Подняться по лестнице с обессилевшей женщиной и ребёнком оказалось непросто, но вскоре они снова вошли в лифт, на сей раз с Рионой и ребёнком, которому на вид было не больше шести месяцев.

Опустив руку на рычаг, Фергус спросил:

— Куда мы её отвезём, миледи?

— На третий уровень.

Риона вздрогнула и крепче обняла ребёнка.

— Там ты будешь в безопасности, — пообещала Лиана.

Когда лифт начал подниматься, Лиана повернулась к заметно потрясённому Фергусу.

— Я хочу тебя кое о чём попросить, — тихо сказала она. — Если Себастьен когда-нибудь решит бросить меня на тринадцатый уровень, убей меня.

— Миледи, — воскликнул ошеломлённый страж. — Я бы никогда не смог этого сделать!

Фергус был совершенно взрослым мужчиной, лет двадцати пяти или тридцати. Не намного младше неё, но гораздо, гораздо наивнее.

Лиана перевела взгляд на дрожащую Риону. Неужели это дитя Себастьена? Поэтому девушку бросили на тринадцатый уровень? Нет. Император многие годы отчаянно нуждался в наследнике. Если бы Риона забеременела, то вполне вероятно, сейчас была бы императрицей. Лиана много лет верила, что не считая императриц, она единственная женщина, которую Себастьен призывал в свою постель. Но с другой стороны, недавно ей довелось убедиться в обратном, поэтому всё было возможно.

Неопытную девочку бросили в яму за какую-то мелкую провинность, и ребёнок, которого она прижимала груди, был зачат в том ужасном месте? Страшно даже представить подобное.

— Ты заглядывал в яму?

— Да, миледи.

— И допустишь, чтобы я там страдала?

Фергус тяжело сглотнул.

— Нет, миледи.

— Тогда пообещай, — тихо велела она.

Прежде, чем они добрались до третьего уровня, страж очень тихо и неуверенно пробормотал:

— Я клянусь, миледи.

Обычно они просыпались с восходом солнца и почти сразу отправлялись в путь, но не сегодня. Сегодняшнее утро отличалось от остальных. Жульетт знала, что запомнит его навечно.

Из трёх сестёр Файн она легче всех смирялась с неизбежным. И спустя много дней и ночей борьбы с судьбой, наконец признала правоту Рина. До некоторой степени, поскольку всё ещё не могла представить себя живущей среди энвинцев в качестве добровольной рабыни и жены человека, который стремился завладеть её телом и душой.

Но их страсть и объятия приносили море удовольствия. Если бы не Рин, она никогда не испытала бы такого чувства, потому что вряд ли легла бы с каким-либо другим мужчиной.

Прошлой ночью, прежде чем заснуть на ложе из медвежьей шкуры, они так и не удосужились одеться. Тело Рина и костёр оберегали её от холода. Жульетт по-прежнему не чувствовала психической связи с ним, поскольку соединявшая их нить оставалась разорванной. Как ни странно, ей не хватало той связи, она скучала по ней. Но не хотела рисковать сливаться с ним одновременно телом и разумом.

Рин всё ещё спал, хотя солнце давно встало. Жульетт не спешила отправиться в неизвестный город к незнакомым людям и судьбе, которую пока не приняла и, возможно, никогда не примет. Но утро было восхитительным. Тёплым, бодрящим и особенным.

Она положила ладонь на грудь Рина. Его прекрасное, твёрдое тело было не настолько горячим, как ей поначалу казалось. Жульетт провела большим пальцем вдоль мышцы. Да, он являл собой замечательный образчик мужественности и в настоящий момент принадлежал ей. Она пробежалась рукой вверх, тыльной стороной коснулась его горла. Веки Рина, затрепетав, медленно приоткрылись. Жульетт чуть передвинула руку и провела пальцами по линии скул. Ей не пришлось колоться об утреннюю щетину, поскольку на его щеках и челюсти волосы не росли. Мужественные черты оставались гладкими и чётко очерченными. В утреннем свете он выглядел великолепно.

— Мы долго спали, — просто сказал Рин.

— Да.

— Теперь попадём в Город намного позже.

— Это проблема?

Он мгновение помолчал, потом ответил:

— Нет. Совсем не проблема.

