Каких только поразительных открытий не совершили в те дни! Оказалось, что император останавливался в нашем городе не только на отдых, но и для того, чтобы обдумать и продиктовать проекты указов, а поскольку он славился умением беречь время и не тратить зря ни минуты, неподалеку от туалета непременно должна была находиться комната с конторкой, стоя за которой, секретарь императора записывал все, что из места уединения неспешно диктовал ему августейший голос. И что эта комната с конторкой находилась в бывшем цветочном магазине. А в ресторане была приемная для просителей — пол ведь там вытерт больше, чем в других помещениях: прежде клиентов ресторана и всех заведений, размещавшихся некогда на его месте, по этому полу ступали, вновь и вновь измеряя комнату неровными, нервными шагами, охваченные трепетом жители города и окрестностей, ожидавшие ответа на поданное прошение или чести быть лично принятыми самим императором. А еще говорили, что все здание некогда принадлежало императору, что неспроста из окна мансарды город видно как на ладони: можно даже разглядеть вершину холма, с которого, двигаясь с севера, странник впервые видел город своими глазами, и порт, где, двигаясь с юга, садились на корабль, чтобы проделать последнюю часть путешествия по морю.

Все новые и новые догадки сыпались одна за другой: в здании напротив ресторана (несмотря на многочисленные перестройки, нетрудно было угадать его первоначальный облик) должна была располагаться казарма личной гвардии императора, справа от него — там, где сейчас универмаг, наверняка находились покои императорского семейства, за ними — покои прислуги. Справа от казармы — там, где сейчас центральное отделение Генерального банка, был Collegium doctorum (как известно, император путешествовал в сопровождении постигших все науки советников), а за нынешним зданием банка — покои прислуги ученых докторов. На небольшой площади между покоями прислуги императорского семейства и покоями прислуги ученых наверняка был разбит розарий, в котором по приказу императора — могучего, мудрого и видного мужчины — в честь всякой дамы, которой он был увлечен, высаживали розовый куст. Чуть поодаль — там, где сейчас парковка, простиралась широкая рыночная площадь: на ее северной оконечности была Лоджия купцов (сейчас там разместились столики трех кафе), на восточной — Дворянское собрание (сейчас там Федеральное страховое агентство), на западной — церковь Святого Мартина (которая там и стоит). И так далее, и тому подобное. Одним словом, весь город построили или, вернее, перестроили под императора. Комиссия представила властям подробный отчет, а после пресс-конференции о его содержании узнало все население. Затем комиссию распустили. Вместо нее немедленно возникло движение за реконструкцию города и возвращение ему облика эпохи императора, однако оно сразу же встретило сопротивление сторонников движения за город для людей, членов Союза торговцев, Союза жильцов и даже местного историка Тита Вильи. Историк, которого в комиссию не позвали, грозился доказать, что ее выводы безосновательны и все открытия — полная ерунда: в его семейном архиве якобы сохранилась расписка, которую дед покойного цветочника, прибывший из Ниццы и также торговавший цветами, взял с местного художника, который нарисовал ему в отхожем месте дворянский герб, придумав его из головы.

1. Одна храбрая девушка из Беллуно, — рассказывала мне пожилая родственница, — вытащила из разлившейся реки двух близнецов, оставленных старшей сестрой без присмотра. За это героиня получила медаль и диплом. Когда она проносилась по улице на «веспе» (в то время мало кто из женщин пользовался двухколесным транспортным средством), все показывали на нее пальцем, вспоминая спасенных детишек. Поскольку Беллуно городок небольшой и его жители охочи до сплетен, прошло всего несколько месяцев, и все стали с нетерпением ждать, что девушка опять кого-нибудь спасет. Когда ей это надоело, она сложила весь свой скарб в сумку, водрузила сумку на багажник, завела мотор, включила первую скорость, потом сразу третью — и поминай как звали. А ведь в то время мало кто из женщин мог просто взять и уехать, уместив все свои пожитки в одной-единственной сумке…

