— Ты, Билли, совсем ничего не знаешь обо мне! — вдруг заявила тётушка Эллен и, хотя выражение её лица было теперь вполне осмысленным, она показалась Билли ещё более пьяной. — Я всегда была для тебя только тёткой, воспитательницей. А я ведь тоже из рода МоцЦартов! Чёрный человек, скажем так, приходил и ко мне тоже. И звал за собой… А я не пошла. Ну а потом появилась Матильда… но это уже совсем другой разговор. Я сомневалась в себе, понимаешь? Не просто сомневалась, а по-настоящему, глубоко. Но в конце концов поняла, что иначе и не бывает. Любой творец сомневается. Иисус сомневался. Даже… прости меня, но мне кажется, что и Господь иногда испытывал сомнения… Да-а! А ты, Билли, молодец! Я даже и не думала, что ты так сможешь… Сомневайся, Билли, обязательно сомневайся! Твори! А если что… Ну, в общем, ты же видишь: я с тобой… И все они тоже. Мы тебя не оставим. Я верно говорю?
Тётушка Эллен повернулась к Изабелле. Та важно, со значением кивнула ей и, приникнув к Билли, залепетала ему в ухо горячо и мокро:
— Ты знаешь, я вдруг поняла кое-что. Ты не поверишь, но вот когда смотрела, как этого скота арестовывают, я поняла, что… Только не смейся, ладно? В общем, у меня для тебя радостная новость, Билли. Я беременна! И это совершенно точно!
Чтобы не пропустить его реакцию, Изабелла сделала шаг назад. Билли вдруг показалось, что под тесными кружевами её свадебного платья и действительно всерьёз наметился тяжелеющий прямо на глазах животик. Это было ужасно! Нет! Билли вскочил на ноги, низкий столик покачнулся и стал опрокидываться. Билли невольно проследил глазами за его падением. Под столом мирно сидел пропавший кот. Он посмотрел на Билли, беззвучно мяукнул, приподнял шерсть на загривке и коротко и нервно забил хвостом. Никто не пошевелился. Поэтому, наверное, Билли сразу почувствовал за своей спиной какое-то движение и резко обернулся. У круглой стойки окаменел невозмутимый бармен. Рядом с ним стоял герр Вольф с перекошенным от гнева лицом, держа в руке пистолет.
— Кошка, ебёна мать! — закричал он свирепо, совершенно не обращая внимания ни на бармена, ни на компанию, застывшую над опрокинутым столом. — Теперь всё, попался! Один кот против один старый офицер… Б-блядь! Всё!
Он, как в вестерне, ухватил пистолет обеими руками, сделал шаг вправо и, опёршись о стойку, нажал на курок. Выстрел прозвучал очень коротко, лента со столиками двигалась очень медленно, а собравшиеся вокруг кота люди так и остались неподвижными. Тётушка продолжала улыбаться, глядя на Билли, Изабелла с довольным видом держалась рукой за живот, а мексиканец, повернувший голову на крик, смотрел на герра Вольфа с сонным любопытством. И только кот, почуяв опасность, высоко подпрыгнул и завис в воздухе, раздвинув лапы и распушив хвост. По крайней мере, Билли увидел всю эту картину именно так. С каким-то отстранённым удивлением он наблюдал, как пуля, вылетев из ствола и оставляя за собой вспененный зыбкий воздушный след, несётся прямо к нему. Но нет, не совсем к нему! Билли легко вычислил точку, к которой упрямо стремилась маленькая горячая торпеда. Эта точка находилась как раз между чуть расставленными и утонувшими в кружевах пальцами Изабеллы. От ужаса Билли попытался было взмахнуть руками, чтобы отогнать пулю, как надоевшую муху, но понял, что не может пошевелиться. Кажется, только глаза его успели включиться в бешеный звенящий ритм выстрела. Короткий гулкий звук, похожий на хлопок режиссёрских ладоней из пустого репетиционного зала, как будто остановил всё действие, а вместе с ним и время. Билли как будто раздвоился. Это не было ни видением, ни обмороком. Просто тело Билли осталось стоять на месте, словно приколоченное слишком быстро летящей пулей. И только вырвавшийся на свободу взгляд, казалось, отделился от него и теперь наблюдал за всем происходящим со стороны.
