Холмы, ну и ну! Вокруг возвышались крутые, холодные горы, но вдали ждал гостеприимный и дикий зелёный лес. Глаза Жульетт, да и Рина тоже, невольно устремлялись в ту сторону.

Рин толком не объяснил, почему утром вернулся к ней, но она знала, что обратно его привело чувство ответственности, а не любовь или привязанность. Он исполнял свой долг точно так же, как Жульетт исполняла свой перед Городом и Энвином.

Охранники окружали новую королеву со всех сторон, но не подходили слишком близко. Вместо обычной синей униформы они оделись как Рин в первое время их знакомства: в короткие кожаные килты, которые можно было легко и быстро сбросить, и вооружились копьями, чтобы при необходимости защитить королеву.

Жульетт переоделась в платье, принесённое днём служанками. Оно было гораздо скромнее одежды мужчин, но намного проще тех голубых и золотых нарядов, которое хранились в её покоях. Свободное, сшитое из мягкой кожи, оно скреплялось спереди лишь несколькими пуговицами. Если же ей не захочется возиться с застёжками, то широкий вырез горловины позволял просто стянуть платье через голову.

Почти перед самым закатом она взяла Рина за руку. Он не отстранился, несмотря на нежелание к ней прикасаться. Днём Жульетт открыла для него свой разум и ещё не оборвала ту связь. Информация, знания, чувства... не от Рина, а от остальных окружающих людей, поступали к ней весь день, но размер потока не напугал её и не встревожил.

— Это больно? — тихо поинтересовалась она.

— Да, — так же тихо ответил Рин. — Особенно в первый раз, потому что не знаешь, чего ждать.

Она вздрогнула.

— Боль длится лишь мгновение, — подбодрил он.

— Ты останешься со мной?

— Если хочешь.

— Хочу, — она знала, что Рин не вправе ей отказать, и гордость подстёгивала отпустить его восвояси, поскольку успокоить и научить её быть волчицей могли и стражи. Но Жульетт промолчала, желая видеть рядом только Рина. По крайней мере сегодня ночью. Завтра, если захочет, он сможет бегать один. Но сегодня она нуждалась в его поддержке.

Поднявшись по склону, они добрались до плоскогорья, с которого открывался прекраснейший вид на долину. Внизу ждали зелёные деревья, и со своего места она видела, как Энвин вливается в лес.

Стражи остановились, сложили оружие на землю и некоторые из них начали раздеваться. Солнце почти село. Изменение начнётся в момент, когда погаснет последний луч? Или придётся подождать ещё какое-то время?

— Почему я не знаю, что меня ждёт? — спросила она, когда Рин положил руки ей на плечи. — Мою голову переполняет столько сведений, и я вижу теперь очень ясно. Но когда заглядываю в сегодняшнюю ночь, не знаю, что случится.

— Ты ведь говорила, что редко видишь своё будущее.

— Да, так и было, но сейчас я гораздо сильнее чем раньше, вот и подумала, что это изменится.

Последний отблеск солнца исчез. Небо ещё не стемнело, но скоро всё вокруг зальёт светом полная луна. Рин принялся расстёгивать пуговицы на платье Жульетт. Сам он и стражи уже скинули килты, и во многих мужчинах, которые поклялись её защищать, Жульетт чувствовала нетерпение. Ощущала то же нетерпение в себе.

— Почему ты на меня сердишься? — спросила она шёпотом, чтобы никто больше их не услышал.

— Я не в праве на тебя сердиться, — терпеливо ответил Рин.

— Я могу сама узнать, что твориться у тебя на сердце, но не хочу так поступать. Пожалуйста, скажи, как мне всё исправить.

В Рине что-то неуловимо изменилось. Рот смягчился, и она увидела, как в его золотых глазах снова вспыхнула жизнь. Сейчас, на этом выступе под угасающим дневным светом, казалось, они вернулись в то время, которое провели в дороге. Даже окружающие стражи не портили впечатление. Здесь их с Рином не разделяли дворцовые правила, и можно было вести себя как раньше.

— Ты слышала про легенду о рыжеволосой королеве? — спросил он.

— Которая принесёт в Энвин мир? Да, слышала обрывочные разговоры, хотя никто не торопится рассказать мне пророчество целиком.

