— Слушайте, — медленно поднимаясь, заговорил Томас. Он надеялся, что Минхо не сотворит глупости и не испортит ему всю игру. — Мы не такие, как другие. Мы не просто какие-то пришлые шенки, ворвавшиеся на вашу территорию. Мы — особо ценные шенки. Пока живы.

Злобное выражение на физиономии Хорхе чуть-чуть смягчилось, на ней даже промелькнула крохотная искорка любопытства. Однако он не поддался ему, спросил только:

— Что такое шенк?

Томас чуть не расхохотался. Нелепая реакция в данных обстоятельствах, но что поделаешь — действительно было смешно. Он быстро проговорил:

— Ты и я. Десять минут. Наедине. Это всё, чего я прошу. Можешь взять с собой любое оружие.

А Хорхе и вправду рассмеялся, вернее, грубо заржал:

— А ты не слишком много о себе воображаешь, пацан? Зачем мне оружие? Я тебя и так одной левой!

Он замолк, и следующие секунды показались Томасу часами.

— Десять минут, — наконец процедил хряск. — Эй, вы, оставайтесь здесь и следите за этими сопляками. Чуть что — стоит мне только моргнуть, и здесь начнётся разгул смерти. — С этими театральными словами он махнул рукой в сторону выхода в тёмный коридор, напротив разбитой входной двери.

— Десять минут! — повторил он.

Томас кивнул. Хорхе не двинулся с места, поэтому юноше пришлось идти первым. Предстоящий разговор, возможно, станет самым важным в его жизни.

И, может, последним.

Выходя в тёмный, мрачный коридор, Томас спиной ощущал: Хорхе следует за ним по пятам. Здесь пахло сыростью и гнилью, с потолка капало. Звук падающих капель рождал жутковатое эхо, и Томасу почему-то казалось, что сверху течёт не вода, а кровь.

— Иди-иди, — донеслось из-за спины. — В конце есть комната со стульями. Одно резкое движение в мою сторону — и от всех вас мокрого места не останется.

Томаса так и подмывало обернуться и наорать на парня, но он только проронил:

— Я уже проникся — ты крутой. Можешь лишний раз не напоминать, я не дебил, — и продолжал шагать дальше.

В ответ хряск лишь усмехнулся.

Через несколько минут они приблизились к деревянной двери с круглой серебряной ручкой. Томас без колебаний повернул её — пусть этот фигляр не думает, что у него поджилки трясутся от страха. Однако войдя внутрь, растерялся — там была беспросветная темень.

Хорхе проскользнул мимо него. Послышался шелест ткани, и в комнату ворвался жгучий, ослепительный свет. Томас закрылся локтем, но вскоре глаза приспособились, и он убрал руку, правда, поначалу пришлось щуриться. Оказывается, окно закрывал плотный занавес, и хряск его отдёрнул. Вот это да — стекло было цело! За окном — только раскалённый от солнца бетон. И свет.

— Садись, — пригласил Хорхе. Странное дело — его тон был куда любезнее, чем можно было ожидать. Наверно, это потому, что хряск, наконец, оценил разумное и спокойное поведение своего гостя, решил Томас. А может, сообразил, что в результате этой беседы обитателям руин может отвалиться нечто ценное. Хотя, конечно, мужик был хряск, значит, кто знает, чего от него ожидать...

В комнате стоял стол, около него — два деревянных стула, вот и вся мебель. Томас подтянул к себе один из стульев и уселся. Хорхе занял место напротив, поставил на стол локти и сцепил ладони в замок. Его лицо было бесстрастно, взгляд намертво прикован к лицу собеседника.

— Говори.

Эх, иметь бы Томасу хоть пару секунд на размышление! Там, в большой комнате, у него возникло сразу несколько неплохих идей; хорошо бы выбрать из них наиболее подходящие. Но у него не было ни одной лишней секунды.

— О-кей. — Он запнулся. Вообще-то совсем даже не «о-кей», но да ладно, для начала сойдёт. Набрал полные лёгкие воздуха. — Ты там, — кивок на дверь в коридор, — упомянул о ПОРОКе. Мы многое знаем об этих людях. Было бы интересно послушать, что тыможешь рассказать о них.

Лицо Хорхе оставалось таким же бесстрастным.

— Сейчас твоя очередь рассказывать, а не моя. Вот тыи рассказывай.

