— Нет, — Майя согласился, пожалуй, слишком поспешно, чем вызвал ухмылку на лице Великого Авара.

— Тем не менее, я тревожусь оставлять тебя здесь одного среди этих эльфов. Мы всегда считали их людьми холодными и себе на уме, но скажу тебе, любой гоблин сгорел бы со стыда за такое поведение. Попытка переворота! Покушение на убийство. Аварзины, по крайней мере, выходят на бой честно и открыто.

— Это исключительные случаи, — попытался возразить Майя.

Великий Авар фыркнул себе под нос.

— Они тоже так говорят, но что-то мне не верится. — Его жестокие оранжевые глаза удерживали взгляд Майи. — Я хочу, чтобы ты запомнил: Горменед даст тебе убежище при первой же необходимости. И после моего отъезда половина солдат моей свиты будет размещена здесь под командованием капитана Виженка.

— Виженка? — Повторил Майя.

— Раз я доверил ему себя и свою дочь, то думаю, смогу доверить и своего внука.

— Но…

— И я так же думаю, что Надеан будет счастливее подальше от Корат'Дав Архоса.

Это пресекло дальнейшие возражения Майи. Голос Великого Авара звучал сердито, словно он собирался наказать всех своих потомков, но Майя вспомнил страстный бунт Надеан против политического лицемерия и подумал, что разгадал намерения деда.

Великий Авар резко кивнул.

— Просто помни, что они здесь, — сказал он и поднялся на ноги. — Горменед! Вы обещали нам бокал khevaral!

Майе понадобилось несколько минут, чтобы восстановить душевное равновесие. Когда он снова обратил внимание на окружающих, то обнаружил перед собой капитана Виженка, стоящего с самым любезным и предупредительным видом, насколько это было возможно для Херцеторца его роста и комплекции.

— Капитан?

— Ваше Высочество, — отсалютовал Виженк. — Мы полагаем, вас не радует мысль, что при вашем дворе будет расквартирована иностранная армия.

— Это очень маленькая армия, — сказал Майя.

Виженк никак не отреагировал на это замечание.

— Мы хотели бы заверить вас, что не имеем никаких распоряжений, кроме защиты вашей персоны и посольства в случае… — он вежливо кашлянул, — каких-либо волнений.

— Мы благодарим вас, капитан, — ответил Майя, понимая, что капитан Херцеторцев мобилизовал все свои дипломатические способности для этой короткой речи. — Мы понимаем, что дедушка беспокоится о нашей безопасности. Мы считаем, что в этом нет необходимости, но испытываем… — он остановился, подбирая подходящее слово, и, наконец, запинаясь, произнес, — искреннюю благодарность.

— Ваше Высочество, — Виженк снова отдал честь. — Для нас будет честью служить вам.

И Майя почувствовал странную уверенность, что неким образом заслужил одобрение Виженка.

Благодарность, подумал он. Не совсем правильное слово, но он еще не нашел определения этому маленькому ростку доверия и любви.

— Мы надеемся, вы с Меррем Виженк сможете присутствовать на неофициальных семейных встречах? Это не будет выглядеть неуместным?

— Вовсе нет, Ваше Высочество, — сказал Виженк. — Мы будем очень рады и с полной уверенностью можем сказать то же самое от имени Меррем Виженк.

— Хорошо, — кивнул Майя.

А потом Виженк был отозван, и к Майе подошел один из живших в Сето баризанских купцов, пожелавший узнать, действительно ли Император собирается организовать постоянное сообщение через Истандаарту.

— Проект был представлен в Коражас, — сказал Майя и тридцать секунд спустя оказался в плотном кольце гоблинских торговцев, взволнованно объяснявших ему, каким благом станет этот мост.

Майя слушал и кивал, пока великое смятение не возвестило об отбытии баризанских гостей.

Все снова вышли на площадь Пармено, где Великого Авара уже ожидала его великолепная повозка. Старик обменялся салютами с Виженком, поцеловал руки дочери и довольно чувствительно хлопнул Майю по плечам. Затем он тяжело поднялся в карету; кучер склонил увенчанную кокардой шляпу в сторону Императора и крикнул «Но!» десятке лошадей.

Окруженный своей свитой, Великий Авар отбыл из Сето.

