— Нет, вы очень примитивно работаете, господин русский. Мы, немцы, так не работаем. Инструкции он получит в Н. от немецкого начальника…

— Да, да, господин шарфюрер…

— А ты, грязная свинья, — вдруг свирепеет гестаповец, — какое поило ты мне вчера подсунул? Я думал, что у меня все кишки порвутся! Сволочь! Застрелю!

Начальник полиции падает на пол и замирает в полной покорности, пока бушует гроза.

Разрушенный, взорванный и сожженный металлургический завод в Р. Покосившиеся и рухнувшие домны, поваленные крыши громадных цехов, покрошенный бетой.

В хаосе и запустении, среди немыслимых руин — далекое окошко.

Если, обходя другие пути, по воздуху проникнуть в него, можно увидеть необычайное зрелище: жилую комнату. Более того — комната дышит миром и спокойствием. Столик, накрытый красной материей. На стене — портреты Ленина и Сталина. Дядя Миша, как хозяин, встречает приходящих. Уже на месте: дед Иван Иванович, Федя, один старик в ватнике и очках, один бородатый — по виду настоящий Илья Муромец, связной в штатском, очень незаметно одетый, похож и на крестьянина, так как куртка домотканая, напоминает и шахтера кожаным картузом. Рука на перевязи.

Входит еще одно лицо — худой, бритый, с впалыми щеками и неульгбающимися глазами, с виду — инженерный работник.

— Ну вот и хорошо, — говорит дядя Миша, — все сошлись вовремя, опоздавших нет. Никого не удивляет место, где мы собрались? Я подумал, что подпольный райком партии, представляющий Советскую власть, может назначить свое заседание там, где найдет нужным, не считаясь с немецкими захватчиками. Вот почему мы и собрались здесь, на заводе… Уточняю: на бывшем заводе…

Для немцев это предприятие — мертвое дело. Уже сколько месяцев они разбирают завалы, хотят наладить силовое хозяйство, чтобы хоть ремонтик сякой-такой можно было производить. Но что у них получилось? Ничего. Потому что хозяева-то не они, а мы. Придет время — разве мы так долго будем возиться с разрушенным заводом? Да он у нас, как скрипка, заиграет! Где тот народ и возьмется! И механизмы притащат, и руки приложат, и сноровку… Смотри — и накренившуюся домну выправим, как молоденькую…

— А что ж, Михаил Михалыч, — подает реплику старик в ватнике и очках, мастер доменного цеха, — об этом предположения уже имеются. Дайте только команду!

— И дадим в свое время, Кузьма Павлович, — улыбается дядя Миша, — так же, как и нашему деду Ивану Ивановичу, мартеновскому заправиле…

— К делу давайте, — говорит притворно сердито дед, — нечего раны бередить. Вы за мартены не беспокойтесь…

— Мы с шахтенной тоже не отстанем, — басит бородатый "Илья Муромец", — кой-чего в мозгах наметили…

— Таким образом, товарищи, — резюмирует дядя Миша, — мы решили собраться здесь, на заводе. Главный инженер, наш уважаемый Валентин Фролович, приготовил нам это помещение среди заводских руин. Охрана расставлена, в случае чего уйти можно будет относительно спокойно, входы и выходы мы здесь знаем, товарищи, не первый день…

Я пригласил на заседание районного комитета нашего комсомольского секретаря, известного всем присутствующим Федю, а также связного Центрального партизанского штаба — товарища Алексея. Остальные — члены нового райкома, заменяющие погибших.

И долгая пауза воцаряется в комнате.

— Почтим, товарищи, память погибших наших предшественников.

Все встают, опустив головы. Минута молчания.

— И сразу же, товарищи, я разрешу себе доложить райкому мой анализ причин провала и гибели наших дорогих и незабвенных друзей. Произошла обычная жизненная вещь, недопустимая в практике подпольных организаций: кто-то сблагодушествовал и проболтался о явке, этим воспользовался враг, проник в наши ряды. Но врагу явно не хватило терпения, выдержки, он должен был бы выждать, пролезть глубже, узнать больше. Если бы это случилось, товарищи, — скольких еще друзей мы не досчитались бы на сегодняшний день!