— Да, конечно. — Томас пододвинул свой стул чуть ближе к столу. Потом отодвинул его обратно и положил щиколотку одной ноги на колено другой. Все эти манипуляции имели одну цель — успокоиться; а там, глядишь, и подходящие слова найдутся сами собой. — Понимаешь, мне трудно будет объяснить, я же не знаю, что тебе известно. Давай я прикинусь, что ты вообще в этом деле полный лопух. Идёт?

— Я бы строго рекомендовал тебе больше никогда не употреблять слово «лопух» по отношению ко мне.

Томас заставил себя сглотнуть — страх комом застрял в глотке.

— Ну, это просто такое расхожее выражение.

— Продолжай.

Томас снова сделал глубокий вдох.

— В нашей группе сначала было человек пятьдесят. И... одна девушка. — Болезненный укол в сердце. — Теперь нас только одиннадцать. Я не знаю всех подробностей, но ПОРОК — это такая... организация, которая творит с нами отвратительные вещи с какой-то непонятной целью. Мы жили в одном месте, оно называлось Приют. Вокруг него был каменный лабиринт, населённый жуткими тварями — гриверами.

Он подождал реакции Хорхе на эту не совсем обычную информацию, но на лице хряска по-прежнему сохранялось каменное выражение. Ни узнавания, ни недоумения. Вообще ничего.

И Томас принялся излагать приютельскую эпопею. Об их жизни в Лабиринте, о том, как вырвались оттуда. Как их «спасли» и чем дело обернулось — что, оказывается, «спасение» было только частью плана, за которым стоял всё тот же ПОРОК. Рассказал о Крысюке, отправившем их с нынешней миссией — выжить в Топке, пройти сто миль на север и достигнуть Мирной Гавани — что бы ни стояло за этим названием. Поведал об их путешествии в длинном тёмном туннеле, о нападениях летающей серебристой дряни, о том, как шли через пустыню...

Словом, выложил Хорхе всю историю. И чем дольше говорил, тем неувереннее себя чувствовал. Идея рассказать правду казалась теперь сущим идиотизмом. Но он продолжал своё повествование — просто не знал, что ещё делать. К тому же в нём теплилась надежда, что ПОРОК — такой же враг хряскам, как и приютелям.

Единственное, о чём он не обмолвился ни словом — это история с Терезой.

— Так что, как видишь, мы имеем для них какое-то особое значение, — заключил Томас. — Ну не убивают же они нас просто из вредности? Какая им с этого польза? В чём тогда суть всего предприятия?

— Кстати, насчёт сути, — отозвался Хорхе, впервые открыв рот за все отпущенные Томасу десять минут (которые уже давно прошли). — К чему ты клонишь?

Томас помедлил. Настал момент истины. Его единственный шанс.

— Ну?

И Томас решился.

— Если ты... поможешь нам... то есть, ты и кто-нибудь из твоих... не все, конечно, только несколько... отправитесь с нами и поможете добраться до Мирной Гавани...

— То что?

— Тогда, может, и у вас появится возможность...

Вот оно — то, что он планировал с самого начала, его козырь — надежда, поданная Крысюком!

— Они сказали — мы все больны Вспышкой. Но если мы доберёмся до Мирной Гавани, то получим лекарство. Они утверждают, что знают, как вылечить заразу. Если ты поможешь нам дойти туда, то, возможно, тоже получишь лекарство. — Томас умолк и пристально посмотрел на Хорхе.

Что-то еле уловимо изменилось в лице его собеседника, и Томас понял, что выиграл. В глазах хряска промелькнула надежда, впрочем, быстро сменившаяся прежней каменной невозмутимостью. И всё же Томас не ошибся: его слова задели некую струнку в душе Хорхе.

— Лекарство... — повторил хряск.

— Лекарство. — Начиная с этого момента Томас решил говорить как можно меньше. Всё, что можно сделать для улучшения ситуации, он уже сделал.

Хорхе откинулся на стуле — тот жалобно скрипнул, словно собираясь развалиться — и скрестил руки на груди. Он сдвинул брови, словно размышляя над услышанным.

— Как тебя зовут?

Вопрос застал Томаса врасплох — он был уверен, что уже называл своё имя. Или, по крайней мере, где-то вскользь упомянул, кто его знает... Если уж на то пошло, вся каша заварилась чересчур быстро — обошлось без официальной церемонии знакомства.