Полковника Буракова хоронили с казенной армейской скупостью. Бортовая машина с тентом, под которым стоял гроб, обитый дешевой красной тканью, автобус ПАЗ со взводом почетного караула – вот и вся траурная процессия. В Придонске подобного рода похороны событием запоминающимся стать не могли. Здесь обращали внимание на тризны, которые справлялись с показным размахом и выставляемой на обозрение роскошью. Например, когда на кладбище отбывал Жора Марчук, вор в законе и глава малого предприятия «К новой жизни», его роскошный дубовый гроб, крытый черным лаком и отделанный латунными молдингами, везли на крыше бордового «мерседеса», за которым на целый квартал растянулась череда шикарных автомашин всех расцветок и марок. Большие деньги меняли хозяина, и весь город высыпал поглазеть на это. На магистралях, что вели к кладбищу, застопорилось движение. Вот то были похороны! О них говорили недели две и помнят до сих пор!

Андрей стоял у открытой могилы, мрачный, с пустым, невидящим взором.

Мокрые комья тяжелой глины застучали по крышке гроба. Сухим треском разнесся залп автоматов. Потянуло едким пороховым дымом. Должно быть, так же пахло во дворе, когда убивали отца. Тугой комок слез перехватил горло. Андрей сжал кулаки, вонзая ногти в ладони…

А дождь лил и лил, монотонный, раздражающий…

Поддерживая мать под руку, Андрей подходил к воротам кладбища, когда их нагнал сухонький старичок в потертой плащ-накидке армейского образца. Протянул узкую костлявую ладошку. Дребезжащим голосом представился:

– Генерал-майор Хохлов. Степан Дмитриевич. Выражаю искреннее соболезнование. Надеюсь, вы меня посетите. Есть что рассказать сыну офицера, которого я искренне уважал.

Генерал резко кивнул, обозначая нечто похожее на поклон. Сдвинул каблуки с налипшей на них глиной.

– Честь имею! – И отошел, держа у бедра черную шляпу.

– Кто это? – негромко спросил Андрей у матери.

– Наш сосед. Они с отцом в нарды играли.

– Он служит?

– Нет, давно в отставке.

– Почему же он назвал себя генерал-майором?

– А ты видел офицеров, которые гордятся отставкой?

Они замолчали, погрузившись в свои мысли. Андрей вел мать под руку, держа ее твердо, но в то же время по-сыновьи нежно.

– Жаль, Колюшка не сумел приехать, – вдруг сказала она, когда они вышли с кладбища.

Колюшка – младший брат Андрея – учился в Серпухове в высшем военном училище ракетных войск и на похороны отца не прибыл.

– Ничего не поделать, – извиняюще объяснил Андрей. – Он на стажировке в войсках. Телеграмма пошла в училище, пока ему сообщат…

Мать всхлипнула, плечи ее дрогнули, затряслись.

– Какие мы невезучие, – прорвалось сквозь рыдания.

– Мама, – сказал Андрей успокаивающе, – не надо плакать.

– Все, сынок, все, – согласилась она и зарыдала сильнее. – Ах, Андрюша, я уверена: отец погиб из-за чудовищной ошибки…

– Почему ты так думаешь?

–А как думать иначе? Твой папа был человек честный. Если бы он даже кого-то задел, оскорбил, его могли просто ударить ножом. На месте, где это случилось. А стреляют сейчас, когда в деле замешаны деньги. Причем немалые. У папы их никогда не имелось. Сам знаешь, офицерская зарплата позволяет жить чуть выше грани нищенства. Не мне тебе объяснять…

– Если это ошибка, то с кем его могли перепутать? – спросил Андрей хмуро.

– Не знаю, – в голосе матери звучало отчаяние, – совсем не знаю. И теперь уже все равно – с кем, почему, по какой причине…

– Нет, не все равно, – возразил Андрей. – Я это так не оставлю. Во всем еще предстоит разобраться.

– Андрюша! – Мать не скрывала отчаяния. – В чем разбираться? Ты не веришь в честность отца?

– Как ты могла такое подумать?! – возмутился он искренне. – Я просто не верю в ошибку. Тут что-то другое. Сегодня иду в милицию. Меня обещал принять начальник уголовного розыска.

