Семейство По (на этот раз они отправились все вместе) очутилось в Филадельфии в середине лета 1838 года. Поначалу поселились в одном из респектабельных пансионов в самом центре города, но вскоре — в самых первых числах сентября — вынуждены были перебраться в жилье гораздо дешевле, сняв маленький дощатый домик в три комнаты. Г. Аллен полагал, что именно это жилище описал Томас Майн Рид, встречавшийся с поэтом в Филадельфии, в своем очерке «В защиту умершего». Но биограф, конечно, ошибся, поскольку По жил там осенью 1838-го — зимой 1839 года, а Рид оказался в Филадельфии лишь в 1843 году, да и в Америку попал только в 1840-м[194].
Если помнит читатель, именно в Филадельфии, в газете «Сэтеди курир», в свое время были опубликованы первые рассказы По. Это обстоятельство поэт мог рассматривать как некий добрый знак, но едва ли стоило надеяться встретить здесь радушный прием. Ведь среди тех, кого он задел своими критическими публикациями в «Мессенджере», были не только «никкербокеры», но и многие из тех, кто сотрудничал в местных газетах и журналах. Тем не менее нельзя утверждать, что Э. По ехал «наудачу». У него здесь были контакты, были знакомые. Да и первый филадельфийский адрес — пансион на Двенадцатой улице, в районе Малберри — был не случаен. Здесь с семьей обитал некий Джеймс Педдер, который, собственно, и сагитировал По перебраться в Филадельфию. Педдер издавал здесь газету и, хотя не мог предложить в ней место, полагал, что его знакомый сможет найти здесь работу, и пообещал ему содействие. Вполне возможно, на первых порах журналист даже помогал семье поэта: во всяком случае, достоверно известно, что его дочери Энн и Бесси снабжали миссис Клемм продуктами[195]. С работой, однако, не получалось. То ли кризис был тому виной, то ли репутация Э. По.
Переезд на Шестнадцатую улицу, в «сшитый из досок домик», был вызван, повторим, финансовыми обстоятельствами. Деньги у По — Клеммов вышли, и они вынуждены были жить в долг. Мало известно о займах, к которым вынуждены были прибегнуть и По, и его теща. Но мы знаем, что в летние дни 1838 года с просьбами о вспомоществовании поэт обращался к Нельсону По, Дж. Кеннеди, Н. Бруксу. Нет сведений о том, помогли ему двоюродный брат (скорее всего, да). Но Кеннеди помочь не мог, у него самого наступили трудные времена. Не помог и Натан Брукс, давний балтиморский знакомый. Но сообщил, что на пару с другим балтиморцем, Дж. Снодграссом, готовит к изданию первый номер общего ежемесячного журнала «Америкэн мьюзеум» («American Museum») и приглашает По сотрудничать в нем[196]. По немедленно выслал Бруксу свой рассказ «Лигейя», который был написан еще в Нью-Йорке. Уже в сентябре, с выходом первого номера журнала, Брукс выслал Э. По десять долларов — гонорар за рассказ. Так началось сотрудничество По с балтиморским «Америкэн мьюзеум», которое не прерывалось всю недолгую жизнь ежемесячника: он просуществовал девять месяцев — до мая 1839 года. И почти в каждом номере появлялись тексты По — рассказы, стихотворения, литературная критика, обзоры книжных новинок.
Однако «хлеб» литературного «фрилансера» в тогдашней Америке был скуден и жестковат. Едва ли кому это было известно лучше, нежели нашему герою. Именно этим обстоятельством объясняется письмо в Вашингтон Джеймсу Полдингу, недавно назначенному морским министром. Даже малый фрагмент из него красноречиво свидетельствует о положении, в котором оказался поэт и его маленькая семья:
«Могу ли я рассчитывать на ваш подарок — самую незначительную чиновную должность — в любом месте, на море или на суше — любую, способную избавить меня от несчастной доли неприкаянного литератора, что, разбивая мое сердце, выпала мне нынче — ни мой характер, ни мои способности не в состоянии выдержать это — и я не буду больше роптать на Божий промысел. Я чувствую, что тогда (обладая чем-то, что выходит за пределы литературы как профессии) я смог бы занять подобающее положение в обществе. Само собой разумеется, горяча и безгранична будет моя благодарность тому, кто таким образом спасет меня от нищеты и водворит меня в состояние полнейшего счастья. Вручаю свою судьбу в ваши руки…»
Неизвестен ответ Полдинга. Да и был ли он? Неужели и в те времена, в юной демократической Америке, возносясь вместе с большим постом на бюрократические высоты, человек мгновенно обрастал непробиваемым панцирем, обретая поразительную способность — не воспринимать чужую боль, не слышать голоса недавних друзей, если они, конечно, не принадлежат к чиновной элите? Хочется думать, что письмо вульгарным образом затерялось. Потому морской министр и не ответил недавнему коллеге. Однако — случайно или нет — По никогда больше не писал Полдингу, и отношения между ними не восстановились с уходом последнего в отставку в 1841 году.
