Они столкнулись в дверях и замерли, не сводя глаз друг с друга. От неожиданной встречи с ним у Николь перехватило дыхание, сердце учащенно забилось. А Кристофер глядел на нее, с трудом скрывая восхищение от того восхитительного зрелища, которое ему открылось. Он, однако, быстро пришел в себя и одобрительно заметил:

– Недурно. Ты меня радуешь!

Забыв о своей новой роли, Николь фыркнула:

– Вот уж на что я не рассчитывала! К тому же не стоит судить о птице по перышкам! Кристофер лишь усмехнулся:

– В данном случае оперение украшает птичку.

– Точнее, цыпочку, как сказал бы петушок, – парировала Николь.

Кристофер нахмурился, в его голосе зазвучали металлические нотки:

– Ну, довольно! Ты прекрасно знаешь, что тебе не подобает отпускать такие шуточки. И не забывай об этом!

Николь ответила с простодушной улыбкой:

– Интересно, у кого я этим шуточкам научилась? Кто меня такой сделал?

Кристофер в ярости схватил ее за руку, привлек к себе и процедил сквозь зубы:

– Только попробуй сказать такое на людях, и я тебя уничтожу!

В этот момент перед его внутренним взором предстала картина того поцелуя, который он наблюдал в тюремной камере. Распалясь еще больше, он прорычал:

– И твоего Алена не пощажу!

– Мерзавец! – выдохнула Николь, в ее глазах вспыхнула ярость.

Кристофер был зол на весь свет, и прежде всего на самого себя. Он отпустил ее руку и резко спросил:

– Я ясно выразился?

– Вполне, – холодно бросила Николь. Она морщилась, потирая запястье.

– Так я могу надеяться, что впредь ты будешь следить за своими выражениями?

Николь была сильно рассержена. Она не удостоила его ответа, молча повернулась и пошла прочь. Кристофер передернул плечами и направился в свою комнату. Там он быстро переоделся с помощью Хиггинса, который осваивал новую роль камердинера. Кристофер поинтересовался:

– Ну как ты устроился? Все в порядке? Лицо Хиггинса расплылось в улыбке:

– Лучше не бывает, сэр! Честно говоря, мне тут нравится гораздо больше, чем на шхуне. Надоело, знаете ли, болтаться по волнам.

Кристофер похлопал его по плечу:

– Не привыкай к суше, старина! Мы ведь отплываем в Англию месяца через полтора, а то и раньше.

Улыбка исчезла с лица Хиггинса, и он с сомнением покачал головой:

– А вы уверены, сэр, что это правильное решение? Война с Англией продолжается, а мы с вами формально числимся дезертирами. Да и сомневаюсь, что ваш дядюшка встретит вас с радостью.

– Я понимаю, Хиггинс, что встреча с дядей Робертом ничего хорошего не сулит. Но наш долг – вернуть домой мисс Эшфорд. А что касается войны, уверяю тебя: в Англии она вызывает не больше энтузиазма, чем здесь. Так что мы можем не слишком опасаться. – Эти слова Кристофер произнес с напускной беззаботностью. Хиггинса он тоже решил не посвящать в свои планы.

Николь тем временем успела взять себя в руки. Она была сердита на Кристофера, но еще больше – на себя. Она решила вести себя спокойно и с достоинством, но при первой же встрече не удержалась от столкновения. Теперь она будет сдерживаться изо всех сил. К ленчу она вышла степенно, с выражением холодного безразличия на лице.

Ела она молча, оставляя реплики Кристофера без ответа. Покончив с едой, Кристофер порывисто вскочил и скомандовал:

– Пошли! Мне надо с тобой поговорить!

– Прошу прошения, – выдавила из себя Николь, – но у нас с мисс Мауэр есть кое-какие дела. Может быть, попозже?

Кристофер бросился к ней, резко приподнял ее со стула и потащил в библиотеку, провожаемый недоуменным взглядом Сандерсона.

Стараясь держать себя в руках, она спросила:

– Что за необходимость так со мной обращаться? Вы ожидаете от меня галантных манер, а сами ведете себя совсем не по-джентльменски.

– Если хочешь, чтобы я вел себя как джентльмен, не обращайся со мной так, будто меня и вовсе не существует. Я не жду от тебя восторгов, но изволь проявлять хотя бы некоторую любезность. Я не привык, чтобы мои слова повисали в воздухе. Николь прикусила губу.