– Милый, тебе нельзя уходить, сегодня поминки…

– Придется, мама. Мне почему-то назначили именно сегодня. В двадцать один час.

– В девять? – переспросила она. – Что так поздно?

Андрей пожал плечами.

– А к Хохлову ты зайдешь? – спросила мать озабоченно. – Не стоит его обижать.

– К генералу? Зайду, только завтра. Ладно?

Два квартала до управления внутренних дел Андрей одолел пешком. Тускло светили фонари. Под ногами хлюпали лужи. Навстречу брели унылые люди с опущенными головами. Таким свой город Андрей раньше никогда не видел. Ни смеха, ни звона гитар в скверах. Все спешили оставить неуютные улицы, добраться до своих квартир, безразлично проходили мимо магазинов и лавочек с идиотскими пояснениями, что они «коммерческие». Андрея уже давно удивляла глупость этого определения. Во всем мире коммерция – это торговля. Коммерческий магазин – такой же абсурд, как промышленный завод или лечебная больница. Но у нас никто не обращает внимания на глупости словесные, потому что все по горло увязли в глупостях бытия, куда народное стадо загнали пастухи-демагоги.

Начальник управления уголовного розыска полковник Георгий Анзорович Джулухидзе, красивый мужчина в возрасте чуть за сорок, с орлиным носом, седыми висками, одетый в прекрасный костюм, из-под которого выглядывали ослепительно белые манжеты рубашки, схваченные золотыми запонками с розоватыми топазами, встретил Андрея широким приглашающим движением руки, державшей сигарету:

– Проходите!

Полковник сидел за полированным огромным столом и беседовал с кем-то по телефону.

– Садитесь. – Он приветливо кивнул Андрею и, прикрыв микрофон ладонью, доверительно сообщил: – Начальство. – И пожал плечами: мол, ничего не поделаешь с неизбежным злом.

Андрей опустился на стул и огляделся. Еще недавно этот кабинет соответствовал высшим меркам советского канцелярского уюта: деревянные панели на стенах, полированная мебель, ряд телефонов на тумбочке у рабочего стола. Отсутствовал только главный элемент канцелярской советской икебаны – портрет очередного мудрого вождя и учителя на стене. Правда, за спиной полковника выше его головы просматривалось светлое пятно. Там, должно быть, до недавнего времени красовался лучший немец истерзанной России – Михаил Горбачев, на портретах которого художники, несмотря на свое воспитание в духе сурового социалистического реализма, никогда не обозначали родимое пятно, цвета запекшейся народной крови, осенявшее чело неудавшегося правителя. Ельцин чести быть помещенным в кабинете начальника уголовного розыска почему-то не удостоился. Скорее всего из-за отсутствия демократического парткома в управлении, который бы проявил заботу об обеспечении всех нужными портретами в нужное время. Впрочем, отсутствие президентского лика за спиной таило определенные удобства. Уйдет в тень временщик – от него будет легче откреститься, как он сам некогда открестился от тех, под чьими портретами просидел большую часть жизни, вкушая мед и пиво, которые по усам текли и в рот непременно же попали.

Окончив телефонный разговор, полковник демократично вышел из-за стола и сел на стул напротив Андрея.

– Насколько я понимаю, вы сын полковника Буракова? – спросил Джулухидзе. – Приятно, когда у смелого человека такие дети…

– Благодарю вас, – сказал Андрей и вежливо склонил голову. – Я к вам в надежде узнать что-либо новое по делу отца…

– Новое у нас тут каждую минуту, – сказал полковник и развел руки в стороны, словно старался показать, как много этого нового. – Вот только что вернулся с операции. Брали торговцев наркотиками. Отлучился на два часа, а здесь… – Он выдвинул ящик стола, вынул оттуда бумагу, положил перед собой, прикрыл ладонью. – Вот, сводка происшествий за сутки. Пять убийств. Два раза с применением огнестрельного оружия. Десять угонов автомобилей. Нанесения тяжких телесных повреждений. Изнасилования. Разбой… Симфония преступности, если угодно…

Андрей машинально кивал головой. Он вдруг понял: полковник готов говорить о чем угодно, только не о том, что его интересовало.

– Что-нибудь удалось установить по делу об убийстве отца? – спросил он, невежливо прерывая Джулухидзе.