– Мне говорят, что могла иметь место ошибка. – В голосе Андрея звучало нескрываемое сомнение. – Как вы сами думаете, Степан Дмитриевич?

– Когда днем с пяти метров стреляют в человека, вероятность ошибки чрезвычайно мала. Убивали, Андрюша, ты меня извини, они убивали, зная кого…

В обед Андрею позвонил Катрич.

– Нам необходимо встретиться, старлей.

– Я готов.

– Подъезжай на «восьмерке» к Речному вокзалу. Только надень гражданское. Отсвечивать в форме тебе не след.

Приехав в назначенное место, Андрей искренне удивился, увидев, что, несмотря на жару, Катрич был в брюках и куртке-ветровке.

– Мерзнешь? – спросил Андрей с долей подначки.

– Ага, – ответил Катрич спокойно и слегка отвернул полу ветровки. Во внутренних узких карманчиках ее Андрей увидел милицейскую рацию, магазин, снаряженный патронами. Из-за пояса брюк торчала пистолетная рукоятка.

– Вот так у нас, старлей, – заключил Катрич, одергивая полу. – Без хомута и шлеи даже при коне огорода не вспашешь.

– Что будем делать? – признавая промах, поинтересовался Андрей.

– Начнем мотать с нитки, – улыбнулся Катрич. – Их в нашем деле напутан во какой моток. – Он показал руками размер футбольного мяча. – Синие, зеленые, желтые. А следует вытянуть до конца свою – черную.

– Кончик есть?

– Как будто. В протоколах я нашел показания бабки, которая видела во время стрельбы на углу парня с зелеными волосами. Вроде пустяк, а мне кажется – можно потянуть.

– Как это – зеленые волосы? – поинтересовался Андрей удивленно. – Не бред?

– Думаю – нет, – заверил Катрич. – Это панки. Или пеньки, как у нас их зовут. К одному – к Сопле мы сейчас и двинем. Он где-то здесь на пляже кантуется. С утра до вечера. Вот так, старлей.

– Слушай, капитан, – сказал Андрей раздраженно, – кончай ты с этим «старлеем». У меня есть имя. Или я тебя начну называть «кэпом».

Катрич засмеялся:

– Кэп – слово морское. А я – казак. Так что зови есаулом…

Он повернулся и двинулся по широкой аллее, обсаженной кустами, к городской лодочной станции.

Солнце высоко поднялось над рекой и зверски палило землю. По прибитому вчерашним ливнем песку они прошли к пристани. На ветхом, давно не знавшем ремонта помосте – у города на пустяки нет денег, – свесив ноги, обутые в старые валенки, сидел усатый сторож.

– Салют, Васильич! – поприветствовал его Катрич и вскинул вверх сжатую в кулак руку.

– Наше вам! – Сторож приподнял морскую фуражку с золотым «крабом», и его лысина тускло блеснула. – Швартуйтесь, мужики. Посидим.

– Некогда, Васильич. Ты тут, случаем, пеньков не заметил?

– Вроде чалились где-то. – Старик махнул рукой вдаль. – Утром туда Сопля на буксире поволок Жабу харить…

– Мне Сопля и нужен, – сообщил Катрич.

– Тады там они, – махнул рукой лодочник в сторону ивняка, росшего вдалеке.

Они пошли по пустому пляжу, неухоженному и заплеванному. Обрывки газет, окурки сигарет, полиэтиленовые пакеты – все это валялось вокруг так густо, что местность походила на площадку, отведенную для вывоза городского мусора. Андрей пнул несколько пустых пивных банок, брошенных какими-то хануриками прямо там, где их распили. Банки, гремя, отскакивали и тут же застревали в песке.

За кустами тальника на старенькой дерюжке, брошенной на песок, распластались два тела. Тощий парень с ребрами, выпиравшими как прутья из плохо сплетенной корзины, лежал на животе, подставив солнцу голые половинки задницы, сплошь покрытые красными прыщами. Его подруга – рыхлая, белотелая, словно обсыпанная мукой, лежала на спине, закрыв глаза и бесстыдно разведя в стороны ноги. Ее объемистое обнаженное вымя жидко расползлось в стороны, напоминая медуз, выброшенных волной на берег.

Андрей остановился, не зная, как себя вести, потом смущенно отступил за куст. Катрич спокойно нагнулся, поднял нечто напоминавшее с виду рубаху.