— Простите, — говорит связной, — дело, кажется, не только в благодушестве товарищей. Мне поручено предателя взять и доставить в Москву, в Центральный партизанский штаб. Там спросят, откуда он взял явки. Это — серьезное дело. Враг не прост, не надо рассчитывать на это. Сам Яшка простак, но за ним стоят серьезные работники…

— Правильно, — откликается дядя Миша, — не будем строить работу в расчете на глупость врага. Враг силен, коварен, владеет громадными возможностями борьбы с нами. Не дадим ему наступать… Пускай обороняется!

— Они давно уже обороняются, — в раздумье замечает главный инженер.

— С этой целью, товарищи, создается новый, дублирующий нас райком, о составе которого незачем всем знать, он намечен ЦК партии. Когда и мы провалимся…

— Ну что вы, что вы, Михал Михалыч! — возмущается главный инженер. — Принятые меры предосторожности…

— И должная большевистская дисциплина, Федя, — вставляет свое слово дед, глядя на комсомольца.

— Михал Михалыч всегда такое под руку скажет, — укоризненно замечает старик в очках.

— Опасности всегда надо смотреть в глаза, — мягко, как бы про себя, произносит дядя Миша. — Тогда не жалко будет отдавать жизнь, когда примем все разумные меры предосторожности. По этому поводу у меня есть предложение, я прошу санкции райкома на проведение их в жизнь — с последующей информацией…

— Конечно, — отзывается бородатый богатырь.

— Начнем сегодня с отчета комсомола. Можешь сидеть, Федя, мы знаем, чем ты будешь аргументировать. За все хорошее народ скажет молодежи спасибо. А вот за ненужную вредную лихость и неосторожность мы будем греть. Мертвые герои — это тяжелая необходимость, у нас установка на живых героев, товарищи!

— Дошел слух о провале молодежной организации по соседству — в Краснодоне. Это правда, Михаил Михалыч? — спрашивает старик доменщик.

— К несчастью, — правда. Еще неизвестны масштабы арестов, но все руководство "Молодой Гвардии" уже взято. Подробности мне неизвестны. И ты, Федя, мотай себе на ус. На первый раз мы тебя отстраняем от дела со взрывом кинотеатра…

— Дядя Миша, за что? — с отчаянием восклицает Федя.

— В этом деле спрашивать для тебя вредно. Подготовку провел хорошо, исполнение мы поручим другому. К этому же дню приурочим дело с биржей труда — мы не позволим угонять молодежь в Германию…

— Михал Михалыч, — решается напомнить о себе Федя, — ведь карты и новый шифр мы достали из могилы тихо? И похоронили потом товарища где надо и тоже тихо…

— На этом Федя может уйти, — безжалостно прерывает его дядя Миша, — до свиданья, Федя, — скоро я тебя вызову…

Федя молча поднимается со скамейки. Бородатый шахтер любовно хлопает его на прощанье по спине. Федя выходит.

— Теперь о связном Центрального партизанского штаба, — продолжает дядя Миша. — Товарищ Алексей прибыл к нам с шифром и в помощь по вопросу предателя — мой предшественник успел доложить штабу о своей тревоге и подозрениях.

Предатель выявлен, но дело усложняется тем, что его нельзя уничтожить. Наши ребята чуть не нарушили этого запрета. Задача сложная: взять предателя тихо и переправить через фронт для дачи показаний. Кривой Яшка, видимо, почувствовал это, — поспешно выбыл…

— В неизвестном направлении? — спрашивает с тревогой дед.

— В известном и, к неприятным заботам для пункта назначения, — с тем же предательским заданием. Я радировал в штаб с просьбой предупредить, запросил указаний для товарища Алексея. Ему предложено следовать вдогонку. Мы дадим ему нашу радистку, так как с пунктом Н. порвалась связь…

— У вас запасной радист остается? — спрашивает связной.

— Федя подучился. Посадим на аппарат. Итак, дадим, значит, радистку, и, по-моему, следует таким двум важным персонам определить в пути охрану. Я наметил вам, товарищ Алексей, тех двух ребят, что приходили за вами в больницу, не возражаете?

— Ребята хорошие.

— Явку для вас штаб передал. Но, конечно, будьте осторожны. Вам этого не надо повторять. Выедете поскорее, как только рана позволит…