Поскольку он, похоже, не возражал против её прикосновений, второй рукой она погладила Рина по бедру. Он наблюдал за ней, пока она выискивала чувствительные места, где его тело откликалось на легчайшие касания.

Её рука выглядела бледной на фоне мужской, бронзовой от солнца кожи. Мягкой и тонкой по сравнению с бугрившимися мускулами. Она помнила слова Рина о её мягкости и его твёрдости. Только не знала тогда, что мягкость в сочетании с твёрдостью могут сотворить нечто столь восхитительное.

Рин вздрогнул, когда её пальцы легли на внутреннюю сторону его бедра, застонал, когда она провела ладонью вниз по животу и замерла, почти коснувшись восставшей плоти, а потом с рычанием перекатил Жульетт на спину. В таком положении, когда он снова был в ней, и она обхватывала его ногами, они очень хорошо подходили друг другу.

Рин слегка отклонил голову, предлагая своё красивое, вкусное горло, и под голубым небом, со струящейся меж ними энергией сон воплотился в жизнь. Хорошая часть сна, а не ночной кошмар, который так долго её пугал. Теперь она не ждала появления когтей, боли или крови. Только удовольствия.

Прошлой ночью было немного больно, но несколько капель девственной крови не шли ни в какое сравнение с рекой из снов, а боль так быстро сменилась наслаждением, что Жульетт о ней уже почти забыла.

Когти остались в ночных кошмарах. Они не были плохим предзнаменованием, не предвещали насилие. Возможно, просто предупреждали, что мужчина, которому она отдаст себя, окажется другим. В полнолуние у Рина действительно вырастали когти, но он никогда не сделает ей больно. Жульетт в этом не сомневалась.

Она неправильно истолковывала сон, и сама же превратила проблеск будущего в кошмар. Ей незачем было бояться Рина.

Она подняла голову, нежно провела языком по его горлу, и её тело тут же переполнило дикое, неудержимое желание, удовлетворить которое мог только он. Рин ответил ей тем же. Его прекрасное, обнажённое тело пробрала глубокая дрожь.

Когда Жульетт отняла рот от горла Рина, он поцеловал её. Водил губами по рту, ласкал языком, и её губы приоткрылись, чтобы подстегнуть его и углубить поцелуй, на который отозвалось всё тело. Сильнее, чем она предполагала.

Он дразнил пальцами её чувствительные груди, нежный живот, складки, которые увлажнились от его прикосновений, и через минуту после пробуждения погрузился в неё со свирепостью, ярко контрастировавшей с нежным соединением прошлой ночи. Они слились в единое целое, одинаково стремясь к разрядке и удовольствию. Воздвигнутый Рином мысленный барьер по-прежнему оставался на месте. Она не касалась его мыслей, он не вторгался в её душу.

Сегодня они были просто мужчиной и женщиной, без связывающей их магии.

Лиана провела Риону к комнате на третьем уровне. Хотя Мари казалась весьма преданной, порой всё же вызывала подозрения. За прожитые во дворце годы Лиана научилась никому не доверять полностью, и сейчас не изменила своей привычке. Наверное, на третьем уровне, где удовольствие значило больше политики, а любовь вообще не принималась в расчёт, она всегда будет чувствовать себя как дома.

Фергус был столь же верен, как все её приближенные, даже преданнее остальных, и вместе они удержат в тайне спасение и местонахождение Рионы сколько потребуется. Лиана не позволит ей уехать, не удостоверившись, что они с ребёнком достаточно сильны для путешествия. Нельзя, чтобы кто-то узнал об их спасении, пока не выяснится, почему девочка оказалась на тринадцатом уровне.

В маленькой гостиной, предназначенной для высокопоставленных гостей, пожелавших опробовать высочайшее императорское удовольствие, Риона устроилась на краешке роскошного стула в сине-зелёную полоску. Лиана постаралась не попасться на глаза старухе, которая несколько месяцев назад соврала про отъезд Рионы. Служанке, наверняка, кто-то приказал придумать объяснение исчезновению девочки, но Лиана не хотела рисковать. Только две наложницы, которым Лиана могла доверять, знали что эта комната теперь занята. И они понимали, какую цену заплатят, если проболтаются.