— Антоний желает встретиться с Клеопатрой, — произнес он с насмешливой торжественностью, словно декламировал выученный наизусть текст из какой-нибудь драмы. — Он преподаст ей урок, который она не сможет запомнить, поскольку мертвые лишены способности помнить. Но это произойдет только в том случае, если трусливая овца, стоящая передо мной, согласится играть роль царицы.

Акробата встревожило торжествующее выражение, появившееся в глазах Аурианы. «Аристос прав, — подумал он. — Это существо родилось от совокупления Марса с Бешенством».

— Скажи ему, — ехидно усмехнувшись, произнесла Ауриана, — что Клеопатра дрожит от радости, что он, наконец, пожелал встретиться с ней в поединке и что она с нетерпением ждет этого дня.

Тем вечером Суния и Ауриана весело обнялись у себя в камере. Пока все шло так, как они задумали.

— Мы выиграли! — воскликнула Ауриана. — Чудовище проглотило наживку.

— Хвала богам за их мудрость! — сказала Суния и, смеясь, упала спиной на постель. — Ничто на свете больше не заставит меня войти в его вонючую камеру. У меня до сих пор осталась под ногтями поросячья кровь, а в ладонях занозы от его копья. Вдобавок один из этих дураков-стражников ткнул меня мечом. Он, должно быть, подумал, что я не очень-то похожа на мальчиков, убирающих в камерах Первого яруса.

— Ты сыграла свою роль превосходно, Суния, и вела себя мужественно. Отрадно слышать, что у него хватило духу вызваться участвовать в этом представлении. Признаться, я не ожидала этого от него и очень волновалась.

— Фрия не оставляет нас своими милостями. Кто может в этом сомневаться?

— Если только сам Эрато об этом не узнает. Однако у меня есть надежда, что о всей этой подоплеке ему ничего не будет известно. Если Планций не хочет сорвать поединок и опозорить свои Игры, то ни в коем случае не позволит Эрато вмешиваться.

— А кто такая Клеопатра?

— Предводительница племени, название которого я никак не могу вспомнить. Она проиграла войну с римлянами во времена их прапрадедов.

— Ауриана! Тебе не следует одеваться той, которая потерпела поражение. Это принесет несчастье!

— Человек, чью маску будет носить Одберт, тоже проиграл войну. Поэтому наши шансы одинаковы. От исхода этого поединка зависит наша свобода. Пусть Ателинда знает это, где бы она ни находилась. И пусть знают духи нашего народа. На третий день после ид, в месяце август я отомщу за Бальдемара и за всех наших покойников.

Кариний бесшумно выскользнул из огромных спальных покоев Домициана, имевших форму восьмиугольника, и направился вниз по широкому лестничному пролету, освещенному светом из прямоугольного отверстия в крыше. Прыжками преодолев выложенную мозаикой площадку у подножия лестницы, он ринулся в темный коридор, по которому ходили лишь сменяющиеся время от времени караулы преторианцев.

Одной рукой Кариний придерживал спрятанную под туникой бесценную ношу — стопку связанных между собой тонких липовых дощечек. Это был самый короткий и безопасный путь к покоям императрицы. Кариний лучше, чем кто бы то ни было разбирался в запутанном лабиринте из множества роскошных залов, кабинетов, личных апартаментов, служебных помещений, коридоров и переходов, из которых состоял новый дворец Домициана, построенный совсем недавно. Он уж почти добрался до заветной двери, как вдруг на его плечо легла рука преторианца с золотым шлемом на голове.

— Да это же императорский мерин! — и он поднял Кариния за тунику. — Ай, бедняга, кто-то взял и обидел его! Иди ко мне, красавчик, я утешу тебя. Что ты там прячешь?

Кариния охватил страх. Если преторианец увидит эту вещь, все пропало. В отчаянии юноша впился зубами в шершавую руку гвардейца. Караульный выругался и отшвырнул его от себя, словно щенка. Его басовитый, самоуверенный смех громким эхом прокатился по отделанным мрамором залам.

Арсиноя, служанка императрицы, впустила Кариния в ее покои. Оказавшись в безопасности, он чувствовал себя героем, вроде Прометея или Геркулеса — пока не проснулся Домициан. Все будет хорошо. Кариний знал, что после утех с ним Император спит теперь таким крепким сном, что его не разбудит и труба герольда, даже если ее приставить к самому уху Домициана.

