Я тебе публично морду рас-кровяню.
— Дура. Да ведь это для дела нужно. Меня Неберучев просил замарьяжить Дормидошку…
— А мне нет дела до твоего дела. У меня свое дело.
Все уж встали с мест, шумят, уговариваются, кто с кем поедет.
Пьяная Спаржа расплакалась:
— Ни за что не поеду в семейный дом! — сентиментально закатывала полные слез глаза и повторяла:
— Ах, семья! Это святое! Я сама происхожу из семьи. Ах, бабушка… Ах, тетки…
— Да ведь мы уже пили за теток!
— Едем, еще за бабушку выпьем!..
— Уговорили!
Жюли рассказала Неберучеву об упорстве Маньки.
— Не беспокойся, — многозначительно сказал он. — Она поедет. Но не доедет!
Платонов боялся, что все не усадятся в пяти автомобилях:
— Сколько нас?
— Четырнадцать человек и семь дам!
— По одной даме на двоих!..
— Я от своей порции отказываюсь! — процедил правовед. — Я удивляюсь, как вообще измельчала провизия… Раньше были шикарные дамы, устрицы… А теперь…
— Да ведь за бабушек будем пить…
— Урра!
Другие, не зная за кого, расходясь, пьют, поддержали. Темный коридор ресторана оживился беспорядочными криками.
Кто-то тормошил заснувшую на диване кабинета Верку-Недомерку.
Икая, она полубессознательно попросила воды.
Ей подали стакан, в который слили из разных рюмок и стаканов вина и ликеры.
— Долей пивом! — посоветовал Ефремов.
Та залпом выпила, глупо улыбнулась и спросила:
— Хрюшон?
— После такого захрюкаешь.
Глава тридцатая ПО ДОРОГЕ В СЕМЕЙНЫЙ ДОМ
У подъезда гудели и фыркали автомобили. Многие из компании уже уселись. Другие одевались.
Вперед поехал Неберучев и Платонов, захватив с собой не хотевшую отстать от подрядчика Маньку-Ковбойку.
— Ты мне нужна!.. — солгал Неберучев. — На Жюли я не надеюсь!..
— Да ты-то мне не нужен!
— Авось пригожусь.
Подумала и опасливо села.
Еще какого-то юнца прихватили, который еле отдавал себе отчет.
Ему понравился ликер «Банан» и он один вытянул около двух бутылок этой приторной жидкости.
— Господа! Поскорее! Не забудьте себя в кабинете! — кричал Ефремов.
Хлыщеватый Ван-Ливен пробормотал:
— Мне хотелось бы забыть себя в кабинете. Уж очень мне дамы не нравятся.
— От него все качества!
— От кого?
— От Дормидонтова. «Не люблю, — говорит, — я этуали-стых. В простых скусу больше!».
— Неужели Неберучев так боится его…
— Неберучев у Дормидонтова в руках…
— Ну идем……………………….
— Поедем пить за тещ!..
— Как все это тупо!.. Пошло!.. Еще Жюли, если бы она не была так пьяна, могла бы меня позабавить…
— Жюли! Нет, брат, шалишь! Жюли, это штука в руках Неберучева…
— Она хорошенькая!
— Местами недурна…
Автомобили мчались.
Дормидонтов, замешкавшийся было в уборной, поспел усесться только в четвертый автомобиль, где его поджидала Жюли.
— А Манька где?
— Эге! Хватил! Она с Иваном Петровичем. У нее с Бе-ручкой давно канитель. Она рада, что дорвалась до него.
— Ну и черт с ней! — недовольно буркнул поставщик. — Что же она мне башку тормошила!
Автомобиль мчался.
Вдруг на полдороге чей-то отчаянный бабий крик огласил улицу.
— Задавили мы кого-то!
— Мало ли тут девок шляется! Всех не передавишь!..
— Нет… Это не модель!.. Шофер, стой! Стой, каналья!..
На мостовой валялась… Манька-Ковбойка и голосила на весь Петроград.
Окровавленную, вздрагивающую, голосящую, беспамятную ее положили в автомобиль Дормидонтова и повезли, куда едут все. Подкатили.
— Ну что? У вас все благополучно?
— У нас Спаржа оскандалилась! Укачало! Морская болезнь…
— Как же можно подавать спаржу без соуса…
— А у нас Ковбойка под красным соусом…
Глава тридцать первая БОЧОНОК С ИКРОЙ
Неберучев гостеприимно просил:
— Весь дом к вашим услугам. Жена уехала ночевать к сестре.
Манька пришла в себя и, всхлипывая, рассказывала Дор-мидонтову, как Неберучев ее вышвырнул из автомобиля.
— Едем отсюда, Илья Ильич! Я тебе столько такого расскажу, что ты не опомнишься.
— Молчать!.. Она пьяна, — цыкнул на нее Неберучев. — Господа, в столовую!.. Илья Ильич, прошу вперед… Чем Бог послал!.. Закуска холодная и горячая… Может быть, мой повар спросонья что и переварил… уж простите…
Лакей сделал ему знак глазами.
— В чем дело? — подошел к нему Неберучев.
— Бочонок-то раскрывать что ли?
— Какой бочонок?
— С икрой… Который нынче прислали…
— Икра?.. Кто прислал?.. Тащи, тащи сюда. Мы ее из бочонка будем… Ставь на боковой столик… Ты ее во льду держал?
— Сейчас с погреба…
Под «ура» втащили двухпудовый бочонок и начали раскупоривать.
— А икра-то пахнет сыром!..
Неизвестно кто произнес этот каламбур, но все почувствовали себя неловко.
— Барин! Это не икра!.. А…
Иван не договорил, его словно отбросило от бочонка.
Нестерпимая вонь, трупный смрад охватил присутствующих.
Из жижи разлагающихся человеческих внутренностей виднелась голова с проткнутыми глазами и содранным скальпом. В паническом страхе все, давя друг друга, со стоном, с визгом бросились к дверям.
Спаржа упала и с ней повторилась опять морская болезнь.
Манька кричала:
— Это ему Бог за меня! За меня отомстил!..
— Полиция!.. Немедленно дать знать полиции!..
Кто-то повторял имя Невзорова.
— Какой Невзоров? Где Невзоров?
— Где!.. В бочонке!.. Это труп Невзорова.
— Петька Невзоров! — и Манька-Ковбойка с воплем бросилась к бочке.
— Как… Ты разве знала Невзорова?..
Манька запнулась за ковер, упала в лужу, образовавшуюся от растаявшего погребного снега и от всего пережитого, от падения из автомобиля, впала в глубокий обморок.
— Мммолчать! — раздался зычный голос Неберучева, но такой властный, строгий и неожиданный, что все вздрогнули.
Он стоял у выходной двери с ключом в руках:
— Молчать! Ни с места! Кто осмелился крикнуть полицию?
Все молчали и без того. Но Неберучев крикнул в третий раз:
— Молчать! Если войдет полиция, мы погибли!.. Я запер эти двери. Никто не смеет выйти отсюда, не дав смертной клятвы, что за будет обо всем случившемся и не проронит ни слова о мертвой голове ни врагу, ни жене, ни попу на духу…
— То есть как это… попу… — протестующе буркнул было купец.
— Мммолчать! Когда я говорю, все должны молчать! А в особенности ты, Дормидонтов!.. Разве ты, старый пьяница, не понимаешь, что ты первый же попадешь под суд, если только будет составлен протокол, из которого выяснится, что ты пьянствуешь с инженерами на моей квартире!..
