Айседора дотронулась до дверной ручки и в нерешительности замерла. Императрица заверила, что дверь будет не заперта. Жрецы беспечно считали себя здесь в безопасности. И действительно, никто снаружи дворца не смог бы добраться до этой комнаты, но Лиана рассказала, как пройти по потайной лестнице с третьего уровня до чулана на втором.

Дверь открылась без малейшего скрипа. Из незанавешенного окна лился лунный свет, освещая массивную кровать в центре комнаты и спящего в ней человека. Даже когда закрывшаяся дверь отрезала просачивавшийся из коридора свет, Айседора всё ещё видела Нэлика достаточно хорошо.

Хотя коридор и обеденный зал, мимо которых она прошла, выглядели просто, почти аскетично, эта комната оказалась столь же роскошной, как спальня императрицы. Стены украшали гобелены, на искусно отполированных столиках красовались золотые подсвечники и вычурные масляные лампы. Все стулья были добротными, широкими и мягкими, а над кроватью, где спал жрец, висел красный полог.

Когда она села на край кровати, Нэлик открыл глаза и, как ни странно, ничуть не удивился.

— Я сегодня не заказывал компанию, — сонно пробормотал он. На её синее платье падал лунный свет, и жрец, очевидно, принял Айседору за гостью с третьего уровня, ведь все наложницы одевались в синее.

Она слегка потянула вниз плотное одеяло и положила руку ему на грудь. Жрец спал голым.

— Ты новенькая? — заметил он. — Тебя прислала Розана?

Розана. Айседора запомнила имя. Лиана захочет узнать, кто отправлял сюда необученных девочек.

— Да, я тут совсем недавно.

Он накрыл её руку своей.

— Дай-ка я зажгу свечу. Хочу на тебя взглянуть.

— Позволь мне.

Айседора обратила взгляд на ночной столик и прошептала:

— Сиана илдисио.

Две свечи и маленькая масляная лампа вспыхнули, осветив её и лежащего на кровати мужчину. Жрец оказался моложе, чем она ожидала. Айседора даже сочла бы Нэлика красивым, если бы не знала о его злодействах.

— Ты ведьма! — в тревоге воскликнул он, одёргивая руку и пытаясь сесть.

— Скажешь ещё хоть слово, и умрёшь, — прошептала она, толкая его обратно на мягкий матрац. — Если позовёшь на помощь или попробуешь со мной бороться, то моргнуть не успеешь, как встретишься со своим создателем.

Он замер под её рукой.

— Я могу стать твоим другом, если позволишь, — пообещал жрец с непринуждённостью человека, не единожды лгавшего и очаровывавшего ради получения желаемого.

— Как?

— Я могу вызволить тебя отсюда. Сегодня ночью.

Он не подозревал, что ей некуда пойти. Она не знала, где сейчас её сестры и даже живы ли они, поскольку перестала доверять своей интуиции, убеждавшей в их благополучии. Айседора посвятила себя императрице Лиане и будущему наследнику, служба им стала её единственным обязательством. Во всяком случае, пока.

— Возможно, я позволю тебе меня спасти, — сказала она, — но сначала хочу узнать, правда ли то, что я о тебе слышала.

— А что ты слышала?

— Говорят, несмотря на обет безбрачия, ты часто вызываешь женщин в эту миленькую комнатку, — и добавила: — Я почувствую, если ты солжёшь.

— Я мог бы опровергнуть твои обвинения, — легко отозвался он. — Но поскольку только что вслух предположил, что тебя прислала Розана, это было бы бессмысленно. Я тебе нравлюсь? Поэтому ты пришла? — в его голосе послышалась надежда, которую она скоро разобьёт.

— Ты предпочитаешь новеньких девочек, — продолжила Айседора. — Необученных.

— Жрец не может лечь с проституткой, — объяснил он. — Это неуместно.

Под своей ладонью Айседора чувствовала биение его сердца.

— А бросать беременных девочек в яму, чтобы они там умерли, уместно?

Нэлик начал возражать, но передумал. Возможно, действительно поверил, что она умеет распознавать ложь.

— Жрецам нельзя заводить детей, — объяснил он. — Меня сняли бы с должности и...

— И тебе пришлось бы расстаться со всеми благами, — закончила Айседора.

— Да, — прошептал он.

Она крепче прижала руку к его груди.

— Я дам тебе богатство и власть, — сказал он, впервые выказывая отчаяние. — Все, что захочешь.

— Все, что захочу, — она склонилась к нему и увидела в глазах жреца проблеск надежды. Он в самом деле решил, что сумеет избежать наказания. — Ты можешь повернуть время вспять?

Жульетт проспала далеко заполдень, утомлённая первой ночью в облике волчицы. Не просто волчицы, а королевы Энвина. Королевы волков, правившей простиравшимися вокруг горными землями. Рин внимательно разглядывал свою пару, вбирая её аромат и каждую чёрточку, словно видел в последний раз. Кроватью ей служила медвежья шкура. Не та, на которой она спала во время их путешествия, но очень похожая. Остальные провели ночь на твёрдых камнях или опавших листьях, но не королева.

Один из стражей нашёл и принёс их одежду, но большинство солдат пока спали. Они отдыхали посменно, чтобы постоянно присматривать за Жульетт. В дни и ночи полнолуния Рин зачастую вообще не смыкал глаз и также не заснёт в течение этих трёх суток. Солдат связывала обязанность защищать королеву, его — узы крови.

Жульетт часто ворочалась и тихо бормотала во сне. Но сегодня ей снился не он. Её разум повторно переживал пробежку по лесу, открывал в себе новую силу, вспоминал наслаждение, которое испытывал волк в лунном свете.

— Тебе следует поспать, — раздался знакомый голос.

Рин, сидевший у ложа Жульетт, обернулся к приближающемуся брату.

— Сон подождёт.

Дэнтон, единственный из братьев, кому достались тёмные волосы матери, широко улыбнулся.

— Боюсь, ты делаешь мою работу ненужной. — Дэнтон, младший из четырёх братьев, присоединился к Рину для исполнения почётной обязанности служить королеве три года назад и сегодня утром присутствовал здесь, как один из охранников. Он посмотрел на Жульетт со смесью гордости и восхищения. — Служить ей будет намного приятнее, чем королеве Этэйне.

Рин, насколько смог, прикрыл Жульетт шкурой, на которой она спала.

— Я не имел в виду грубости, — Дэнтон присел неподалёку на корточки. Подобно Рину и другим солдатам, на службе он носил кожаный килт, предоставлявший свободу движения.

— Знаю, просто королева ещё не привыкла к нашим обычаям и не избавилась от чрезмерной застенчивости. Она не хотела бы, чтобы незнакомые люди видели её спящей и неодетой.

— Как же тогда нам защищать её в полнолуние? — возразил Дэнтон.

Большинство солдат были женаты и беззаветно преданны супругам, и видеть королеву голой в период между волчицей и женщиной казалось естественной и несущественной частью их обязанностей. Дэнтон и пара других стражей ещё не нашли свою пару, но знали, что скоро их призовёт к себе предназначенная им женщина, и потом... Нагота Жульетт представлялась энвинцам столь же естественной, как их собственная.

Тогда почему он стремится спрятать её от всех остальных? Кэлам сказал бы, что брат страдает от приступа человеческой ревности.

Рин посмотрел на Дэнтона, который вырос прекрасным, талантливым человеком.

— Пообещай защищать её, когда меня здесь не будет.

— А почему тебя здесь...

— Обещай.

— Конечно, — тихо ответил Дэнтон. — Это моя обязанность солдата.

— И брата, — добавил Рин.

Дэнтон кивнул и отбросил упавшую на лицо тёмную прядь волос.

Когда Жульетт зашевелилась, Дэнтон встал и отошёл к остальным мужчинам, державшимся на почтительном расстоянии.

Жульетт села, отбросила медвежью шкуру и вытянула над головой руки. Как и у него, её длинные волосы спутались, но она, похоже, этого не заметила или сочла неважным. Не встревожилась даже из-за своей наготы. Жульетт приветствовала его лучезарной, удивительной улыбкой. И он ответил, следя, чтобы их по-прежнему разделял барьер.

— Прости за то, что предлагала забрать у тебя волка.

Он понимающе кивнул.

— Прошлая ночь была... — она обхватила себя руками и запрокинула лицо к ясному синему небу, — совсем не такой, как я себе напридумывала. Казалось, будто я лечу, а не бегу. Сам воздух дрожал и расступался перед нами.