Толстые надёжные стёкла окон сделались совсем прозрачными, как будто исчезли, и какой-то маленький, обдуваемый холодным ветром человечек — то ли сам Билли, то ли кто-то другой — стоял, опустив глаза, на карнизе, на самом краю пропасти в сорок восемь этажей, и смотрел вниз. Вид был совершенно обычным: улицы, рекламы, автомобили, суетливая толпа… Человечек держал в руках грубый волосатый канат, свешивающийся откуда-то сверху. Аккуратно высунув голову наружу и борясь со страхом высоты и подступающей тошнотой, человечек посмотрел, к чему же прикреплён этот странный канат. Канат уходил далеко вверх и, постепенно превращаясь в тоненькую ниточку, терялся в голубовато-сером весеннем небе. Рефлекторно, как бы желая обрести ещё одну точку опоры, человечек потянул канат на себя. Наверху послышался слабый гул, и человечек почувствовал, как по канату прошла легкая, удаляющаяся в небо волна. И ничего больше. Он потянул сильнее, как будто смутно надеясь, что канат не выдержит, почти повис на нём… Но канат держал. И тогда человечку не оставалось ничего другого, кроме как, тяжело вздохнув, ухватиться за него руками и ногами и, закрыв глаза, повиснуть на страшной высоте. И тогда канат неожиданно поддался, раздался негромкий щелчок, и человечек, чуть было не разжав мгновенно вспотевшие руки, рывком опустился чуть ниже. Через секунду он осторожно раздвинул плотно сжатые веки и увидел, что вокруг темно. Темнота опустилась сразу, как будто канат был прикреплён к неведомому выключателю, заведующему сменой дня и ночи…
— Надо же, чудо какое: а ведь только что было светло… — вяло подумал человечек. Внизу зажглись обычные городские огни, автомобили на поворотах невозмутимо тыкали в зазевавшихся пешеходов указательными пальцами фар. Звуки улицы были тихи и обыденны, как сладостный зевок.
— Не бывает на свете никаких чудес! — продолжал размышлять наивный человечек, покачиваясь над бездной. — Мир, как старая бутыль с вином, туго оплетён аккуратными косичками бытия. Чудеса вырывали бы из этого сплетения отдельные нити, и всего лишь одного невпопад выдернутого волоконца было бы достаточно, чтобы разрушить всё мироздание. Даже Тот, Кто построил этот мир, уже не в состоянии ничего в нем изменить…
Билли опомнился и отвел глаза от окна в ту секунду, когда пуля почти настигла Изабеллу. За окном действительно было темно, а свет в баре, не поспевая за событиями, ещё не зажгли. Но и в сумеречной полутьме Билли видел блестящее хищное тельце пули, которая неторопливо, как бы в раздумье, приближалась к выбранной цели.
«Погоди, погоди, погоди, — думал Билли, — если ты летишь по моему велению, потому, что я испугался Изабеллы и этой её беременности, то в моей воле сделать так, чтобы ты пролетела мимо. Мимо, слышишь?!»
Пуля послушно развернулась тупым рыльцем вправо. Живыми, все понимающими, существующими как бы отдельно глазами Билли видел, что теперь она метит в глядящую на него улыбающуюся тётушку. Неужели он пожелал именно этого? Пуля, начавшая отсчёт нового времени, что-то перепутала! Зависший в густом неподвижном воздухе тяжёленький предметик легко отклонился от тётушки Эллен и направился прямо к мексиканцу. Билли растерялся. Ему стало понятно, что вылетевшая, чтобы убивать, пуля просто должна кого-то убить. За ним, Билли, оставался только выбор. А что, если?.. Пуля с готовностью развернулась и полетела к герру Вольфу. Старый болван с сомнительным прошлым успел лишь вытянуть неуклюжую шею, чтобы лучше было видно, и опустить пистолет. В конце концов, именно он затеял глупую охоту на ни в чём не повинного кота… Билли представил себе, как рушится на пол его тяжёлое, мгновенно ставшее неживым тело, и прикрыл горячие веки. Когда он снова посмотрел на пулю, она упорно двигалась к нему самому. А если?.. Но что-то внутри воспротивилось такому решению. Он, Билли МоцЦарт, дальний, но абсолютно прямой потомок великого гения, только что получивший проклятый и удивительный Дар, не мог глупо умереть от шальной и подлой пули! Вернее, он был просто не в силах по-настоящему этого захотеть!
Человечек за окном смешно и беспомощно раскачивался на своём канате, и по лицу его было видно, что он хочет вернуться обратно на карниз, что у него устали руки, кружится голова, и только страх удерживает его над пропастью…
