Не успели мы сделать по залу и трех шагов, как произошло нечто странное. На самом деле так бывает только в кино, но в Маунтин-Эш, судя по всему, подобное случается каждый день.
Кто-то из сидящих в зале, заметив Хью, издал радостный вопль. Ему вторил кто-то еще. Потом и другие разразились приветственными криками. Раздались аплодисменты, свист, и вскоре весь зал стоял на ногах, бурно приветствуя неожиданное появление гипнотизера Хью Леннона. Когда мы шли сквозь расступающуюся толпу, я заметил, что рослые мужчины хлопали Хью по спине, миниатюрные женщины махали ему. Я уверен, даже дети, коих в пабе было немало, подняли бы в его честь бокалы, если б таковые у них были. Разумеется, я слышал фразу «народный герой», но сейчас впервые наблюдал, как народ чествует своего любимца. Это было потрясающе.
Наконец мы укрылись в бильярдной, и я спросил у Хью, неужели его появление на людях всегда производит такой фурор.
— Ну... понимаешь, не в каждом городе есть свой гипнотизер. Не многие имеют возможность посмотреть на него вблизи, так что...
В комнату ворвался мужчина лет тридцати.
— Хью, покажи, как ты летаешь, ладно? Ради меня.
Мужчину отличал сильный валлийский акцент, на нем были очки с толстенными стеклами, — что говорило само за себя, — и в руке он сжимал мобильный телефон — совсем крошечный, будто игрушечный.
— Э... не сейчас, Томми...
— Ну, Хью, пожалуйста, ради меня? Я сказал ребятам за столиком, что ты умеешь летать, а они не верят. Пойдем, покажи им, прошу тебя.
Хью взял парня за плечи и посмотрел ему прямо в глаза.
— Может, чуть позже. Я сейчас не в форме.
Казалось, на парня будто снизошло озарение. В его лице отразилось понимание. Почтительно кланяясь, он попятился из бильярдной.
— Ты не говорил мне, что умеешь летать! — воскликнул я, когда дверь за мужчиной закрылась.
— А я и не умею. Такие штучки под силу только Дэвиду Блейну[91]. Просто, когда стоишь на одной ноге под определенным углом, создается впечатление, что ты паришь в воздухе. Как-то раз я показал бедняге этот трюк и теперь не хочу его расстраивать.
Как мило, подумал я.
Хью опустил в стол 20 пенсов, и из него выкатились шары. Я начал их расставлять.
— Так... полагаю, здесь у вас что-то вроде культурного центра? — спросил я.
— Да. Прежде тут только музыканты играли, да от случая к случаю караоке развлекались, так что, думаю, народу нравится, что вечерами по пятницам у них есть возможность посмотреть, как гипнотизируют их приятелей. Изначально я пошел на это, чтобы познакомиться с народом. Я ведь, когда сюда переехал, никого в городке не знал. А однажды разговорился с телемастером — у меня забарахлил телевизор, и я его вызвал — и сказал ему, что умею читать чужие мысли. Специально сболтнул — не хотел, чтоб он с меня лишнее взял. Ну а он предложил, чтобы я устроил телепатическое шоу в городе. И мы организовали «Вечер чтения мыслей и гипноза». Пообещали, что все вырученные деньги пойдут на благотворительность. Даже небольшой транспарант в городе повесили. В тот вечер на шоу пришли все. Весь город. А на следующее утро я уже был местной знаменитостью. Теперь это немного раздражает. Стоит в магазин выйти, а тебе уже все начинают махать, кивать. Но, в общем, приятно.
Мне понравилось, как живет Хью. Понравился рабочий клуб. Это уютное, милое, гостеприимное местечко в самом центре Маунтин-Эш пользовалось огромной популярностью у местных жителей.
— В принципе, тут бытуют старомодные нравы. — Хью показал на дверь за моей спиной. — То помещение предназначено только для мужчин.
— Туалет, что ли?
— Нет, нет. Это мужской зал. Туда пускают только мужчин.
— Надо же. И что там делают?
— Ну... Да, в общем, ничего особенного, — ответил Хью.
— Никогда бы не подумал, что где-то еще существуют залы только для мужчин. А женщины как на это смотрят?
— Мирятся. Знают, что все равно не смогут переубедить совет клуба. Там очень упертые ребята. В прошлом году один из них ушел в отставку прямо-таки в бешенстве.
— Из-за чего?
— Из-за того, что клуб приобрел музыкальный автомат.
— А-а.
— Как будто нас пинками и криками затащили в шестидесятые.
Я начинал понимать, что Хью подразумевал под словом «старомодные».
— Можно заглянуть в мужской зал? — спросил я. — Хочется посмотреть, чем там занимаются мужчины.
