Эшлинг Копп заметила место удара, глядя в маленькие овальные иллюминаторы самолета. Черная впадина – шрам на лице города. Результат катастрофы, более разрушительной, чем все, что она видела на снимках последствий террористической атаки 2001 года, – атаки, которая была делом человеческих рук.
Что-то здесь изменилось.
На восстановление и расчистку завалов уйдут десятилетия. Необычно выглядел центр кратера, точки удара. Вместо камней и пепла там виднелось белоснежное пятно. Шатер. Такой же, как тот, что закрывал эпицентр происшествия в Стоунхендже. Того, что сотворили кахокийка и ольмек с древними кельтскими руинами.
С одним из мест, принадлежащих ее Линии. Древнее место силы латенцев.
Его использовали. Отняли. И теперь скрывали. Для Эшлинг эти белые навесы – знаки. Знаки того, что правительства напуганы, растеряны и ничего не понимают. Им не под силу исправить случившееся – метеориты уже упали, Стоунхендж уже преображен. Потому они скрывают ущерб, пока не разберутся, что к чему.
Но на сей раз они не разберутся.
Спустя несколько минут после того, как самолет обогнул Квинс, она заметила еще кое-что. То, что она хотела увидеть. Оно было там, на Броад-Чаннел, на вытянутом клочке суши, соединявшем Рокуэй Пенинсула и Квинс. Дедушкин дом… ее дом. Хрупкое бунгало на West 10th Road, выстоявшее даже после того, как космический метеорит, упавший всего в нескольких милях к северу, убил 4416 человек и покалечил вдвое больше. Все могло бы закончиться еще хуже, если бы метеорит упал не на кладбище. Покойные приняли на себя главный удар.
Эшлинг все еще была жива. И ее дом выстоял.
Надолго ли? Этого Эшлинг не знает. Долго ли продержится аэропорт имени Джона Фицджеральда Кеннеди, более известный как JFK? Белые правительственные шатры?
Весь этот мир?
Событие совсем близко. Ей известно, когда все произойдет, – но где? Если эпицентр придется на Филиппины, Сибирь, Антарктику или Мадагаскар, ее деревянный домик выстоит.
Нью-Йорк выстоит, JFK выстоит.
Но если Событие свершится где-нибудь в Северной Атлантике, гигантские волны обрушатся на побережье, смывая дома мили за милей. А если Событие произойдет на суше, если его эпицентром станет город, дом ее исчезнет в языках пламени за долю секунды.
Эшлинг уверена, что в любом случае это будет астероид. Что же еще? Именно его она видела на древних рисунках над озером Белуизо. Огонь придет с небес. Смерть придет с небес – оттуда же, откуда пришли жизнь и сознание. Огромный кусок железа и никеля, ровесник Млечного Пути, врежется в Землю и на тысячелетия изменит ее облик. Исполинский космический пришелец. Убийца.
В этом сущность кеплеров. Они убийцы.
В этом и моя сущность тоже. Теоретически.
Она подходит к длинной, медленно движущейся очереди к стойке иммиграционного контроля.
Почему она не пристрелила кахокийку и ольмека, когда была такая возможность? Возможно, тогда еще можно было все остановить. Возможно, в тот краткий миг она держала в руках ключ, который остановил бы Последнюю Игру.
Возможно.
Надо было сначала стрелять, а потом задавать вопросы.
Она проявила слабость.
«В Последней Игре ты должна быть сильной, – учил ее дед. Он начал повторять эти слова еще до того, как она получила право быть Избранной. – Будь сильной во всем».
«Мне нужно стать сильнее, чтобы остановить это, – думает она. – Больше я не дам слабины».
– Пройдите к тридцать первой, – прерывая ход мыслей Эшлинг, произносит индианка в строгом темно-бордовом форменном пиджаке. У служительницы аэропорта веселые глаза, темные губы и угольно-черные волосы.
– Спасибо, – отвечает Эшлинг. Она улыбается женщине, окидывает взглядом людей в просторной комнате, людей со всего света, самого разного сложения, роста и цвета кожи, богатых и не-таких-уж-богатых. Именно поэтому ей так нравился иммиграционный контроль в JFK. В других аэропортах обычно преобладали люди определенного типа, но только не здесь. При одной мысли о том, что всего этого скоро не станет, Эшлинг становится дурно. Не станет всех этих людей со всеми их жизнями, улыбками, смехом, терпением, вздохами.
