Аристос зашел в тупик. Он разрывался между старыми обычаями своего племени, испытывая к ним благоговейный страх, и между новым и славным настоящим, которым ему не хотелось рисковать. Все это приводило его в смятение.

«Это сумасшедшее отродье Бальдемара преследует меня везде, где бы я ни оказался. Она и эта вшивая карга Рамис заслуживают того, чтобы их похоронили заживо. Где-нибудь в глухом месте».

Аристос сделал широкий жест волосатой рукой, как бы отстраняя Ауриану.

— Отойди прочь! Мне некогда тратить время на разговоры с тобой.

Сделав несколько шагов, он опять остановился и скорчил гримасу. Что затеяла эта сумасшедшая? Он увидел, как Ауриана, взяв в руки посох, начала чертить на полу коридора, посыпанного песком, какие-то таинственные знаки.

«Проклятая колдунья!» — подумал он, и его сердце сжалось в комок.

Ауриана рисовала рунические знаки, эти зловещие глифы, способные искалечить судьбу человека, предсказать будущее или превратить окружающий мир в царство мертвых. Он узнал знак Водана, духа войны. Остальное было покрыто для него тайной, которой владели лишь колдуньи и жрецы Водана, а не честные воины. В голове у него родилась догадка, что перед ним — формула проклятья, и теперь его кости рассыплются в прах, а кровь застынет и высохнет, если он откажется принять ее вызов до следующего полнолуния.

Закончив чертить, Ауриана отошла в сторону, освобождая ему дорогу.

«Хитрая бестия! — подумал Аристос. — Она хочет заставить меня переступить через руны».

Спутники Аристоса начали с удивлением поглядывать на своего предводителя. Почему он колеблется, чего ждет? А ему между тем вовсе не хотелось переступить через эти страшные письмена. Ведь если он это сделает, вся эта страстная, таинственная сила, заключенная в них, начнет действовать на него. Иначе зачем бы ей чертить эти закорючки?

В толпе зашептались и стали с сомнением переглядываться. Безмозглые идиоты! Они ничего не ведают о той ужасной власти, которой обладают руны. Но вот до ушей Аристоса долетел чей-то шепот.

— Что с ним случилось?

Собрав в кулак всю свою волю, он грузно двинулся вперед, стараясь всем своим видом выказать полное пренебрежение к заклинаниям этой глупой женщины. Когда он проходил мимо Аурианы, его губы беззвучно зашевелились, произнося молитву против злого духа, а правая рука крепко сжала волчью пасть. Толпа поспешила расступиться, образовав широкий проход. Ауриана, окончательно обессилев, медленно опустилась на колени, но в этот момент ее успели подхватить лекарские помощники. К ним подбежали еще два служителя лазарета с носилками, на которые они положили потерявшую сознание Ауриану и почти бегом направились в лазарет. Теперь она стоила гораздо больше, чем утром, до выхода на арену, и в случае ее смерти по дороге в лазарет этих санитаров ждало серьезное наказание.

А прихлебатели Аристоса, стараясь угодить ему, наперебой излагали лестные для него версии поединка Персея с Аурианой.

— Я-то был там, все видел! — говорил один из них тем, кто его слушал. — Такой хитрой ведьмы здесь еще никто никогда на видел. Эта варварка сумела победить беднягу Персея только потому, что он поскользнулся и упал. А затем она облаяла самого Аристоса. Этим утром я видел, как маленькая сучка лаяла на слона — зловещее для нее предзнаменование.

Так эти подонки пытались принизить значение победы Аурианы. А ее тем временем доставили в лазарет, насквозь пропахший камедью и различными травяными отварами. Ее положили на стол, где обычно перевязывали раны и при необходимости делали операции. Пока она не пришла в себя, главный лекарь Великой школы быстро разрезал и снял с нее остатки кожаной туники. Затем на рану была наложена повязка из шерстяной ткани, намоченной в смеси уксуса и экстракта лосиного сычуга, что должно было помочь остановить кровотечение. Ауриана очнулась и вскрикнула. Уксус жег ее рану и причинял боль еще худшую, чем та, которую она испытала от меча Персея.