Хью кивнул. Я открыл дверь и заглянул в комнату. Там сидели четверо стариков — каждый за отдельным столиком. Они не переговаривались — просто сидели и молча смотрели перед собой. Один из них кашлянул. Выглядели они не очень счастливыми, но, полагаю, раз заявив о своем нежелании терпеть подле себя докучливых женщин, они теперь были вынуждены придерживаться занятой позиции.
Я тихо закрыл дверь в мужской зал и повернулся — как раз в тот момент, когда в бильярдную опять явился Томми.
— Ну что, набрал форму, Хью?
— Вся моя энергия сейчас направлена на игру в снукер, Томми. — Тот глянул на меня и рассмеялся. Он знал, что у меня нет шансов против Хью и его магических шаров. Надо же, никогда не думал, что напишу такое предложение.
— Яркие у вас здесь персонажи, — заметил я. И сказал это не для красного словца: когда мы проходили по главному залу, я невольно обратил внимание, что все, на кого натыкались мои глаза, выглядели так, будто они сошли со страниц альбома эксцентричных актеров массовки.
— В этом городе все такие. Невероятно. Но, надо признать, очень милые люди. И Томми этот, и Безумный Гарольд.
— А кто это Безумный Гарольд? — полюбопытствовал я.
— Каждое воскресенье Безумный Гарольд приходит в кафе выпить чаю. После он целый день стоит на углу улицы и машет автомобилям. В будни его можно найти в библиотеке, где он сидит за столом и вслух читает Библию всем, кто желает его слушать. На прошлой неделе он пылесосил дорогу и, когда я проезжал мимо, помахал мне. Веселый парень.
Хм, веселый? Можно сказать и так.
— Хью. — В дверях бильярдной в третий раз появился Томми. — Арлин здесь.
В бильярдную вошла Арлин, подруга Хью.
— Арлин, это Дэнни, — представил меня Хью.
— Привет! — Я пожал ей руку.
— В снукер играете? — У Арлин, как и у Томми, был певучий валлийский акцент.
Я кивнул и спросил:
— Не хотите сыграть?
Арлин рассмеялась и покачала головой.
— Женщинам не позволено играть в снукер.
Усмехнувшись, я протянул ей кий.
— Нет... серьезно. —Арлин выставила вперед ладонь, отказываясь брать кий. — Женщинам не позволено играть в снукер.
Я посмотрел на Хью. Тот пожал плечами и кивнул.
— Женщинам не позволено играть в снукер? — изумленно протянул я. — Но... почему?
— Официальная формулировка: «Женщинам не позволено играть в снукер, потому что они могут порвать сукно».
— Женщинам не позволено играть в снукер, потому что они могут порвать сукно? — зачем-то повторил я. — Но это же... абсурд!
Арлин рассмеялась.
— А с чего вдруг появилось это правило? — спросил я. — Кто-то из женщин порвал сукно?
— Не думаю, — ответила Арлин. — Но, в принципе... кто-нибудь из нас мог бы порвать сукно.
— Но ведь и мужчины от этого не застрахованы! — ошеломленно воскликнул я.
Арлин поразмыслила над моими словами.
— Сказать по правде, Дэнни, я все равно не очень хорошо играю в снукер.
— А если б оказалось, что вы созданы для игры в снукер, и вас пригласили бы на крупный женский турнир по снукеру в Токио или еще куда-нибудь, а вам негде тренироваться, потому что ваш совет считает, что вы можете порвать сукно?
Арлин опять задумалась.
— Вообще-то, в Токио я бы съездила.
Мы с Хью доиграли партию, осушили свои бокалы и собрались уходить. Я все еще стремился поговорить с ним о том, как мне разрешить мои затруднения. Есть ли способ облегчить мое положение? Избавить меня от нервозности, сожалений, страха и доказать, что тактика согласия для меня единственно разумный выбор? Мне о многом хотелось его спросить. Я огляделся и осознал, что до сих пор не могу поверить в то, что оказался в другой эпохе. Но я подозревал, что перемены не за горами. Через пару лет в зале для мужчин, возможно, будет сидеть уже не четыре человека, а три. А еще через какое-то время — всего два. Потом — один. И в один прекрасный день в этом рабочем клубе, возможно — почему бы нет? — заработает музыкальный автомат, и женщин допустят в мужской зал и позволят им плясать на бильярдных столах, умышленно рвать сукно и шить из него зеленые платья, и резаться в снукер. Некогда Маунтин-Эш был городом мужчин, но с вымиранием угольной промышленности некоторые мужчины, вероятно, вдруг поняли, что, кроме традиций, у них больше ничего не осталось... Возможно, потому эти традиции здесь так почитают. Причем не только старики, но и молодежь, видевшая, как их отцы в 1980 году потеряли работу.