Не произнося ни слова, следователь пристально изучал сидевшего перед ним Василия Рубика. Одутловатое лицо Василия не выражало ничего, кроме полнейшего равнодушия ко всему окружающему.
— Скажите, Рубик, сколько раз вы были женаты? — начал Глебов.
На лице Василия появилось недоумение.
— Как это сколько? — переспросил он. — Один раз!
— Кто же ваша жена?
— Надежда Ивановна Рубик.
— А Валентина?
— Валентина? — удивился Рубик, — но какая же это жена? Так, случайная связь… Познакомились за границей, демобилизовался, поехала со мной в Россию, пристала… насилу отвязался.
В голосе Василия звучало раздражение и даже презрение.
— Значит, случайная связь? — переспросил следователь.
— Конечно! — подтвердил Рубик. — Мало что бывает!…
— Тогда давайте говорить по-другому…
Глебов положил перед Рубиком свидетельство о его браке с Валентиной.
Загорелое лицо Василия вспыхнуло.
— Ну, а если так, то нечего вам и спрашивать! — буркнул он. — Подумаешь!.. Ну, под пьяную руку расписался, так что теперь?
— Да не в этом сейчас дело, конечно, — заметил следователь. — Двоеженство — это преступление, но говорить мы будем не о нем. Я хотел бы знать, где находится сейчас ваша первая жена?
— А кто ее знает! До отъезда за границу жил с нею в Воронеже, а потом потерял связь, и все из-за этой Валентины.
— Но ведь вы имели от нее письмо? — спросил Глебов.
— Нет, — уверенно возразил Василий. — Она и адреса-то моего не знала.
Глебов положил рядом со свидетельством о браке письмо, переданное ему Валентиной.
— Это письмо вы получили примерно месяца два назад от вашей первой жены Надежды Ивановны, из Воронежа. Попав в руки Валентины, оно вызвало семейный скандал, о котором вы не можете не помнить. Таким образом, я вторично изобличаю вас во лжи. Думаю, вам ясно, что полезнее говорить правду.
Рубик молчал. Лицо его судорожно подергивалось, губы что-то шептали.
— Расскажите о том, как к вам приехала ваша жена Надежда Ивановна и как этот приезд отразился на ваших отношениях с Валентиной.
— Жена приехала внезапно, — хриплым голосом заговорил Василий. — Мы не ждали ее приезда. Получился скандал. Валентина ушла…
— А ее вещи? — прервал Глебов.
— Кое-что она взяла, а то, что я ей покупал, жена не отдала, отобрала у нее.
— В том числе и платье из зеленой шерсти?
— Да… Но ведь отрез-то мой! — оправдывался Рубик. — Я купил его на свои деньги!
— Да, да, конечно… Ну, а потом что?
— Потом?… На другой день жена забрала вещи и уехала обратно в Воронеж. Не захотела со мной жить.
— Не совсем так, — возразил Глебов. — Ваша жена в Воронеж не возвратилась. Вот телеграмма — прочтите!
— А, может, еще куда поехала, почем я знаю, — легко согласился Рубик.
— Но и вещей Валентины она с собою не забирала. Вещи остались у вас, вы их начали продавать. Прочтите показания вашего дяди, Ивана Андреевича, у которого вы прятали эти вещи.
Рубик снова опустил голову.
— Припомните тропинку возле железнодорожной будки на десятом километре. Тропинка ведет в совхоз напрямую. Вы жили в совхозе и много раз ходили этим путем. Когда и с кем вы в последний раз шли по этой тропинке?..
Глебов выждал.
— Молчите? Тогда я вам напомню: вы шли со своей женой Надеждой.
— А хоть бы и так! — вырвалось у Василия. — Что ж тут такого? В совхозе живут родные…
— Нет! До совхоза вы не дошли. Что-то вам помешало. Пройдя от будки метров триста-четыреста, вы остановились. А потом?.. — Глебов бросил на стол перед Василием зеленый пояс.
— Молчите? Это пояс от зеленого платья Валентины… Он найден возле трупа убитой вами женщины. Поссорившись, вы ушли от своей второй жены; совершив убийство, вы избавились и от первой, а теперь нашли третью…
Глебов замолчал. Он ждал ответа. Он предвидел этот ответ. Рубик уже давно не смотрел в глаза следователю. И так же, не поднимая головы, он тихим, но твердым голосом сказал:
— Да, я убил ее… Когда ушла Валентина, у меня явилось желание убить Надежду. Я молча начал одеваться. «Ты куда?» — спросила Надежда. «Одевайся и ты, пойдем в совхоз к родным, там решим, как нам жить дальше», — сказал я. Она послушала. Взяла, как хозяйка, зеленое Валино платье, оглядела его, приложила к себе… Тошно мне было глядеть. Потом оделась. Помню еще пояс ей широк оказался, так она булавкой заколола. Потом мы вышли на улицу, на автомашине доехали до будки на десятом километре, а оттуда пошли пешком. Прошли по тропинке с полкилометра, Я шел сзади. Потом оглянулся, вынул из кармана складной нож и, не раскрывая его, несколько раз ударил ручкой в затылок Надежды. Она упала на спину, я открыл нож и начал бить ее куда попало. Не знаю, что тогда со мною сделалось, просто озверел. Потом понес Надежду по лесополосе и справа от тропинки спрятал в кусты, только сначала раздел. А одежду закопал в землю, туда же бросил и нож. В совхоз я не пошел, вернулся обратно. По дороге вымыл руки…
Василий замолчал. Лицо его приняло прежнее, тупое выражение.
— Эх! — с горечью закончил он, — сгубил меня этот чертов пояс! А я-то думал!.. Ну, да чего уж теперь говорить…
— Да, все, пожалуй, сказано, — согласился Глебов. — Только сгубил вас не зеленый пояс. Сами вы себя погубили…
Счастливый, удовлетворенный полученными результатами, Глебов возвращался в прокуратуру. Юрий Никифорович по его возбужденному, сияющему лицу видел, что пришел он, наконец, не с пустыми руками. «Молодец, парень, не зря я с тобой нянчился», — отечески думал о нем Лавров.
— Рассказывай, что привез? — обратился он к следователю, приглашая его в свой кабинет… Наконец, когда Глебов уже хотел уходить, Лавров остановил его:
— Минуточку, что же ты не рассказал мне, зачем тебя вызывали в краевую прокуратуру, когда я уезжал?
— Да видите ли, отдел кадров рекомендовал меня краевому прокурору на должность прокурора района.
— Ну?
— Я отказался.
— Почему? Это же явное повышение!
— Не в этом дело, Юрий Никифорович. Я хочу быть только следователем, и никакая другая работа в прокуратуре меня не прельщает. Так я и сказал Ивану Дмитриевичу, и он, кажется, понял меня.
