И все же, как я ни старался, мне было трудно представить, что кто-то из этих людей является Провокатором.
День выдался прохладный, ветреный, и, сойдя с поезда, я тут же сел в такси. От вокзала Уэверли мы поехали в гостиницу «Трейвлодж», где у меня на две недели был забронирован номер.
Сидя в такси, я смотрел в окно и ел себя поедом. Провокатор умен, хитер. Провокатор использует психологию, чтобы запутать меня. Провокатор мстителен, жесток и активно настроен против меня. Провокатор обладает информацией, с помощью которой он стремится обрести власть надо мной. Провокатору нравится Стоунхендж.
В общем и целом это был обескураживающий случай, но я вознамерился во что бы то ни стало найти ключ к разгадке. Какая несправедливость, возмущался я. Мой эксперимент не длится еще и двух месяцев, а я уже нажил себе смертельного врага.
Но не только это меня тревожило.
Как... как... я поступил с Лиззи?
Ну... разумеется, я купил ей билет. Пришлось. Билет из Мельбурна в Эдинбург через Лондон. Он ждал ее в кассе — на тот случай, если она пожелает им воспользоваться. Теперь уже решать должна она, Лиззи. Я снимаю с себя всякую ответственность за чужую безответственность. По электронной почте я направил ей подтверждение авиакомпании, а ниже подписал: «Счастливого пути...». Потом запер квартиру и отправился на вокзал, обуреваемый истинно британским чувством — смущением. Шутка ли, опять скакнул на уровень 5.
Ну да, я прекрасно сознаю, что это был глупый поступок. Глупее я еще не совершал, если не считать поездки в Амстердам на встречу с доктором Молли Ван Брейн. Пожалуй, этот мой поступок можно было бы назвать романтическим, решись я на него по собственному почину. Но я знал, что нам с Лиззи ничего не светит. Знал с самого начала. И потратил 545 фунтов на то, чтобы доказать это самому себе. Но «да» есть «да», и в каком -то смысле, сказав одно это короткое слово, я снял с себя всякую ответственность за последствия. Мне больше не придется думать об этом. Все остальное теперь ее проблема. Теперь она должна решать, что ей делать... сесть на самолет или навсегда забыть обо мне, как-то мягко сообщить мне о своем нежелании ехать или потешаться надо мной со своими друзьями до конца жизни, которую она собиралась провести в девственной Австралии. Мне казалось, что я совершил подвиг, когда воспользовался своей кредитной картой нового типа, но я заблуждался. Если уж на то пошло, это был типично мужской поступок: я просто переложил ответственность на ее плечи. Так обычно ведут себя бестолковые юнцы — начинают плохо относиться к своим подружкам в надежде, что те сами бросят их.
Я чувствовал себя трусом, но помимо стыда за собственное малодушие я испытывал еще... как бы поточнее выразиться... гадливость. Увы, «крутой» парень — это не про меня. Я оплатил поездку в Великобританию девушке, которую едва знал. Теперь она будет думать, что я либо безмозглый богатенький транжира, либо невероятно ленивый поклонник — из тех, кто говорит объекту своего внимания: «Хм, послушай, я сейчас немного занят. Может, на этот раз ты сама ко мне придешь?»
Нелепая ситуация.
Но факт остается фактом... это ее проблема.
А мне лучше забыть про все это.
Я уже в Эдинбурге, еду в черном такси в гостиницу и, по крайней мере, на какое-то время могу сделать вид, что все мои неприятности остались позади. Здесь нет Иана, следящего за каждым моим шагом; нет Ханны и Себа, на которых можно случайно натолкнуться; нет Уэга, конфликтующего со мной из-за стрижки; нет Элиаса и Пита, утверждающих, что Христа видели во дворце Пилау, чтоб ему пусто было; нет Провокатора — как бы не сглазить, — дышащего мне в затылок. В отсутствие всех этих людей я могу применять свою тактику согласия так, как это делал вначале. Могу заново начать свой эксперимент с «да» в совершенно другом городе.
— Дэнни! Садись, приятель!
