Герцог лениво повернул голову для приветствия:

— Тернер.

Эш несколько секунд не сводил с него глаз, затем резко повернулся к тазу на туалетном столике и потом, не в силах более сдерживать интерес, перевел взгляд на беспорядочно стоящие лекарства в коричневых аптекарских бутылках. Он взял одну и повертел в руке.

— Что ж. Моя тщательно продуманная за все эти годы речь кажется слишком помпезной для этой комнаты.

— Ох, подтяните штаны и будьте мужчиной. Чего, ради всего святого, вы ждете? — Скрипучие властные нотки в голосе отца вызвали у Маргарет оскомину. — Покончим с этим, Тернер. Назовите цену. Мне надо поспать.

— Неблагородно трубить о победе пред закутанным в белое пугалом. — Мистер Тернер взял пузырек с опиумом и принялся тщательно изучать. — Однако, полагаю, другого пути вы не приемлете?

Герцог подавил раздраженный хрип.

— Приступайте, Тернер. Я умираю. У меня нет никакого желания тратить последние дни жизни на пререкания и выкручивание рук. Мы оба знаем, как все должно произойти — зуб за зуб, и всякое такое. Вы хотите, чтобы я умолял вас, как вы когда-то умоляли меня?

Маргарет понятия не имела, о чем говорит отец.

Но Тернер, вероятно, имел, поэтому сердито нахмурился.

— Вы все превращаете в фарс.

— А вы надеетесь на другое. — Парфорд фыркнул. — Хотите бросить мне в лицо мои же слова. Что я тогда сказал тому всклокоченному, дурно пахнущему существу, явившемуся ко мне? Ах да: «У нас так же много общей крови, сколько у королевы со свинопасом». Я ведь сказал — со свинопасом, верно?

— Скорее уж с угольщиком. В то время правил король Георг.

— Черт. Сколько дырок в памяти. Все же мы отклонились от сценария. Несмотря на все мои старания, вы здесь, наследный герцог Парфордский. Вы же не собираетесь тыкать меня носом? Ваша жажда мести удовлетворена? Или вы предпочитаете вонзить кинжал мне в грудь и выпить всю кровь?

Тернер стиснул зубы и потянулся к небольшому мешочку на поясе. В какое-то мгновение Маргарет ощутила, как ужас сжал ее грудь, она рванулась вперед, чтобы остановить его.

— Расслабься, девочка, — проворчал отец. — Что он может прятать в кошеле? Самую маленькую в мире шпагу?

Мистер Тернер мельком взглянул на сиделку, вытащил нечто из кошелька на поясе и протянул герцогу:

— Вот. Он ваш.

Парфорд посмотрел на свою ладонь, и поток его острословия иссяк. Еще несколько секунд он не отрывал глаз от предмета, а затем сжал пальцы.

— Тот шестипенсовик, — горько произнес мистер Тернер. — Когда я пришел к вам с просьбой о заступничестве, вы бросили мне в лицо эту монету и сказали, что единственное, чем хотели бы мне помочь, — дать денег на баню. Моя сестра умерла, братья… — Он покачал головой. — Я предупреждал, что заставлю вас сожалеть об этом поступке. И вот я здесь.

— Да. Мои поздравления. Вы украли герцогство. Меня должно это тревожить?

— Вы сами повинны в этом. Не я сделал детей бастардами. Не я украл у них наследство. Это сделали именно вы, будучи уверенным, что о первой вашей жене никогда ничего не станет известно. Теперь вы понесли заслуженное наказание.

Герцог откинулся на подушки.

— Я? Наказание? Едва ли. Я герцог — и останусь им до смерти, которая, надеюсь, придет совсем скоро. — Он широко зевнул. — Когда я уйду в мир иной, для меня уже не будет иметь значения, что ждет моих отпрысков на этом свете.

Маргарет затрясло в ознобе. Руки уперлись в гладкую оштукатуренную поверхность стены. Ее отец никогда не был человеком внимательным и ласковым. Тем не менее она верила, что он беспокоится о ней, пусть и несколько своеобразным образом. Сейчас, после его слов ей хотелось вжаться в стену или просто раствориться в воздухе.

Ее отец даже не повернулся в ее сторону.

— У вас создалось впечатление, что мне наплевать на тех щенков, что произвела на свет та белолицая девочка, которую меня заставили представлять женой. Это не так.

