Участники встречи в Словень Градце сознавали, что их исследования и гипотезы являются первым шагом на пути решения многочисленных и весьма непростых вопросов, требующих углубленной работы. Уже их начальные открытия о многих случаях выживания доисторической и античной народной культуры в Восточных Альпах являются непреходящей ценностью, поэтому мы здесь используем их в качестве иллюстрации уже сделанных выводов.

Ввиду открытий этнографов, которые говорят о том, что доисторическая и античная культура в Восточных Альпах имела продолжение в средневековье и сохранилась в ряде случаев до наших дней, позиции официальных историков, утверждающих, что между поздней античностью и ранним средневековьем имел место коренной перелом, становится тем более уязвимой. Позиция, которую Б. Графенауэр¹⁴⁹, самый видный представитель словенской историографии, подкрепляет следующими, казалось бы, абсолютно научными фактами:

Остроготы после крушения Римской империи во второй половине 5 века в Восточных Альпах якобы не тронули культуру поздней античности.

Между ней и т. н. славянским периодом (6–9 вв.) якобы на этой территории, то есть в Карантании, имел место существенный перелом.

Остатки пепла уничтоженных городов в Норике якобы являются символическим свидетельством вторжения славян на территорию Восточных Альп в конце 6 века.

Данные утверждения, которые в нашем исследовании уже обсуждались и пояснялись, мы приводим повторно. Это нужно для того, чтобы яснее показать то противоречие, в которое они вступают с многочисленными примерами, свидетельствующими о противоположном. А именно, о продолжении древнеантичной и доисторической народной культуры. По утверждению Б. Графенауэра, этот «перелом» доказывается в частности изменением общественного строя, т. е. предполагаемой родовой общины с общим очагом и общественным полем. Однако от такой общины у карантанцев или словенцев не осталось следов. В данном случае имеет место, как уже говорилось, идеологическое распространение на словенцев того, что было в наличии у южных славян, к которым словенцы по своему происхождению не относятся.

Названный историк, далее, обосновывает предполагаемый перелом, имевший место между античностью и средневековьем, указывая на то, что гончарные формы и способы украшения металлических предметов периода поздней античности, частично имеют преемственность, однако в худшем качестве. И это утверждение свидетельствует как раз о противоположном! В Норике при сожжении городов была уничтожена провинциально-римская культура, но культура деревни уничтожена не была. Именно продолжение традиций гончарного ремесла и обработки металлов в сельской местности, в худшем качестве, чем достигали профессиональные ремесленники в городах, говорит нам о том, что сельская местность уцелела. Такое состояние ничем не доказывает наличия перелома, вызванного вымышленным переселением словенцев.

Эти обстоятельства вновь говорят о том, что жизнь и культуру села и города античного периода необходимо рассматривать отдельно. Конечно, о сельской местности у нас почти нет никаких свидетельств. Однако, если население на 90 % было сельским, значит, оно играло в общественно-политической жизни Норика значимую роль. Роль, которая нам хотя и недостаточно известна, однако, несмотря на нехватку источников, ею нельзя пренебречь. Тем более, что культура села и ее сохранение до самого средневековья раскрывает перед нами совершенно иной ход событий на закате Римской империи, чем мы привыкли представлять на основе судьбы римского, или послеримского норикского города. И именно открытия этнологии, которые мы вкратце извлекли из докладов группы «Alpes Orientales», указывают нам на иную историю села в сравнении с историей городов на закате римской эпохи.

В жизненном устройстве словенской деревни присутствуют древние компоненты, как считает словенский эксперт Сергий Вильфан (Любляна),¹⁵⁰ допуская возможность их отнесения к доисторическому происхождению.

Многочисленные гипотезы существуют в особенности относительно доримского происхождения некоторых типов домов в Восточных Альпах, таких как dimnica. Ни одна из таких гипотез, впрочем, на является достаточно убедительной. Весьма вероятным является, что многие типы домов несут в себе доисторические элементы, которые еще предстоит исследовать.

