– И кто его?

– Предположение есть…

– Откуда у тебя время на частный сыск, капитан?

– Я за штатом. Нахожусь под административным расследованием… Проявил непочтение к закону.

– Меня это не удивляет, – усмехнулся Андрей.

– Шел ночью по Набережной аллее. Было темно, глухо… Навстречу из кустов – двое. Одного я узнал сразу. Жора Кубарь. Настрой у меня был на сыск – все время держал в уме образ – хромающий волк. Два убийства. Три судимости, побег. Объявлен розыск… Я без разговоров, без предупреждений влупил в него пулю. Потом второй выстрел для порядка вогнал в луну…

– Но это же…

– Точно. Это нарушение. Но мне, извини, не хотелось раньше времени лечь в яму. А не нарушил бы глупый порядок – улегся. У Кубаря рука в тот момент была в кармане на пистолете. Патрон в патроннике. Он только и ждал, когда лопоухий мент запулит в воздух. Я ему такого шанса не дал. Второй, который шел рядом с Кубарем, повалился на землю и стал орать: «Не убивай! Сдаюсь!» Только так и можно с этими паскудами дело вести. Только так…

– Зачем же я тебе, капитан?

– Вдвоем сподручней, старлей. Ты мне тыл прикроешь, я – тебе. Иметь дело с нашей клиентурой без подстраховки…

– Держи, – сказал Андрей и протянул капитану руку, открытой ладонью вверх. Катрич шлепнул по ней двумя пальцами, скрепляя мужской договор…

– Честь имею! Рад видеть вас, молодой человек. Проходите.

Маленький сухонький сосед-генерал был чисто выбрит и благоухал крепким мужским одеколоном. Голубая тенниска с короткими рукавами и черные тренировочные трикотажные брюки с красными лампасами составляли его домашний наряд.

Генеральская квартира обратила внимание Андрея своей просторностью и чистотой. Пол сиял светлым лаком, и, едва переступив порог, Андрей подумал, что именно так, должно быть, выглядели стены знаменитой Янтарной комнаты – окаменевший слой липового меда. В гостиной вдоль стен – от пола до потолка – все место занимали книжные шкафы, а книги поражали глаз не красочной пестротой современного переплетного материала, а почтенной старостью корешков. Подобное богатство обычно свидетельствует о древности рода книголюба, поскольку в таком количестве старинные фолианты редко попадают в руки собирателей через книжные магазины и чаще достаются по наследству.

– Проходите смелей. – Хозяин сделал приглашающее движение рукой. – Садитесь сюда, Андрей. – Он повелительно указал на диван, покрытый сине-красным потертым пледом. – Простите, поручик, но называть вас по званию не стану. Это внесет в разговор ненужную официальность. И вы зовите меня по имени.

Андрей кивнул.

Генерал взял со стола чайник и стал наполнять большую кружку, расписанную золотом и розовыми цветами. Запахло душистой заваркой.

– Отец ваш был хорошим офицером, Андрей. Чтобы вы поняли все правильно, поясню, что имею в виду. Полковник имел убеждения и не собирался им изменять. Все эти горбачевы, яковлевы, ельцины – шелупа на фоне людей чести. В память народа они, конечно, войдут, но под этикеткой «ренегаты». Пока было выгодно, они считали себя коммунистами. Стало невыгодно, оказалось, что они борцы с коммунизмом со стажем. Таким история не прощает ни клятвопреступничества, ни отречений. Ваш отец в убеждениях и чести оставался человеком незапятнанным.

– Вы говорите об этом, Степан Дмитриевич, так, будто честь отца подвергалась каким-то особым испытаниям.

Генерал подвинул к Андрею цветастую чашку:

– Выпейте это и оцените.

Андрей сделал вежливый глоток, посмаковал и сказал:

– Чудесный чай.

Лицо генерала довольно засветилось.

– Чай обыкновенный, молодой человек. Наш, российский. Из Краснодара. А вот заварка – фирменная…

Генерал помолчал, забрал подбородок в кулак и задумчиво погладил его, словно расправлял бороду.

– Испытания были и не простые. Вашего отца испытывали великим соблазном. Перед огромным соблазном. При желании он в один день мог стать обладателем миллиона или даже двух. Не рублей, долларов. Но он не продал чести даже за такие деньги, хотя мне теперь ясно, что именно отказ и стоил ему жизни…

– Что вы имеете в виду, Степан Дмитриевич?