– Прикройся, – сказал он и бросил тряпку на живот женщине. Та даже не шевельнулась. Больше не обращая на нее внимания, Катрич носком ботинка ткнул голого парня в пятку. Тот лениво повернулся на спину и глянул на подошедших из-под ладони, козырьком приставленной к глазам. Уныло протянул:

– А-а, родная милиция…

Тем не менее он даже не встал и остался лежать на спине, заложив руки за голову и выложив на обозрение тощие мужские принадлежности. Теперь Андрей увидел, что волосы у парня и в самом деле зеленые, словно подсохшие водоросли. Что пошло на их покраску – чернила или тушь, понять было трудно.

– Встань и оденься, – предложил Катрич строго и угрожающе приподнял ногу. – А то я тебе ненароком бампер сомну.

Сопля сел и примирительно прогнусавил:

– А я че? Я только констатировал: родная милиция…

– Не унижайся перед ним, – вдруг среагировала на его реплику девица и демонстративно перевернулась на живот. Андрей смущенно поднял глаза к небу, где невидимый самолет пенистой линией перечеркнул голубизну от горизонта до горизонта.

– Заткнись, Жаба, – лениво протянул Сопля, – пока я тебе не врезал.

– Ладно, кончайте свариться, – сказал Катрич. – Ты мне лучше расскажи, что знаешь об убийстве полковника?

– О том, что в газетах писали? – спросил Сопля. Он прыгал по песку на одной ноге, натягивая на другую брючину. – Только это и знаю.

– Значит, случай прошел мимо вашей кодлы? Вы о нем ничего не слыхали, разговоров никаких не вели?

– Почему? – не согласился Сопля. – И слыхали, и разговоры были…

– Какие?

– Так, общий треп.

– Что именно?

– Говорили, что полкан кому-то крепко насолил. Его и убрали.

– Кому именно он насолил?

– Откуда я знаю?

– Видишь, старлей, – вдруг меняя тон, сказал Катрич, – как мы бортанулись. Тащились сюда, парились, а он ничего не знает… – И вдруг резко, повелительно приказал: – Собирайся! Поедем в управление. Там я сниму допрос под протокол.

– А что я, начальник? – заканючил Сопля.

– А то, гражданин Андреев, что вас в тот день видели рядом с местом преступления. Факт зафиксирован в протоколе. Поскольку дружеского расположения вы не понимаете, в управлении мы проведем опознание, и все пойдет по законному пути…

– Начальник, – взмолился Сопля, – на понт берешь?!

– Ты меня знаешь? – спросил Катрич. – Я когда-нибудь против твоих зеленых волос что-то имел?

– Не-а…

– Тогда подумай, поперся бы я сюда по жаре на понт брать?

– Не-а, – согласился Сопля.

– Вот и делись тем, что знаешь, пока разговор между нами. Кого видел в тот день?

– Никого…

– Все, собирайтесь, Андреев.

– Капитан, – загундосил Сопля. – Клянусь, я не замазан. Они меня мигом пришьют, когда дознаются…

– Ты себя не чувствуй пуговицей, – успокоил его Катрич. – Твоя, – он кивнул на девицу, – не трепанет?

– Жаба? – спросил Сопля. – Не-а, она в порядке.

– Тогда ты чист.

– Всегда так говорят.

– Я слова когда-то бросал на ветер? – спросил Катрич сурово.

– Не-а, – согласился Сопля.

– Выкладывай. И не потей.

– Акула там был, – вздохнул Сопля, и глаза его испуганно расширились.

– Где именно?

– Он сидел за рулем. В той самой машине… Только вы меня…

– Слушай, Андреев, – сказал Катрич сурово. – Когда человек думает только о себе, он возвращается в состояние скота. Запомни это. Вот ты сейчас сделал доброе для общества дело и сразу назад. А ты думай о будущем. Оно рядом с тобой. У тебя такая прелестная подруга. А у вас, как я вижу, любовь…

– Подумаешь! – презрительно проговорила девица. – Тоже мне, ценитель!

Они возвращались к остановке по пляжу, который уже наполнялся людьми. Песок подсох, солнце пригревало сильней и сильней, и народ быстро осваивал заплеванное пространство, спеша внести свой вклад в засорение окружающей среды.

– Кончик ниточки мы зацепили, – сказал Катрич удовлетворенно. – Теперь важно не оборвать.

– Давить таких надо, – невпопад ответил ему Андрей. – Дерьмо собачье, а не люди… Катрич не понял.