— И только-то?! — удивился Валентин. — Да хоть целый день!

— Значит, договорились? — тихо спросил Акино. — Что бы ни случилось, три часа в моем распоряжении?

— А что может случиться? — Валентин воровато огляделся по сторонам. — Время Темных Сил нанесет ответный удар? Донован запряжет меня в очередную операцию?

— Не знаю, — пожал плечами Акино. — Главное, чтобы вы помнили: сначала — беседа с Акино, все остальное — потом.

— Договорились, — улыбнулся Валентин. — Между прочим, а что нам мешает побеседовать прямо сейчас?

— Рассвет, — ответил Акино. — Над вашим эльсимским курганом уже занимается рассвет.

Валентин хлопнул себя по лбу и поспешно поднялся на ноги.

— Значит, меня можно отпускать на Побережье без охраны? — спросил он у принца и обнаружил, что Обруч больше не давит на голову своими восемью килограммами. — И вы с Донованом уверены, что катастроф больше не будет?

— Совершенно верно, Валентин, — кивнул принц. — Делайте то, что считаете нужным, и возвращайтесь. Ни пуха вам, ни пера!

Валентин удивленно раскрыл глаза — в устах Акино русская присказка двадцатого века звучала как-то по-заговорщицки — и в результате не успел ответить. Холод портала заполз под воротник, заставив Валентина вздрогнуть, и в следующий момент место Акино занял Розенблюм.

Первые лучи солнца просочились в узкую щель между плотными тучами и горизонтом, осветив вершины далеких холмов. Розенблюм обернулся на вспышку открывшегося портала и скорчил недовольную физиономию; Валентин понял, что его бывший подмастерье ждал только Хеора.

— Рассвет, — сказал Розенблюм, показывая на солнце. — Где Учитель?

— Спроси у него, — пожал плечами Валентин. Он ни секунды не сомневался, что Хеор уже с полчаса околачивается где-то поблизости, испытывая терпение своего — а если быть абсолютно точным, то не-своего, — ученика.

Розенблюм приложил руки к груди ладонями наружу и закрутился на месте, пытаясь обнаружить Хеора при помощи какой-то хитрой магии. Валентин скептически покачал головой и прибег к собственному, куда более действенному способу разыскать учителя.

Он активировал Обруч и без труда угадал, которое из двух околачивающихся поблизости сознаний принадлежит Хеору. Появляйся, передал мысль Валентин; не заставляй его нервничать!

Я уже появился, ответил Хеор. Если у него есть глаза, он увидит!

Валентин раздраженно махнул рукой и с трудом сдержался, чтобы не выругаться вслух. Связался с кретинами, подумал он, теперь стой и не дергайся. До появления Акосты у нас целый час, на всех хватит.

А почему, собственно, я должен стоять? Валентин пожал плечами и материализовал себе кресло-качалку.

Розенблюм бросил на него злобный взгляд и с удвоенной энергией принялся сканировать окрестности. Валентин уселся в кресло, положил руки на подлокотники и легонько оттолкнулся от золотой поверхности кургана. Кресло закачалось, Валентин расслабился, и почти тут же начал придумывать способ обнаружить бестелесного Хеора. В конце концов, он и за мной в таком виде таскается; нужно иметь средство против лишних свидетелей!

Для маскировки Хеор наверняка использовал свою бестелесность. Чувствуя себя в стране мертвых как дома, он мог рассылать свои проекции в любую точку Панги, оставаясь в полной безопасности. Проекциями мертвых магов обычно выступали птицы, мелкие хищники и другие подвижные существа; так что задачка оказалась не из сложных. Валентин покрутил головой, обнаружил на фоне оранжевых по краям облаков парящего в небе ястреба и принялся насвистывать «мы смело в бой пойдем».

Розенблюм покосился на Валентина и мигом смекнул, что дело нечисто. Голова его медленно повернулась в направлении взгляда Валентина, глаза заметили несчастную птицу — и в то же мгновение правая рука сделала короткий рубящий жест. Удар грома едва не опрокинул Валентина вместе с креслом, вокруг ястреба закрутился длинный узкий смерч, и мгновение спустя Хеор соблаговолил-таки появиться перед Розенблюмом в своем истинном облике.