– Это я и собирался вам рассказать, Андрюша. Примерно месяц назад, в одну из пятниц, Константин Макарович пришел ко мне перекинуться в нарды. Так вот, кинули мы кости, и выпало Константину Макаровичу шаши-шаши. Две шестерки, если по-русски. Полковник тогда усмехнулся и говорит: «Как ты думаешь, Степан Дмитриевич, могу я стать в нынешних условиях миллионером?» Я, конечно, рассмеялся. «Что, – говорю, – честь продать решил?» – «Почему так думаешь?» – удивился он. «А потому, – отвечаю, – что, кроме чести, у офицера ничего ему принадлежащего для продажи нет». Тут твой отец расхохотался. Говорит: «А ты угадал, Степан Дмитриевич. В десятку попал. Именно мою честь и хотят купить». И рассказал такую историю…

Андрей отставил кружки и застыл, словно боялся неосторожным движением или словом помешать генералу.

– Где-то за неделю до нашего разговора, – продолжал генерал, – к полковнику зашли двое. «Вы Бураков?» – «Я». —«У нас деловой разговор». – «А кто вы?» – «Мы офицеры армии освобождения Армении». – «Что, разве есть такая?» – «Как видите, мы перед вами. И нам нужно оружие. Для начала назовем автоматы, гранаты, гранатометы. За услугу миллион наличными». – «Давайте этот разговор прекратим», – сказал твой отец. «Два миллиона, – тут же повысили ставку армяне. – Один прямо сейчас». «Прошу вас уйти, – предложил им полковник. – Вы пришли не по адресу. Я не владелец оружейного магазина». – «Нам это известно, – сказал один из армян. – Зато все это имеется на складах, которые вам подчинены. В пятом и третьем хранилищах». – «Вы даже это знаете?» – удивился твой отец. «И не только это. Потому и решили иметь дело лично с вами…» Короче, Андрюша, весь их разговор пересказывать нет смысла. Главное – полковник выставил гостей и счел, что на этом дело закончено.

– Отец никому не докладывал об этом случае?

– Мне он о таком не говорил. Да и что даст доклад? Сейчас всех покупают. Во всяком случае, пытаются купить. Никого подобным сообщением не удивишь.

Генерал взял чашку и сделал большой глоток. Взглянув в его скорбные глаза, вдруг наполнившиеся слезами, Андрей деликатно отвел взор. Дрогнувшим голосом спросил:

– Так вы думаете, что смерть отца как-то связана с этим случаем?

– Уверен, – произнес генерал. Он достал из кармана платок и стал шумно сморкаться, чтобы, как понял Андрей, скрыть внезапную слабость.

– Мама часто говорила, что вы видели, как произошло покушение…

– Видел. – Голос генерала вновь обрел твердость. – По утрам, пока не жарко, я сижу на балконе и читаю свежую газету. Конечно, вполглаза смотрю и на то, что происходит вокруг.

– Вполглаза деталей не засечешь, – усомнился Андрей. – А в таком деле детали —главное. Генерал усмехнулся:

– Я, молодой человек, деталей не упускаю. Глаз разведчика – это, сами понимаете, что-то значит… Такова привычка – первым делом охватить всю обстановку общим планом. Увидел многое. И стрелявшего и других. Стрелявший сразу побежал к «Москвичу». Видел, как он сел, как машина отъехала…

– Номер не заметили?

– Я не подсматривал за ними, Андрюша. Я наблюдал. Для того, чтобы разглядеть номер, нужен бинокль.

– Значит, вы могли заметить и то, что происходило чуть раньше, до выстрелов?

– Конечно. Я видел, как «Москвич» подъехал. Потом из него вышел человек и вошел в киоск «Союзпечать». В тот, что на углу. Пробыл минут пять внутри. Вернулся к машине. После этого из нее вышел стрелок в темном плаще…

– Чем он привлек ваше внимание?

– Скорее всего своим плащом. Было достаточно тепло. Но мало ли кто и почему может утеплиться? Я просто заметил его и отложил в памяти. То, что он стрелок, понял, когда прогремела очередь…

– С какого расстояния велся огонь?

– Почти в упор, – сказал генерал и вздохнул.