Вскоре пришел Эрато и попросил лекаря удалиться из помещения. После этого он привел Анаксагора вместе с его пятью наиболее искусными помощниками-невольниками. Это был тот самый Анаксагор, автор более ста книг о медицине, чье имя стало легендарным среди врачей после того, как он спас жизнь парфянского царя в то время как все его придворные лекари признали случай совершенно безнадежным. В Риме он оказался по просьбе Домициана для лечения одной из любимых наложниц Императора.

— Что, именем Венеры, он здесь делает? — шепотом спросил один младший лекарь школы у другого. — Ведь только Императоры и цари могут позволить себе пользоваться его услугами.

И лишь одному Эрато было известно, что Анаксагор был прислан сюда Марком Юлианом под клятвой сохранить все в тайне. Вообще-то такой визит вряд ли мог вызвать большие подозрения, поскольку в ту пору путешествующие врачи часто посещали подобные заведения по окончании Игр. Начинающие лекари изучали здесь анатомию, а те, кто успел уже создать себе репутацию, экспериментировали здесь с новыми способами сшивания ран, наложения швов и ампутации конечностей. Это было вызвано тем, что анатомирование человеческого тела было разрешено только в Александрии.

Прежде всего Анаксагор приказал убрать все сосуды с камедью и травяными экстрактами. Он не собирался использовать все эти допотопные лекарства. У него хватало своих собственных. Римские лекари не очень-то полагались на чистоту своих порошков и мазей. Обычно там бывало довольно много посторонних примесей. Эффективность же лечения Анаксагора состояла как раз в исключительно высоком качестве его снадобий. Их состав держался в строгом секрете. К раненой он не допустил никого, кроме своих проверенных помощников.

Оба младших лекаря наблюдали с почтительного расстояния, как Анаксагор вынул из своего мешочка с инструментами зонд и исследовал им рану, чтобы удостовериться в отсутствии инородного тела. Особенно удивило младших лекарей то, что Анаксагор не произнес перед этой процедурой никаких молитв и заклинаний. Он, как видно, полагался исключительно на свои знания и опыт. Когда ему стало ясно, что ни один жизненно важный орган не был задет, он приказал подать ирисовое масло, в котором он растворил камедь и добавил туда чистый, как афинский мед, скипидар. Этим раствором Анаксагор промыл рану и положил на нее полоску ткани, намоченную в маковом соке, чтобы уменьшить боль. После этого он приказал своим помощникам приготовить отвар из коры вяза для заживления раны. Когда Анаксагор начал зашивать ее человеческим волосом, шпионившие лекари были обнаружены и позором изгнаны из операционной. Они чуть было не сбили с ног Сунию, стоявшую снаружи на страже. Она попыталась войти внутрь, но невольники Анаксагора наотрез отказались впустить ее.

В течение последующих двух дней, как только Сунии удавалось обмануть бдительность главного повара, она тут же спешила к двери, за которой находилась Ауриана. Сунии казалось, что ее дух охраняет раненую Сначала она думала, что Ауриана — дочь вождя и потому должна скоро выздороветь, но после двух дней эти надежды начали таять — лица невольников Анаксагора оставались мрачными.

«Ты всегда оберегала меня, а я ничего не могу для тебя сделать! Ты — это вся наша страна. Ты — солнечный склон холма, весенние звезды, домашний очаг. Не покидай нас! Если твою жизнь возьмут боги, я долго не переживу тебя. Но кто услышит мои молитвы, ведь я ничего не значу. И все же я должна молиться и надеяться, что хоть какая-нибудь птица или бабочка донесет мои слова до Фрии. Живи, живи, великий и добрый друг!»

Очень порадовало Сунию то, что перед главным входом в школу стали собираться толпы людей, с тревогой справлявшиеся о здоровье их любимицы. Это были бедные ремесленники, молодые женщины из приличных семей, мелкие государственные чиновники и разодетые молодые патриции, от которых разило благовониями. Многие молча клали у дверей пальмовые ветви, выражая тем самым протест против решения Домициана отнять у нее победу. Молодые люди оставляли папирусы с любовными посланиями и букеты цветов.