Первые два месяца нового года прошли в допросах принцессы Шевеан, лорда Чавара, герцога Тетимела, Дач'осмера Убежара, Мера Шуливара, Мера Бралшенара, Мин Наршанажен и головокружительного количества прочих участников первой или второй попытки сместить Эдрехазивара VII с престола. Майя не мог решить, чувствует он облегчение или, напротив, разочарование от того, что ни одному из заговорщиков нельзя было предъявить обвинение в участии сразу в обоих покушениях. Шевеан с Чаваром, судя по всему, не имели ни малейшего представления о махинациях Тетимара и наоборот.

Единственным облегчением стало то, что призрак Эшевиса Тетимара позволил Императору проявить милосердие к Шевеан и Чавару. При данных обстоятельствах суд счел смягчение наказания приемлемым и даже разумным. В конце концов, они искренне верили, что действуют на благо Этувераца и сохраняют верность пожеланиям Варенечибела IV.

«Бравада Тетимада», как вскоре стали называть второй заговор, ни в коей мере не руководствовалась интересами империи, ее члены стремились устранить Императора, видя в нем лишь помеху на пути к осуществлению личных амбиций.

Казни были проведены публично и повергли Майю в ужас.

Он категорически запретил присутствие на экзекуции сестер Эшевиса Тетимара, хотя некоторые члены правительства считали это необходимой мерой. Они не были повинны ни в чем, кроме факта своего родства, и не нашлось бы более надежного способа внушить им мысль, что их брат и отец были правы в своей обиде. Зато он испытал тайное и дерзкое чувство удовлетворения, передав девочек под опеку князя Оршениса и узнав, что они отбудут в Амало на «Верности Лохасо» — это имя как нельзя больше подходило дирижаблю Оршениса, чье слово оказалось непоколебимым, как его родные горы. Князь начал свою аудиенцию с предложения сэппуку, и по его решительному лицу и ровно звучащему голосу Майя понял, что ритуал будет совершен незамедлительно в случае малейшего сомнения в его верности.

Оршенису ничего не было известно о планах Тетимада, и из его слов Майя сделал вывод, что заговорщики были достаточно осторожны, чтобы воздержаться от выражения неудовольствия в присутствии князя. А его жена, красивая, бледная, застенчивая и откровенно влюбленная в мужа, могла ли она сочувствовать неосуществленным замыслам отца и брата, если они почти не разговаривали с ней?

Сбыв с рук девочек Тетимада, Майя должен был решить, как поступить с участниками первого заговора. С Чаваром все решалось относительно легко; Дому Чавада принадлежала усадьба в захолустье Че-Атамара между Тетарой и ее притоком Тетарисом, и виконт Чавел принял на себя ответственность за содержание брата там.

Майя приложил все усилия, чтобы уберечь Дом Чавада от падения вслед за бывшим лордом-канцлером; он считал, что Чавар, давно овдовевший и почти не поддерживавший отношений с братом и племянниками, не должен стать причиной опалы для своих родственников. Конечно, виконт Чавел, представший перед Майей через три дня после неудачного переворота и тоже предложивший сэппуку (чего, кстати не удосужился сделать сам Чавар), не имел ни малейшего понятия о замыслах брата. И если бы заговорщики заручились поддержкой Наревиса, то не возникло бы никакой необходимости в столь театральном нападении на Алсетмерет: Майю можно было легко подкараулить в покоях Чавада.

Но на семью были наложены суровые штрафы, и их Майя оспорить не мог. Лишившись значительных доходов Чавара, Дом возвращался в ряды мелкопоместного дворянства вроде Нелада, Данивада и всех прочих. И Наревис вместе с ним, ведь он даже не был наследником своего дяди.

Удержанный от сэппуку, виконт Чавел предложил остаться при дворе, чтобы, находясь под императорским надзором, убедить двор в своей непричастности к предательству. Майя так же вежливо отказался и от этого предложения, и благодарный виконт Чавел начал долгий и неприятный процесс консервации дворцовых апартаментов Чавада. Большая часть мебели и картин была направлена прямиком в аукционный дом Сето, где, надеялся Майя (возможно, с некоторой долей злорадства), они будут куплены гоблинскими торговцами, которых столь откровенно презирал Чавар.