Страх Кариния окончательно прошел, когда он подумал, что Марк Юлиан будет гордиться им.

— Кариний, дорогой мой, заходи. Что у тебя там? — прозвучал из кабинета голос Домиции Лонгины, нежный и мелодичный, словно переливы ручья, но тем не менее содержащий в себе тревогу.

Юноша определил, что императрица уже приняла некоторую дозу «бодрящего напитка». Тем лучше. Ей не будет мешать излишний страх. Он достал из туники пластины из липы и положил на стол.

— Список, дорогая матушка, существует, и Марк Юлиан не ошибся, все время ссылаясь на него. Мой повелитель прятал его на своем теле, вот почему мне так долго не удавалось найти его. Эти пластины находились в его нижнем белье, совсем рядом с половыми органами. Ни один человек, будучи в здравом уме, не догадается, занимаясь любовью, вешать на свой фаллос эти дощечки.

Не дождавшись от своей покровительницы ответа, он забрался к ней на колени и припал к роскошной груди, жадно сжав губами сосок. Кариний вел себя так, словно не мог противостоять блаженным воспоминаниям о своем младенчестве.

— Ты совсем потерял голову! — тело императрицы задрожало от возбуждения. Кариний не знал, какую бурю страсти он может вызвать этой лаской. — У тебя вместо мозгов мякина. Зачем ты это сделал?

Она спихнула Кариния с колен на пол. Удивившись, он поднял на Домицию Лонгину глаза, полные молчаливого укора. До этого она не сказала ему ни одного грубого слова и не повышала на него голос. Кариний почувствовал глубокую обиду, словно кто-то капнул лимонным соком на открытую рану.

— Он сказал «прочитать и запомнить», а не брать список. Ты остолоп, тупица. Тебе так захотелось заслужить похвалу, что ты чуть было не обрезал единственную ниточку, на которой мы все держимся.

Домиция помолчала, немного нахмурив брови. Сощурив свои близорукие глаза, она старалась разобрать каракули Домициана, похожие на узоры, сплетенные пауком.

— Нам конец! Нерву должны предать суду сразу после Календ. О, проклятая жизнь! Почему нас не спрашивают, хотим ли мы появляться на свет? Иди и сейчас же верни эта пластинки на место. Но сначала убедись, что он спит без задних ног. Пошел!

Тяжело раскачиваясь всем телом, Домиция Лонгина начала расхаживать по гостиной. Кариний, опасливо поглядывая на императрицу, попятился к двери, сжимая в руке ставший ненужным трофей. Слезы жгли его глаза. Он послушал немного, как императрица разговаривала сама с собой. При этом у него возникло неприятное ощущение какой-то свинцовой тяжести внизу живота.

— Я пропащая женщина! — сказала Домиция Лонгина стенам, обитым красивыми гобеленами и обставленным бюстами известных поэтов, безмолвно взиравших на отчаявшуюся императрицу со своих пьедесталов. — Уже второй раз он приговаривает к смерти человека, которого Марк Юлиан избрал ему в преемники. Он наверняка знает, что делает Первый советник и играет с ним в кошки-мышки. Среди заговорщиков есть предатель. Теперь меня могут арестовать в любой момент. Какую же кару он мне изберет? Что мне суждено: сложить голову на плахе палача или же он позволит мне самой уйти из жизни?

— Моя госпожа, это может быть простым совпадением! Он преследует всех подряд.

— О, чтоб Харон забрал тебя! Почему ты еще здесь?

Домиция Лонгина бросила в Кариния чернильницей. Юноша взвизгнул и выбежал из ее покоев, забрызганный черными пятнами.

Домиция Лонгина устало присела на кушетку, пытаясь высвободиться из объятий опиумной расслабляющей дремоты, окутывавшей ее мягкими, дурманящими волнами. Наконец, ее голова очистилась достаточно, чтобы обдумать план действий.

Как предупредить Марка Юлиана? Его необходимо известить в первую очередь. И нельзя посылать к нему кого-нибудь из своих служанок. Но кого же тогда? Да, он подойдет для этого поручения. В прошлом месяце она уже отослала Марку Юлиану один александрийский манускрипт, от него осталась копия, в которую можно зашифровать послание и отправить ему. То, что он вторично получает один и тот же манускрипт, насторожит его и он поймет, что произошла беда.