Что касается путей сообщения, если рассматривать их в данном аспекте, то бесспорно, что сохранились многие римские дороги, утратившие свою былую военно-политическую и экономическую роль. Античный правопорядок, по всей видимости, сорхранило выпасное скотоводство, в основном горное. В меньшей мере это относится к виноградарству. Но и в этих областях необходимы дальнейшие исследования.

Последняя важная гора восточных Альп — Триглав. Или это их начало, если смотреть с востока на запад. С этой горы открывается сказочно прекрасная панорама. Окрестности Триглава — это словенский национальный парк с очень интересной фауной и флорой. Триглав — самая высокая точка Словении (2864 м). Для словенцев это не просто гора, а их национальный символ, святыня, которая с давних времен напоминает им об их древнейших предках.

В дохристианскую эпоху Триглав означал нечто божественное, что осталось в памяти и у современных словенцев. Легендарно уже само название. Кто не знает тайного смысла этого названия, будет думать, что у горы три вершины, поэтому она так и называется. Однако предполагаемых трех вершин у Триглава нет. Название символизирует собой тройственное божество, воплощением которого и является сама гора. Когда древние словенцы смотрели на нее, им казалось, что они видят Бога, владыку неба, земли и преисподней. Эта триада и отражена в названии Триглав. Такое толкование подтверждает также словенский историк XVIII в. Антон Томаж Линхарт.

Вид на гору Триглав в Юлийских Альпах. Гравюра XIX века

Самое большое количество источников, раскрывающих нам смысл мифологемы Триглав, мы находим у северных славян, в первую очередь у поморян, населявших область между Вислой и Одером. Об их божестве Триглаве мы узнаем из трех житий епископа Оттона Бамбергского (1060–1139), который распространял христианское учение среди поморян. Хронист Эббо, монах из Бамберга, описывает (ок. 1151 г.) фанатизм поморян-язычников, которые прятали от епископа Оттона идолов Триглава. Он пишет также, что в некоторых местах на самой высокой горе стояла статуя Триглава, а территорию города Щецин замыкали три холма, самый высокий из которых был посвящен богу Триглаву. На этом холме стоял идол с тремя головами, олицетворяя собой верховного бога, который правит тремя царствами: небом, землей и преисподней.

Любор Нидерле полагает, что Триглав не был общеславянским божеством, как утверждали некоторые авторы. Ему поклонялись только славяне Балтии. Тот факт, что мифология, связанная с Триглавом, сохранилась лишь у словенцев, является следствием особо тесных связей между предками словенцев и славянами Балтии, установленных еще в эпоху погребальных урн, когда существовал так называемый «янтарный путь». Наличие в латышском языке множества слов, сохранившихся по сей день в словенских диалектах, также указывает на древность таких связей. В дополнение к этому Франц Еза описывает многие близкие явления в языке и народных обычаях Скандинавии и Словении.

Интересен также тот факт, что следы Триглава мы находим в Индии, где, согласно преданию, на горе Кайлас (6650 м) обитает индийское тройственное божество Тримурти (Брахма-Вишну-Шива). Не исключено, что это верование связано с приходом в Индию европейских венетов, которые вместе со своим языком принесли сюда и миф о Триглаве.

В искусстве на территории Восточных Альп, как утверждает историк культуры Эмилиян Цевц (Любляна), ¹⁵¹ до раннего средневековья сохранились некоторые особенности, которые и по сей день характерны для словенского пейзажа, а именно — многочисленные храмы на возвышенностях. Во многих случаях они еще дороманского или по крайней мере романского происхождения. Многие приходские церкви были построены на месте бывших языческих капищ. Характерные словенские церкви на горах издавна вызывали внимание приезжих. В своей книге «Des Osterichs Wallfahrtsorte» («Божьи пути в Австрии»), изданный в Вене, 1913, писатель Ф. Хопе отмечает: «Где бы ни представала взору живописная возвышенность, видная отовсюду, набожный словенец строил на ней церковь». О менталитете словенцев, возводящих на горах Божьи пути, он говорил, что лишь словенский народ мог осуществить этот замысел, поскольку он интуитивно стремится строить свои церкви на возвышениях.