Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Будни прокурора

Будни прокурора - img_1.jpeg

Глава первая

I

Будни прокурора - img_2.jpeg

— Когда же мы увидимся?

Стоя на подножке вагона, Лавров глядел в опечаленные и ласковые глаза жены. Еще одна разлука! Сколько их уже было и сколько еще будет, а вот привыкнуть невозможно.

Протяжно и глухо прозвенел второй звонок.

— Скоро, Верочка, скоро, — сказал Лавров, выпуская из своей руки маленькую руку жены. — Похлопочу, чтобы не тянули с жильем. Постараюсь, в общем, ты же сама понимаешь…

— Уж ты похлопочешь! — проговорила, грустно улыбаясь, Вера Андреевна, прекрасно понимавшая, что в чем-в-чем, а уж в таких-то, в бытовых, делах муж ее — человек беспомощный, неумелый, от него не жди проку.

— Проходите в вагон, гражданин, — раздался за спиной Лаврова строгий бас проводника. — Отправляемся. Надо все-таки соблюдать…

Лаврову хотелось еще и еще раз обнять жену, но он успел лишь наспех поцеловать ее: вагон резко дернулся. Вера Андреевна легко побежала вдоль платформы, не отводя взгляда от окошка тамбура. Лавров медленно махал ей рукой, что-то, кажется, говорил, но она уже ничего не слышала.

Кончилась платформа. Вера Андреевна повернулась И быстро зашагала к выходу. Она спешила, беспокоясь, что сын вернется из школы и не сумеет попасть в квартиру.

По небу неслись густые облака. Порывистый январский ветер бросал в лицо холодные капли дождя.

Южная зима!..

Юрий Никифорович долго не заходил в свое купе. Он стоял в тамбуре, ожидая, пока медлительный проводник раздаст постели, а пассажиры устроятся на своих местах, разместив чемоданы и узлы. Свой большой, видавший виды чемодан Лавров легко закинул на багажную полку, едва войдя в вагон, и сейчас ему не о чем было заботиться. Началась беспечная дорожная жизнь — та, которую всегда с нетерпением ожидаешь и которая уже через несколько часов начинает утомлять своей бездеятельностью, а к концу первого дня окончательно надоедает.

Поезд несся по степным просторам. По толстому стеклу окна беспорядочно метались дождевые струи, и бескрайняя кубанская равнина выглядела заплаканной и тусклой. Черные квадраты зяби сменялись зеленовато-серыми полями озимых и светло-коричневыми — люцерны. По краям вспаханных полей и у ферм возвышались огромные скирды соломы, а по их верхушкам прыгали черно-сизые вороны. Унылая картина…

— Пройдите в вагон, гражданин, — услышал Юрий Никифорович уже знакомый бас проводника. — Подмести надо. Ишь грязи-то натаскали…

Лавров вошел в свое купе, поздоровался со спутниками, повесил на крюк объемистый портфель и, усевшись у окна, задумался.

Что ожидало его на новом месте?..

Нельзя сказать, чтобы Юрий Никифорович был встревожен предстоящими переменами в жизни, — нет, он слишком привык к ним. Он умел легко и быстро находить с людьми общий язык — язык немногословный, деловой, свидетельствующий о Лаврове как о человеке вдумчивом, проницательном и сдержанном. Эту сдержанность, умение владеть собою иные принимали за равнодушие, бесстрастность, но это только поначалу, пока не убеждались в том, что за тихим, ровным голосом Лаврова, за лаконизмом его фраз и внешней невозмутимостью кроются чуткость к людям, озабоченность их невзгодами, искренняя радость их удачам.

«Буратино!» — вспомнилось Лаврову шутливое прозвище, данное ему женой за внешнюю его невозмутимость. И словно на экране перед Лавровым возникла картина из его повседневной семейной жизни.

Незадолго до отъезда из дома он сидел за письменным столом, отбирая необходимые ему деловые бумаги. За спиной неожиданно раздался звон разбитого хрусталя. Сашка, зацепившись пуговичкой от куртки за бахрому скатерти, стащил ее на пол вместе с большой вазой, стоявшей на столе.

Юрий Никифорович даже не обернулся.

