Сомерсет, август 1837 года

Так вот, значит, каково это — чувствовать себя героем-завоевателем.

Эш Тернер — когда-то просто мистер Тернер; сейчас же, после того, как судьба помогла ему добиться одобрения парламента, будущий герцог Парфордский — придержал лошадь и остановился на вершине холма.

Его взору предстало наследуемое им имение. Высокие каменные стены, зеленые живые изгороди, окаймляющие изогнутые склоны холма, представлялись лоскутным покрывалом, передающим все буйство красок середины лета. На обочине дороги стоял небольшой дом. Проходя мимо, он услышал приглушенный шепот деревенских детишек, смотревших на него во все глаза.

Через несколько месяцев он уже привыкнет к тому, что его постоянно все разглядывают.

Следом за ним подъехал и остановился младший брат. С высоты они могли прекрасно разглядеть поместье Парфорд — массивное четырехэтажное здание, сверкавшее на солнце оконными стеклами. Несомненно, кто-то приказал слугам дожидаться их прибытия. Через несколько мгновений они высыпали на крыльцо и выстроились в шеренги для приветствия нового хозяина.

Человека, укравшего герцогство.

На лице Эша заиграла улыбка. Он уже вступил в права, и никто не сможет их оспорить.

— Вы вовсе не обязаны это делать, — раздалось за спиной.

Это не мог быть никто, кроме его младшего брата.

Эш повернулся в седле. Марк смотрел на имение с отсутствующим выражением лица.

Этот отрешенный взгляд делал его взрослее, он казался старцем, наделенным одновременно огромной мудростью и безграничным мальчишеством.

— Это неправильно. — Из-за сильного ветра, поднявшего воротник Эша, голос Марка был едва слышен.

Марк был на семь лет моложе, из-за чего испытывал определенное уважение к старшему брату. Несмотря на опыт прожитых лет, ему непостижимым образом удалось сохранить почти болезненную чистоту. Внешне он был полной противоположностью брата — блондин, тогда как волосы Эша были темными; стройный, в то время как годы тяжелого труда делали плечи Эша все шире. Однако больше всего его отличала глубокая, почти святая невинность, Эш же чувствовал себя усталым и грубым. Возможно, именно поэтому последнее, чем старший брат хотел бы заниматься в момент триумфа, — обсуждение этических вопросов.

Эш покачал головой:

— Ты просил меня подыскать тихий загородный дом, где ты мог бы поработать в последние недели лета в тиши и покое. — Он сделал приглашающий жест: — Что ж. Прошу.

Внизу у крыльца дома стали собираться слуги рангом повыше, расталкивая друг друга и выбирая место ближе к массивным входным дверям.

Марк пожал плечами так, словно такие почести казались ему пустыми.

— Вполне подошел бы и дом в Шептоне.

В груди Эша все сжалось в тугой узел.

— Ты не вернешься в Шептон. Ты никогда туда не вернешься. Полагаешь, я выкину тебя из кареты на развилке дорог и позволю исчезнуть на все лето?

Марк наконец оторвал взгляд от приковывающей его внимание картины и посмотрел на брата:

— Вам следует признать, что даже для столь экстравагантной личности, как вы, это уже слишком.

— Считаешь, из меня не выйдет хорошего герцога? Или недоволен методами, которыми я воспользовался, чтобы получить приглашение во владения герцога на лето?

Марк тряхнул головой.

— Мне это не нужно. Нам это не нужно.

В этом и заключалась проблема Эша. Он хотел возместить брату все лишения, перенесенные им в детстве. Мечтал отплатить обедом из двенадцати перемен блюд за каждый голодный день, одарить тысячей перчаток за каждую зиму без пары теплой обуви. Он рисковал жизнью, чтобы заработать состояние и обеспечить их счастье. Однако оба его брата объявляют о своем полном удовлетворении вполне прозаичной простотой.

Та самая простота не станет для Эша компенсацией за поражение. Возможно, он отнесся к просьбе Марка с излишним вниманием.

— В Шептоне всегда тихо, — почти с горечью произнес Марк.

— Потому что Шептон умирает. — Эш пришпорил лошадь, и в этот же момент ветер стих. Задуманное как легкое ободрение прозвучало слишком громко. Он пустил лошадь по дороге к поместью.

Следом рысью поскакал конь Марка.

— Я знал, что ничего еще не закончено, — бросил через плечо Эш. — После Ричарда и Эдмунда Далримплов, которые больше не имеют прав наследования, ты четвертый в списке наследников титула герцога. Твои шансы велики. И будут расти.

— Значит, вы так определяете результат своих действий за последние годы? «Больше не имеют прав наследования»?

Эш проигнорировал едкое замечание.

— Ты молод. И красив. Не сомневаюсь, в Сомерсете найдется не одна прелестная молочница, которая пожелает познакомиться с молодым человеком, стоящим в шаге от герцогства.

Марк натянул поводья и остановился в нескольких ярдах от ворот.

— Скажите. Скажите, что вы сделали с Далримплами? С тех пор как все это началось, из вашего рта вылетают лишь ругательства. Если вы и могли заставить себя изъясняться прилично, то никогда не пытались.

— Боже! Ты ведешь себя так, словно я их убил.

Взгляд голубых глаз Марка стал напряженным. Эш не удивился бы, если подобное настроение подтолкнуло брата выхватить из сумки у седла острый меч, занести его над головой и потребовать отречься от Эдема навеки. Отражаясь от блестящего клинка, солнечные лучи рассыпались бы золотыми брызгами в светлых волосах.

— Скажите, — повторил Марк.

Брат крайне редко высказывал свои требования. Эш готов был дать брату все, что тот захочет, если бы тот… захотел.

— Хорошо. — Их взгляды скрестились. — Я представил доказательства заключения первого брака герцога Парфордского, таким образом, его второй брак был признан незаконным, а он объявлен двоеженцем. Дети считаются незаконнорожденными и лишены права наследования. Это дало возможность ненавистному пятому двоюродному кузену, то есть мне, стать единственным действительным наследником. — Эш вновь пришпорил лошадь. — Я ничего не сделал Далримплам. Просто рассказал правду о том, как много лет назад поступил их отец.

И он не собирается извиняться за это.

Марк фыркнул и поскакал за братом.

— Не следовало так поступать.

Но он поступил. Эш не верил в предсказания и прочую спиритическую ерунду, но временами у него возникали… предчувствия, пожалуй, хоть это слово тоже отдавало оккультизмом. Он предпочитал считать, что обладает развитой интуицией, некими почти животными инстинктами. Скрывавшийся в глубинах его души дикий зверь, способный различать честность и порядочность в поступках людей, не утратил свои способности под воздействием многих лет, потраченных на получение образования.

Когда он узнал о Парфорде, в голове явственно вспыхнула мысль: «Если я стану герцогом, то смогу избавить братьев от тюрьмы, которую они сами для себя выстроили».

Тяжкое бремя, довлевшее над ним, перевешивало, и даже положенное на другую чашу глубокое моральное удовлетворение не позволяло добиться равновесия. Потерявшие наследство Далримплы ничего не значили для него. Особенно после того, что Ричард и Эдмунд сделали его братьям. Истинная правда, он не проронил и слезинки в связи с их поражением.

Слуги заняли свои места и, когда Эш выехал на подъездную аллею, замерли в ожидании. Они были хорошо обучены для того, чтобы позволить себе любопытные взгляды, и достаточно услужливы и вежливы, чтобы излишняя строгость повлияла на их манеры. Впрочем, скорее всего, они слишком привыкли к своему жалованью, чтобы ворчать по поводу прибытия нового хозяина, посланного им судом.