«Та белолицая девочка» была матерью Маргарет — добрая и тихая, сердечная, нежная и любящая. Всего шесть месяцев, как она лежит в могиле. Маргарет смотрела прямо перед собой ничего не видящими глазами и сжимала от волнения кулаки.

— А сейчас, если вы высказали все гадости, что хотели, уходите. Мне это надоело. — Герцог запрокинул голову и прикрыл глаза.

Тернер несколько минут не сводил с него глаз, желваки на лице напряглись. Бросив быстрый взгляд на Маргарет, он вышел. Девушка тихо затворила за ним дверь и повернулась к отцу. Он лежал не шевелясь, словно успел заснуть, хоть она и сомневалась в этом. Маргарет наблюдала, как медленно поднимается и опускается его грудь, и не знала, что думать.

Что же, ради всего святого, имел в виду мистер Тернер? Определенно он не первый раз видится с отцом. Для него это значило нечто большее, чем устранение наследников и присвоение титула, но если все верно, то Маргарет слышала об этом впервые. Более того, столь страшные слова, произнесенные отцом, были ли они сказаны с целью убедить мистера Тернера в том, что судьба детей безразлична старому герцогу, лишь для того, чтобы разрушить дальнейшие его планы мести? Может, отец всего лишь сказал правду?

Словно услышав ее вопрос, старый герцог открыл глаза. Вероятно, он заметил выражение безграничной боли на ее лице, поскольку громко выдохнул с видимым отвращением.

— О боже, Анна. Кроме того что ты девочка, так еще и незаконнорожденная. Не делай себя сама трижды никуда не годной тем, что станешь плаксой.

Маргарет не была плаксой. Все это время она прятала слезы. Но сейчас ее лицо окутала тонкая обжигающая паутина печали. За последние несколько месяцев она потеряла все: имя, когда Анна Маргарет Далримпл была объявлена незаконнорожденной, приданое, поскольку суд решил, что, коль скоро она прижита во грехе, не имеет права на средства, оставленные ее матерью.

Маргарет с трудом сделала вдох. Она освободилась от всего, кроме правды о самой себе. Нечто странное перекатывалось в животе маленьким шариком.

— Может, стакан воды? — спросила она ровным голосом.

Возможно, отец принял ее ровный тон за проявление покорности, поскольку скривил губы. Он не понял. Маргарет потребовалось все ее самообладание, чтобы не развернуться и не выбежать из комнаты. Мистер Тернер был прав в одном. Со стороны отца было наивысшим проявлением эгоизма — скорее цинизма — лгать ее матери, притворяться ее мужем, производить на свет детей, зная наперед, что им никогда не быть наследниками.

— Только никакой этой теплой дряни, — предупредил он.

На столике была лишь вода комнатной температуры, но ей совсем не хотелось отправлять ее в погреб в ледник. Собственно, в теперешнем унизительном положении сиделки придется идти вниз самой. Она налила стакан воды, в ее движениях не было вызова или пренебрежения, что доказывало, что она так и осталась прежней леди Анной Маргарет. Она не превратилась в безликую служанку в большом доме, подчиняющуюся герцогу.

Девушка склонилась над отцом и поднесла стакан к его губам.

— Фу, — скривился отец, и вода потекла по подбородку.

Однако он выпил, а она взяла салфетку и промокнула влажное лицо.

Если бы неизвестный художник видел эту сцену, он смог бы писать с них картину «Отец и дочь». Взгляд мастера уловил бы легкие движения руки, сжимающей льняную ткань, успокаивающие прикосновения к плечу. Ему были бы видны все лежащие на поверхности детали, предлагаемые для использования в палитре, отображающей любовь.

Но это было не так, уже не так. Маргарет когда-то, возможно, любила отца. Но не теперь. Однако в данный момент она не могла найти другого способа выражения чувств. Что ей осталось?

Повиновение. Долг. Почитание. Может, желание продемонстрировать отцу: «Видишь? Так могло бы быть, если бы ты не предал свою семью». Она даст ему понять, что для проявления благородства ей не нужен титул.

Все остальное было у нее украдено, осталось лишь то, что невозможно забрать.

Эш покинул комнату Парфорда и натолкнулся на ожидавшую его небольшую процессию. Экономка, миссис Бенедикт, представилась ему сама. Здесь же был дворецкий Смит и управляющий поместьем мистер Данридж. Согласно старой традиции, мистеру Тернеру предстояло ознакомиться с поместьем и выразить признательность за право наследования.