Вместе с Томом мы находились во дворике театра «Плезанс». Вокруг стоял гул. Шли первые дни фестиваля, нас окружали театралы, журналисты, любители комедии, актеры, художники и — главным образом — пьяные. Погода несколько улучшилась, стало теплее.
— В общем, план такой. Ищем следующее поколение эстрадников. Ясно, да? Но те, кто уже на виду, нам не нужны. Подбираем людей, с которыми можно работать. Из которых можно что-то слепить. Посмотри, сколько сможешь. Ищи... чудное.
— Чудное? Ладно.
— Походи по представлениям, которые обычно ты не стал бы смотреть. Шоу, которые другие телекомпании игнорируют. Мы хотим найти таланты в глухих местечках, а потом попробовать что-то из них слепить. У тебя есть программа?
— Нет, еще не...
— Вот, держи мою... Пролистай, посмотри, что тебя заинтересует. Все, я в театр. Мой телефон у тебя есть...
— Да.
— Ладно. До встречи...
С этими словами Том удалился. Я направился к бару за пивом, потом сел, чтобы ознакомиться с программой и решить, как мне спланировать свой день. Моя миссия заключалась в том, чтобы смотреть представления. Неплохая миссия, бывает и хуже. Я живо раскрыл программу на первой попавшейся странице и пробежал глазами краткое содержание одного из спектаклей.
«Смерть есть смерть, но и жизнь — смерть! Вы уже мертвы! Или умираете от чего-то! В жизни много что несет смерть! Жизнь — это борьба; горе — омут, в котором вы тонете. В мире процветают безрассудство и жестокость любви. Безумие борьбы. Победа смерти».
Пожалуй, необычный спектакль и вместе с тем очень страшный. Но нам вряд ли подойдет. Хотя, уверен, я сумею найти что-нибудь подходящее.
Я перевернул страницу.
«Мы вместе, и все же вместе мы не можем быть. Вместе и сообща они все как один. Но вместе и сообща они стремятся постичь не суть единства, а общность двойственности... суть пьесы, состоящей из двух частей, сведенных воедино и представленных как одно целое. Физическое и метафорическое в одном флаконе».
Я решил, что лучше съем запеченный картофель.
Но только я хотел встать, кто-то шлепнул на стол передо мной рекламный листок.
— Хотите посмотреть интересное шоу?
На меня с надеждой в глазах глядела девушка с афрокосичками на голове и блестками на лице.
— Да, — ответил я.
— «Золоченые шары», пять тридцать. «Скотсмен»[64] присудил нам три звезды.
— Впечатляет, — сказал я. — Необычный спектакль?
— Про надежду, любовь, предательство, насилие и смерть.
— Ну да, обо всем понемногу, — заключил я.
— Ну... главным образом про предательство, насилие и смерть.
— Хмм. Вообще-то я ищу что-то более... легкое.
— Это очень легкий спектакль, — заверила меня девушка. — И очень смешной.
— В самом деле?
— И да... и нет.
Я глянул на часы. Пять вечера. Как раз успею поесть, подумал я. Заскочу в «Темптинг Татти» на Джеффри-стрит, а потом, сытый и довольный, отправлюсь смотреть спектакль, который буквально через несколько минут девушка охарактеризовала как воистину веселое представление. Я сложил рекламный листок, сунул его в карман и поблагодарил девушку, но только собрался встать из-за стола, как до меня, теперь уже с другой стороны, донеслись слова:
— Привет. Хотите посмотреть интересный спектакль?
О Боже.
Рекламные листки. Помилуй меня, Господи.
Мне удалось унести ноги из театра «Плезанс» всего лишь с шестью проспектами в кармане, но теперь, приближаясь к Ройял-Майл[65], я увидел их.
Распространителей рекламы. Они были всюду. Словно огромная стая свирепых волков.
Я уж и забыл, каким бывает Эдинбург. На один месяц весь мир стекается в этот город, где в это время проводится крупнейший на планете фестиваль искусств. Здесь идут тысячи спектаклей, и каждый показывают более двадцати пяти раз. Нужно продать огромное количество билетов. И их пытаются продать огромное количество распространителей рекламных листков.