«Когда они узнают? – думает она. – Только когда все уже случится?
В тот краткий миг перед концом? Или за несколько часов? Недель?
Месяцев? Завтра? Сегодня?»
Сегодня. Сегодня – это было бы интересно. Очень интересно.
Вскоре понадобится куда больше белых шатров.
Эшлинг подходит к стойке 31. В очереди перед ней – один человек. Атлетически сложенная афроамериканка в ярко-синем спортивном костюме и модных крупных солнечных очках.
– Следующий, – говорит офицер службы иммиграции. Женщина пересекает красную линию перед стойкой и через 78 секунд покидает ее.
– Следующий, – повторяет офицер. Эшлинг приближается, паспорт наготове. Офицеру около шестидесяти, у него квадратные очки и намечающаяся лысина. Наверняка считает дни до пенсии. Эшлинг передает ему паспорт. Тот выглядит потрепанным, на страницах множество печатей, но, насколько известно Эшлинг, на самом деле паспорт абсолютно новый. Всего за несколько часов до отбытия в международный аэропорт «Мальпенса» она забрала его из тайника на виа Фабиано. Туда его прислал дедушка 53 часами ранее. Паспорт был выдан на имя Деандры Белафонты Купер – так ее теперь будут звать. Деандра родилась в Кливленде. Побывала в Турции, на Бермудах, в Италии, Франции, Польше, Великобритании, Израиле, Греции и Ливане. Неплохой список для девушки 20 лет от роду.
Да, 20 лет. Если бы метеориты упали хотя бы на несколько недель позже, она бы вышла из возраста Игрока. Но Эшлинг отпраздновала свой день рождения, пока скрывалась в той пещере. Хотя «отпраздновала» – это не вполне точное описание: она съела жаренную на вертеле белку, запивая ее холодной водой из горного родника. Правда, после еды она позволила себе несколько кубиков сахара и два небольших глотка из фляжки с бурбоном из Кентукки. Но это все равно не похоже на праздник.
– А вы много путешествовали, – отмечает офицер, листая паспорт.
– Да-а, решила годик передохнуть перед колледжем. Лучше бы это было два годика, – отвечает Эшлинг, перенося вес с ноги на ногу.
– Направляетесь домой?
– Ага. В Бризи-Поинт.
– Так вы местная.
– Ну да.
Он прогоняет паспорт через сканер. Откладывает в сторону маленькую голубую книжечку. Печатает. Вид у него человека скучающего, но довольного – впереди пенсия. Внезапно его пальцы на секунду замирают над клавиатурой. Он слегка склоняется к экрану, потом выпрямляется снова.
Продолжает печатать.
Она ждет у стойки уже 99 секунд, когда он произносит: – Мисс Купер, я хочу попросить вас отойти от стойки и пообщаться с моими коллегами.
Эшлинг изображает беспокойство.
– Что-то не так с моим паспортом?
– Нет, дело не в этом.
– Можно я тогда его заберу?
– Боюсь, что нет. Пожалуйста, – он указывает одной рукой, вторая ложится на рукоять пистолета, – пройдите вон туда. Эшлинг уже заметила их краем глаза. Двое мужчин в форме, вооруженные M4 и служебными кольтами. Один ведет за собой на поводке очень большую и довольную жизнью немецкую овчарку.
– Меня что, арестуют?
Офицер расстегивает кобуру, но пистолета не вынимает. Эшлинг ловит себя на мысли, что впервые за 20 с лишним лет службы этот человек оказался в центре событий.
– Мисс, я не стану повторять еще раз. Пожалуйста, подойдите к моим коллегам.
Эшлинг поднимает руки и широко раскрывает глаза, позволяя навернуться слезам: именно так и повела бы себя Деандра Белафонта Купер, которая не была Игроком, но много путешествовала. Она старается выглядеть испуганной и беззащитной.
Отвернувшись от офицера, она направляется к мужчинам, спотыкаясь на ходу. Но они ей не верят. Более того, делают полшага назад. Собака делает стойку по тихой команде хозяина. Ее уши насторожены, хвост вытянут, шерсть на загривке встала дыбом. Второй, не тот, что ведет собаку, поднимает свое оружие и произносит:
