– Ты шутишь, – сказала Сара.

– Во-во! – Дуглас ухмыльнулся, ведя пальцем вверх по ее бедру. (Правой рукой, автоматически отметила Сара. Боже, до чего упорны женатые парни!)

– И что произошло потом?

– Он ведь князь, сама понимаешь. – Дуглас пожал плечами. – Мы потихонечку смотались и устроили пикник, а когда я заскочил в замок, чтобы сходить в туалет, то я сообразил, что они ссорились. Макс вопил: «Что случилось?», а Щербатский, кажется, плакал. Или смеялся, было трудно разобрать. Макс говорил ему, что он должен притормозить. «Я заставлю вас остановиться», – так он сказал. Я еще подумал – хорошо хоть, что старикан не помер… – Дуглас помолчал и добавил: – Но неделю спустя он все равно помер.

– А кто-нибудь сообщил в полицию? – произнесла Сара и быстро задействовала мышцы внутренней поверхности бедра, создавая барьер для дрейфующей к северу руки Дугласа.

– Я-то по-любому не говорил. И сомневаюсь, чтобы Майлз позвонил копам. Щербатский катился по плохой дорожке. Назвать тот случай самоубийством… это мягко сказано. Подозреваю, что профессор находился в отключке и ничего не соображал, когда вывалился из окна.

…Или Макс нашел способ «заставить его остановиться»…

В ближайшем будущем Саре будет необходимо проверить рассказанную Дугласом историю через Майлза или Дафну. Но сейчас на часах было почти пять, а она зарезервировала единственную функционировавшую во дворце ванную на пять десять. И ей еще надо забежать к Элеоноре, чтобы договориться насчет завтра.

– Мне пора! – воскликнула она. – Ванная не ждет!

– Тебе не нужен кто-нибудь, чтобы потереть спинку? – пробормотал Дуглас, поднимаясь с места и притягивая ее к себе за бедра.

Конечно: уже стоит. Саре очень хотелось врезать ему между ног, не столько за себя, сколько от имени миссис Секстон, но она приложила усилие и сдержалась. Как ни крути, а это она здесь разыгрывала из себя Мату Хари. Парня нельзя винить.

– Спасибо, думаю, что вопрос закрыт, – прощебетала она, закидывая сумочку за плечо и двигаясь по направлению к комнате Элеоноры. – Чао!

– Жестокая, – простонал Дуглас, поворачиваясь к акварели.

Дверь во владения Эрнестины оказалась закрыта. Элеонора бдительно следила за температурным режимом, чтобы «дамам было прохладно и комфортно». Сара предупреждающе постучала, приоткрыла створку, и ее сразу же обдала волна едкого запаха химикалий. Элеонора, облаченная в мексиканскую накидку-плащ серапе, кинула ей бумажную защитную маску и жестом показала, чтобы она захлопнула дверь.

– Я заканчиваю! – прокричала Элеонора, тоже через маску. – Взгляните на мою принцессу де Линь! Она изумительна!

Элеонора кивнула на портрет, над которым работала. На холсте была изображена женщина в традиционном ракурсе в три четверти, одетая в желтое атласное платье с ярко-розовыми бантами. В руке принцесса держала шляпку с плюмажем.

– Потрясающе! – послушно отозвалась Сара. – А мне нужно срочно бежать в ванную, но Майлз говорил, что вы завтра собираетесь в Нелагозевес?

– Мы называем его просто «Нела». Да, разумеется, мы поедем вместе! – ответила Элеонора. – Я вовсе не хочу оставаться наедине с Максом. А вам ведь тоже туда надо, да? В библиотеку?

– Можете на меня рассчитывать, – пообещала Сара. – Я не дам вас в обиду.

Элеонора благодарно махнула ей рукой, и Сара ринулась вниз по лестнице в свою подвальную каморку. Схватив полотенце и мешочек с туалетными принадлежностями, она взлетела вверх по ступенькам. У дверей ванной комнаты улыбающийся Петр сообщил ей, что котел «как раз готов» и что ее ждет «очень горячая вода, чтобы можно было почувствовать себя хорошо».

Вскоре Сара обнаружила – в переводе с чешского сие означало «из крана течет ТОЛЬКО горячая вода». Она сумела наполнить ванну примерно на две ладони, прежде чем помещение затопил горячий пар. Сидя голышом на узком сиденье унитаза и ожидая, когда кипяток остынет, Сара вдруг заметила, что из кармана ее джинсов торчит конверт. Ах, да, это письмо ей вручила Яна! Она чуть не забыла о загадочном послании Максу из отеля «Гритти Палас» в Венеции. Выудив его из кармана, Сара увидела, что от пара конверт расклеился. После двухсекундного препирательства с совестью Сара раскрыла его, вытащила письмо, осторожно развернула и принялась читать.

Когда Сара погрузилась в ванну, в голове у нее крутились две мысли. Во-первых – мужчины безумно забавные, к какой бы культуре они ни принадлежали и в какое бы время ни жили. А во-вторых – князь Макс прячет в Венеции что-то очень ценное.

На выезде из Праги было оживленное движение, да и потом они понервничали, пока нашли нужную трассу, а затем Элеонора проскочила съезд с магистрали. В общем, они добрались до поворота на Нелагозевес только в полдень. Элеонора рассыпалась в извинениях, но Сара была рада возможности получше изучить чешскую провинцию. Едва ли можно говорить, что ты хорошо познакомился со страной, если все, что ты в ней видел, – пара крупных городов. Нужно поглядеть, как здесь выращивают урожай, на что похожи берега местных рек, как ведут себя обитатели придорожных селений.

Местность между Прагой и Нелагозевесом была холмистой. По обе стороны Восьмой автомагистрали простирались бескрайние поля желтой горчицы и хмеля, что не удивляло, учитывая национальные диетические пристрастия. Сара была разочарована тем, что не заметила ни одного капустного поля или колбасного завода: это окончательно дополнило бы картину. После того как они пропустили поворот, им пришлось съезжать с шоссе в Роуднице, где располагался очередной замок Лобковицев, который до сих пор контролировала чешская армия. Макс упорно дергал за все ниточки, тщетно добиваясь его реституции. Сара не могла взять в толк, что он собирается делать с двухсоткомнатным чудовищем, когда у него и без того хватало забот с уже возвращенными ему владениями. В Роуднице прежде располагалась тренировочная база СС, что внушало неприятные ассоциации, корме того, строение подверглось бомбардировке советскими войсками в порядке демонстрации силы. Сара слышала, что замок фактически лежит в руинах. Казалось бы, такое приобретение не может сулить ничего, кроме головной боли. С другой стороны, сложно поставить себя на место князя, который взял на себя задачу восстановить утраченное состояние своей семьи.