– Я очень сожалею, что вам не по вкусу мои манеры. Но не забывайте, что прошло много времени с той поры, как я последний раз вращалась в приличном обществе.

– Манеры приемлемы. Меня не устраивает твое отношение, – сухо заметил Кристофер. Его гнев улегся так же быстро, как и возник.

Николь подняла на него испытующий взгляд:

– Отношение – такое, какого вы заслуживаете. Я не могу смириться с тем, как вы играете жизнью Алена. Я не могу забыть того, как вы обошлись со мной.

Кристофер приблизился к ней и, глядя ей в глаза, спросил:

– Ты думаешь, мне доставляет удовольствие использовать Алена как оружие против тебя?

– Не знаю! – воскликнула она. Такой ответ ему даже понравился.

– Ты сама не оставляешь мне выбора, – горько заметил он. – Мне необходимо, чтобы ты меня слушалась. А Ален, кажется, – единственный, кто для тебя что-то значит. – С усмешкой он добавил:

– Ты ради него согласилась даже потерять невинность!

– Я все помню, – ледяным тоном произнесла она. – Помню и о том, как вы меня обманули. И не надейтесь, что когда-нибудь забуду.

– Значит, ты собираешься вести со мной войну? Николь печально покачала головой:

– Я постараюсь относиться к вам как к опекуну. Но не ждите от меня энтузиазма! Кристофер одобрительно кивнул:

– Это меня вполне устроит. Большее было бы даже неестественно.

Остаток дня Николь провела в смятенных чувствах. Она не могла его понять – то он зол и жесток, то ласков, а то может поинтересоваться ее мнением, будто оно для него что-то значит…

Кристофер собирался отправиться в Новый Орлеан в среду, а до той поры они общались сдержанно и вежливо.

Однажды за завтраком незадолго до его отъезда Николь решилась задать вопрос, который давно ее беспокоил:

– А что миссис Иглстон обо мне знает? Как вы ей объяснили мое пребывание в вашем доме?

– Я не объяснял.

Николь вскинула на него изумленный взгляд:

– Значит, она не знает, что я здесь?

– Нет, пока не знает. Но узнает, прежде чем приедет сюда. Я намерен частично открыть ей правду – о том, как ты служила юнгой, выдавая себя за мальчика, пока я не раскрыл твой секрет. Естественно, – продолжал он насмешливым тоном, – как только я узнал, кто ты такая, я предпринял необходимые шаги, чтобы расставить все по местам. Твое место оказалось здесь.

С недоумением Николь спросила:

– Но… как же та история, что вы мне рассказали? Будто я жила с ней в Канаде…

– Хм-м. Не беспокойся. Думаю, в конце концов миссис Иглстон поддержит эту версию, но до поры ей следует знать лишь то, что я ей пока расскажу. – Он замялся, потом спросил:

– А ты сможешь сама придерживаться этих линий – сначала усеченной версии правды для миссис Иглстон, потом канадской версии для англичан?

Николь невесело усмехнулась:

– Если не запутаюсь…

Остаток дня Кристофер провел в заботах по дому, стараясь предусмотреть все проблемы, которые могут возникнуть в его отсутствие. Он гнал от себя мысли о Николь, не желая признаваться, что ее новый облик произвел на него неизгладимое впечатление.

К ужину Николь успела переменить туалет и на этот раз предстала в светло-зеленом шелковом платье, которое ей удивительно шло. Согласно требованиям моды, платье имело глубокий вырез, и Кристофер с трудом отвел глаза. Волосы Николь ниспадали в художественном беспорядке, хотя не вызывало сомнения, что над этой прической пришлось немало потрудиться. Кристофер едва подавил возникшее вдруг страстное желание сорвать с нее платье и смять ее изысканную прическу в порыве жарких объятий. Пробудившаяся страсть вызвала у него самого сильное недовольство. Распоряжение Сандерсону он отдал резким тоном. Тот не подал виду, хотя и не привык к такому. За едой Кристофер напряженно молчал, лишь изредка невпопад отвечая на деликатные попытки Николь завести разговор.

Из-за стола он встал не в духе. Он было вышел прогуляться, но начавшийся дождь загнал его обратно в дом. Ночь застала его в спальне со ставшим уже привычным стаканом виски.