— Ах! — воскликнула Вера Андреевна. — Ребенок разбил такую вещь! В конце концов, это наш свадебный подарок! А ты даже головы не повернул…

— Если бы от поворота моей головы хрусталь обладал способностью склеиваться, я бы, Верочка, непременно обернулся, — без тени улыбки отозвался тогда Юрий Никифорович. — Да ты не горюй. На серебряную свадьбу полагается дарить серебряные вещи, и тогда даже Сашкин «дар разрушения» окажется не страшным.

— Буратино! — только и смогла с досадой сказать Вера Андреевна. А через минуту уже шутливо заметила: — Настоящий деревянный мальчик! Гляди, у тебя уже даже нос начал отрастать…

— Ты находишь? — серьезно спрашивал Юрий Никифорович. — Ну, ничего, длинный нос — это еще не так страшно, лишь бы не длинный язык. Я, конечно, не намекаю…

…Юрий Никифорович вспомнил сейчас эту сцену и мысленно улыбнулся. Ах, Верочка, Вера! Как хочется тебе иной раз поворчать, посетовать, устроить из случайной Сашкиной двойки настоящее семейное происшествие. И как быстро ты отходишь, вновь становишься ровной и веселой, такой же, какой была тогда, в ту далекую и близкую первую осень.

В вагоне было тихо. Соседи по купе улеглись, одни читали, другие дремали. Улегся и Юрий Никифорович.

Дома ему казалось, что вот войдет в вагон, ляжет и проспит все время пути — напряжение последних дней давало себя чувствовать. Но спать он не мог. Вглядываясь в причудливый узор светло-серого линкруста на вагонной переборке, Лавров вспоминал все, что говорили ему товарищи о городе, в который он ехал. Заместители прокурора и начальники отделов не раз бывали в этом городе и хорошо его знали. Все считали, что объем работы на новом месте будет шире, чем в районной прокуратуре.

— И не думайте, что с вашим приездом все уладится, как по мановению волшебного жезла, — предупреждал краевой прокурор Иван Дмитриевич Щадилов, хотя Лавров вовсе этого и не думал, — не настраивайте себя так. Работы там — непочатый край, сумейте прежде всего отделить главное от второстепенного. У нас еще есть, к сожалению, прокуроры, невидящие главного за житейскими мелочами. И еще одно прошу вас твердо усвоить, Юрий Никифорович: главное теперь не только в борьбе с преступностью, но в предупреждении преступлений. Наша святая обязанность — разъяснять советские законы. Как это делать? — спросил Иван Дмитриевич и сам же ответил: — Надо чаще бывать у рабочих на заводах, на стройках, пристальнее всматриваться в жизнь и, расследуя преступление, проверять прежде всего, как, почему оно возникло и как можно было его избежать. Ясно? — спрашивал Щадилов, заглядывая в большие серые глаза Лаврова. — Впрочем, «америк» я вам и не собирался открывать. Так, — напутствие, — улыбнулся он. — А теперь — прощайте…

Он крепко пожал Лаврову руку и, провожая его до дверей кабинета, добавил:

— Не забывайте… Звоните, пишите. А я недельки через три-четыре наведаюсь к вам…

Лаврову приятно было вспоминать этот разговор со Щадиловым. Хоть «америк» тот ему и впрямь не открыл, но не в этом дело. Сам тон беседы был таким дружеским, а пожелания такими искренними, что, казалось, все будет хорошо и непривычное станет привычным, а незнакомые люди непременно окажутся — пускай не сразу! — хорошими, верными товарищами и помощниками.

…Юрий Никифорович проснулся от громкого и назойливого жужжания. Не сразу поняв, в чем дело, он отворил дверь и увидел, что неугомонный проводник, путаясь в черном шнуре, тащит по коридору тяжелый пылесос.

Значит, скоро город…

II

Гостиница находилась вблизи вокзала. Дежурный администратор дремал, сидя в глубоком кресле. Лавров подошел к окошечку, предъявил паспорт.

— Вам должны были позвонить относительно номера, — сказал он.

— Да, номер для вас заказан. Вы надолго к нам?

Лавров и сам этого не знал. Все зависит от того, когда ему дадут квартиру.

1
{"b":"272615","o":1}