Розенблюм со всех сторон осмотрел черный туманный шарик и покосился на Валентина.

— Это и есть Хеор, — подтвердил тот. — В последнее время он научился обходиться без тела.

— Ты звал меня, Розенблюм, — выкатились из шарика лишенные интонации слова. — Я пришел!

— Вот Темное Пророчество, — сказал Розенблюм, вынимая из-за пазухи потрепанный манускрипт. — Я выполнил твое поручение!

— Ты? — переспросил Хеор. — Ты разрушил мое заклинание? Ты узнал у вампира, сколько катренов тебе предстоит собрать? Ты выдержал схватку с Емаем, чтобы узнать мои собственные катрены?

— Да, я использовал Фалера, — не моргнув глазом, признался Розенблюм. — Я также использовал Силу и самого Емая. Пророчество у меня — вот единственное, что имеет значение!

— Ты ошибаешься, — спокойно возразил Хеор. — Единственное, что имело значение — твоя способность учиться. Пророчество было условием, а не целью; ты должен был выполнить свою задачу в отведенный срок — или умереть. Ты выбрал третий путь, приняв помощь Фалера; но катрены, добытые им, уже ничему не смогут тебя научить. Ты оказался нерадивым учеником, Розенблюм.

— Я решил твою задачу, Хеор, — сказал Розенблюм, сжимая кулаки. — Право на моей стороне! Ты обязан взять меня в ученики!

— Право на твоей стороне? Ты уверен?

Валентин улыбнулся, услышав в голосе Хеора знакомые вкрадчивые нотки. Обычно одной интонации подобного вопроса хватало, чтобы противники великого мага тут же шли на попятную. Но Розенблюм, окрыленный успехами последних дней, закусил удила:

— Да, я уверен! Пусть нас рассудит Сила!

Вообще-то он так и не рассказал мне, как снимать проклятия, подумал Валентин. Пусть оба останутся в живых.

Черный шарик стремительно увеличился в размерах и превратился в полупрозрачную человеческую фигуру.

— Ты сказал, — произнес Хеор совершенно бесстрастно. — Руку!

Суд Силы, который Валентину пару раз уже доводилось видеть, был пангийским вариантом земной ордалии. По ритуалу противникам полагалось сцепить правые руки, как при армреслинге, и коснуться ими земли. Идиотская поза, которую они при этом принимали, по-видимому, и служила приманкой для Силы; как бы там ни было, Сила появлялась и наносила неправой стороне ощутимые телесные повреждения. При этом прослеживалась не слишком радующая Валентина закономерность — чем сильнее были противоборствующие маги, тем больше одному из них доставалось; уже на уровне мастеров смертельные исходы сопровождали каждый третий Суд Силы.

— Вот она! — воскликнул Розенблюм, явно незнакомый с судьбой Дон Жуана.

Дымчатая ладонь Хеора соприкоснулась с бледной ладонью Розенблюма; сжав кулаки, спорщики склонились к земле, намереваясь достучаться до Силы.

Валентин сложил руки на груди и привел кресло-качалку в движение. Надо бы пари заключить, подумал он, да не с кем. По классу противников покойник нам практически гарантирован; единственное, что может кого-то из них спасти, — это мой статус Осквернителя. Вот и проверим, на что я способен.

Послышался тихий, но очень неприятный хлопок, как если бы под землей лопнул толстый металлический трос. Хеор стремительно съежился в маленький черный шарик. Розенблюм медленно выпрямился, по-прежнему держа перед собой протянутую вперед руку; каждое его движение сопровождал громкий скрип. Валентин машинально сжал руку в «апельсин» и присвистнул — Розенблюм был наполовину превращен в дерево. Ноги его елозили по золоту, пытаясь найти участок с плодородной почвой; руки двигались с огромным трудом, одеревенев до кости.

— Достаточно? — спросил Хеор, зависнув рядом с поверженным противником.

— Более чем, — ответил Валентин, с опаской поглядывая на Розенблюма. — Как ты думаешь, он выживет?

— Я думаю о другом, — ответил Хеор. — Почему он до сих пор жив?

— А-а, — понимающе протянул Валентин. — И что же ты об этом думаешь?

Хеор подлетел к Валентину поближе и вырастил на черном шарике огненно-красный глаз.