— Рыжеволосая королева с даром предвидения принесёт мир, взяв в любовники карадонца, — глухо сообщил Рин.

— Нет, — прошептала она, не в силах даже в мыслях представить себя с другим мужчиной. Рин — её муж. Столь же нерушимо, как если бы они дали обычные, традиционные клятвы в храме Шэндли. Ей казалось немыслимым позволить прикоснуться к себе другому. — Я бы никогда не... — от внезапной мысли слова застряли в горле. Что, если она убьёт Рина? Вдруг проклятие заберёт его так же, как отняло Вильяма у Айседоры, и оставит Жульетт в полном одиночестве на многие, многие годы...

— Пора, — сказал Рин, прекращая неприятный разговор. — Изменение пройдёт легче, если тебе не придётся бороться с тесной одеждой.

Оставшиеся пуговицы Жульетт расстегнула сама, и кожаное платье упало на каменистую землю. Пальцы сжимались и разжимались, полная луна над головой словно нырнула вниз и коснулась её обнажённой плоти. Сердце билось всё чаще и чаще, колотясь о грудь и взывая к волку, который приближался... приближался... сюда.

Внезапно все её тело пронзила острая боль, и Жульетт закричала. Агония распространилась на руки, ноги и сердце, а крик превратился в низкое раскатистое рычание. Она повернулась к Рину.

Ощущаемая ею метаморфоза проявилась на лице Рина, в движении мускул и золотых волосах, проступивших по всему его телу. Мышцы под кожей перестроились и сложились в другую форму, на её собственной гладкой коже выросла рыжая шерсть. Жульетт упала на колени, не в силах сдержать превращение, причинявшее ужасную боль. Казалось, тело рвётся на части. Это была боль из снов, боль, которую она боялась всю свою жизнь.

Жульетт подняла одну руку, и та на глазах превратилась в большую лапу, а сквозь кожу вылезли когти. Её когти.

Боль прекратилась так же внезапно, как началась, и Жульетт перевела взгляд на Рина. Рина-волка, тогда как сама она теперь обратилась в волчицу. Сердце продолжало биться столь же быстро, но всё изменилось. Её связь с землёй и людьми углубилась. Запахи стали насыщенней, звуки чётче, а многообразие цветов сменилось оттенками серого. Помимо всего приобретённого, пройдя через агонию, она также обнаружила, что слышит зов. Мир ждал её, и ей хотелось только одного.

Жульетт встретилась с Рином взглядом. «Побегай со мной».

Защита и разрушение. В прошлом Айседора использовала свой дар для защиты, однако некоторые люди всё равно опасались старшую ведьму Файн, поскольку всегда видели в ней склонность к разрушению. Замечал ли ту склонность Вил? Не поэтому ли решил уйти навсегда? Чтобы вернуть свою магию, нужно посвятить себя защите, чем она и занималась, оберегая императрицу и нерождённого ребёнка. Но как быть с поручением Лианы? Если избавить мир от развращённого жреца, который мучил невинных девушек, душа Айседоры обратится к свету или окончательно погрузится во тьму?

Айседора гадала, вернётся ли когда-нибудь к прежней жизни. С каждым днём, который проходил без новостей о Жульетт, она всё сильнее боялась, что придётся провести остаток жизни в одиночестве. У Софи теперь есть собственная семья, а Жульетт забрал (вернее, похитил) какой-то громила. Вил ушёл. Айседора никогда раньше не предполагала, что самое страшное слово во всех языках — это слово одиночество.

Она бесшумно пробиралась по пустым коридорам второго уровня. Сегодня императрица тайно вывела Риону с ребёнком из дворца, и теперь Айседоре предстояло разобраться с оскорбившим девочку жрецом. Любую пойманную здесь ведьму непременно накажут. Скорее всего, убьют. Императрица не сумеет её спасти, но Айседора и не подумает просить пощады.

Спальня Нэлика размещалась в самом конце длинного коридора. В столь поздний час ночи в холле и примыкающим к нему комнатам не раздавалось ни звука. Жрецы спали, как почти все во дворце. На простых деревянных столах, местами расставленных вдоль коридора, стояли чаши с пылавшим в них мягким, ровным огнём. Они освещали ей путь.