2. Одному монаху верующие подарили английский мотоцикл — не новый, но в отличном состоянии: в молодости монах был чемпионом района в классе мотоциклов с полулитровым двигателем, однако, приняв постриг (наш монах решился на этот шаг в зрелом возрасте), перестал участвовать в соревнованиях. Теперь же, получив подарок от верующих, в чьей искренности нельзя было усомниться, монах оказался в затруднительном положении — между прочим, он опасался, как бы подол рясы не затянуло в колесо. И все же у него не хватило духу отвергнуть дар тех, кто так крепко его любил. Однажды ночью ему явился во сне святой Франциск и сказал: «Сын мой, не ряса, а сердечная радость отличает тебя от других, так отчего же не воспользоваться мотоциклом, который ты так ловко водишь и на котором ты не раз колесил по зеленым лугам, чтобы как можно скорее поделиться переполняющей тебя радостью с братьями?»

3. Два библиотекаря, занимавшиеся неспешной, рутинной, всеми уважаемой работой, обожали мощные быстрые мотоциклы; несколько лет они откладывали с зарплаты на блестящий новенький мотоцикл, и вот наконец мечта их сбылась. Всякую свободную минуту они вскакивали на железного коня и отправлялись в рискованные путешествия. При этом они любили сравнивать истории, в которые попадали, с тем, о чем говорилось в книгах, проходивших через их руки. В баре «Кентавр», куда библиотекари частенько заглядывали, можно было услышать: «Ах! Сегодня все было в точности, как в ‘Неистовом’!», «А помнишь тот день, когда мы словно оказались в ‘Божественной’?», «Нет, все-таки здорово было, когда мы попали в передрягу — будто в ‘Освобожденном’!», «А как мы в тот раз измучились! Никогда не забуду — ну точно, как в ‘Обстоятельствах’!»[18] Между прочим, библиотекари делали доброе дело, ибо благодаря им юные мотоциклисты города и округи познакомились не только с шедеврами итальянской поэзии и прозы, но и с многими прочими книгами.

4. Одна молодая художница продолжала появляться в академии, хотя уже дважды выставляла свои работы; она приезжала три раза в неделю на стареньком отечественном мотоцикле. Художница была милая, из-за чего ее работы казались лучше, чем были на самом деле. В основном, она писала картины небольшого формата, влезавшие в кожаную сумку на багажнике. Однако, выиграв конкурс проектов витражей для церкви Св. Севера, художница прибыла на место работы на катере «Аврора»: церковь Св. Севера находится в средневековом городке, расположенном на острове посреди озера.

5. Молодой французский философ, успевший прославиться исследованиями феноменологии микроэмоций, каждое утро отправлялся за город на старомодном, но новеньком велосипеде; пока он крутил педали, голова его была занята размышлениями: утром, по пробуждении, все виделось ему ясно и четко. Вернувшись домой, философ тратил полчаса, чтобы записать результат утренних трудов. Будучи недоволен собой и стремясь достичь большего, он решил, что работа пойдет скорее, если он будет ездить на мотороллере. Поскольку ощутимых результатов это не дало, он решил пересесть на мощный мотоцикл. Однако из-под его пера выходили все менее блестящие сочинения, да и читателей у него становилось все меньше. «С другой стороны, — рассуждал философ, — разве смогу я отказаться от наблюдения любопытнейшего явления: как разбегаются курицы, когда я внезапно выскакиваю из-за поворота у зарослей боярышника?»

6. Один психолог довольно поздно сел на мотоцикл, зато быстро научился отлично его водить; он ездил долгими и не всегда удобными дорогами при любых погодных условиях — ездил осторожно, хотя и не отказывал себе в удовольствии набрать разумную скорость. Потом он случайно попал в аварию. После аварии он решил, что с мотоциклом покончено. Наш психолог не был адептом какой-либо школы, получил эклектичное образование и поэтому, к великому возмущению и зависти коллег-ортодоксов, любил повторять, что многое узнал о человеческой душе, путешествуя на открытом воздухе под солнцем и дождем.