Переписка поэта тех лет показывает, что он очень надеялся на коммерческий успех своего недавно вышедшего «Пима». Надеялась на это и издательская фирма. Опубликовав книгу, они, как и полагается, разослали десятки экземпляров в разные концы страны — в журналы и газеты. Несколько экземпляров отправились даже за океан, в Англию. Акция была совершенно рутинной, носила рекламный характер: книга должна была попасть в традиционные для периодики обзоры новинок, вызвать интерес и обеспечить продажи. Отзывов было много — их оказалось куда больше, чем разосланных экземпляров. Но среди них — почти ни одного положительного. В основном повесть ругали: за приверженность автора к ужасам, откровенно посмеивались над причудливым полетом его безудержной — по мнению рецензентов — фантазии. Особенно усердствовали нью-йоркские газеты. Что ж, теперь безымянные рецензенты могли отомстить тому, кто в «Мессенджере» язвительно изничтожал их собственные сочинения или писания тех, кого они числили среди своих друзей, единомышленников и союзников. Диссонансом в этом хоре прозвучали голоса давнего приятеля поэта Ламберта Уилмера да анонимного обозревателя из «Военно-морской и армейской газеты» («Naval and Military Gazette»), похваливших книгу. С интересом к повести отнеслись и англичане, переиздав ее в 1839 году, — разумеется, пиратским способом.
В конце года По написал издателям из «Харперс» и интересовался возможностью дополнительного тиража. И следовательно, перспективой вознаграждения. Ответ он получил неутешительный: «…из отпечатанных 750 экземпляров продано всего 100». Ему посоветовали «взаимодействовать» с журналами и «организовать» несколько положительных отзывов. О переиздании, дополнительных тиражах и, следовательно, авторских выплатах не могло идти и речи.
Отчаянное безденежье привело нашего героя к эпизоду, который вроде бы не очень украшает его как писателя, но вполне объясним создавшейся ситуацией. Речь о книге, которой при жизни поэта суждено было стать самой успешной в коммерческом смысле, но, увы, не художественной.
Осенью 1838 года Эдгар По взялся за работу довольно странную: подрядился написать учебник по конхиологии — науке о раковинах. Трудно сказать, кто на кого вышел — издательство на Э. По или, наоборот, Э. По на издательство. Вполне может быть, что инициатива исходила и от частного лица — профессора Томаса Уайетта, специалиста в этой области.
Т. Уайетт за некоторое время до описываемых событий издал у «Харперс» изрядный фолиант под названием «Новое превосходное руководство по конхиологии» — в тисненом переплете, с массой иллюстраций, на хорошей бумаге. Книга получилась очень дорогой. А профессор, как многие американские профессора того времени, подрабатывал разъездными лекциями и в своих турне пытался приторговывать собственной книгой. Но выходило плохо — слишком дорогой она получилась. Он обратился к «Харперс» с просьбой переиздать ее в «бюджетной» версии. Издательство отказалось — куда же девать изданное? Другой бы на том успокоился, но не американский коммерческий ум. Ученый лектор обратился в местное издательство «Хасуэлл, Бэррингтон и Хасуэлл» с предложением напечатать дешевый вариант. Издатели согласились. Но попросту «украсть» книгу у «Харперс» было нельзя — судебный иск в таком случае был обеспечен. Решили не рисковать, а пойти по-иному пути: создать новую книгу под новым авторством. Так и появилась фигура нашего героя. Позднее По утверждал, что его имя на титульном листе учебника могло способствовать увеличению продаж (намекая на то, что в литературных кругах он человек небезызвестный), поэтому к нему и обратились.