тивник лишился важных опорных пунктов обороны и уз-

лов коммуникаций, связывающих будапештскую и тран-

сильванскую группировки. Гитлеровское командование

бросило в бой все свои резервы, но задержать стреми-

тельного наступления советских войск не могло. Конни-

ца и танковые соединения генерала Плиева, совершив

обходной маневр в сочетании с фронтальной атакой круп-

ных сил пехоты, 20 октября взяли Дебрецен, а 22 —

Ньиредьхазы. Наши войска вышли в Венгерскую доли-

ну в междуречье Тиссы и Дуная. Тем самым были созда-

ны возможности нанесения непосредственного удара на

Будапештском направлении.

После этих сражений конно-механизированные сое-

динения Группы были выведены на кратковременный

отдых.

Стояли в укромных местах—как будто и нет войны:

уют, тишина. Странно, непривычно...

Тут и поймал майор Голиков Закира Казиева. Нес-

278

колько раз приезжал он в эскадрон, где служил Казиев.

Старшина или писарь отвечали: «На задании» или «На

рекогносцировке с командиром». А в блокноте Голико-

ва—зампреда парткомиссии — давно значилась фами-

лия Казиева.

Речь пошла о приеме в ряды партии. Казиев гово-

рил:

— Я ждал Гришу, он в медсанбате руку лечил. Нога

прошла — руку зацепило. Теперь и рука зажила—ле-

вая, понимаешь;

— Так ведь сам ты не лежал в медсанбате? Почему

заявление не подал? Оно давно у тебя написано, я точно

знаю от капитана Браева.

— Верно,—отвечал Закир.— Точно знаешь, товарищ

майор. А Браев тоже в медсанбат попал — это знаешь?

Его в плечо зацепило — в Гродно.

— Знаю, но у него есть заместитель,— возражал Го-

ликов.—А при чем тут Гриша?

— Мы, товарищ майор, договорились в один день и

час поступить в партию, потому что больно хороший

друг он. И я тоже, ничего. Понимаешь?

— Понимаю.— Майор улыбнулся. Он понимал и то,

что Казиев говорит с ним на манер башкирского язы-

ка, в котором нет «вы», а есть только «ты».

В тот же вечер Закир и Гриша были приняты в

ряды Коммунистической партии. Они явились в парт-

комиссию дивизии с орденами «Славы» третьей и второй

степени (у того и другого) и с медалями «За отвагу». Оба

подтянутые, шпоры начищены, чистые подворотнички:

оба смуглые, загорелые, бритые, сияющие — «как два

гвардейских значка, только что отчеканенных на монет-

ном дворе»,— сострил кто-то из казаков.

Как только вернулись в часть, сразу пошли к коновя-

зям: один к Ястребу, другой — к Полумесяцу. «Если у

нас сегодня праздник, то и вам — ласка». Подсыпали им

овса из своего «из», чистили их, холили, говорили теплые

слова. Закир что-то по-башкирски шептал на ухо Полу-

месяцу, гладил по теплой бархатной морде. Праздник!..

Писали письма домой — сдержанные, без похвальбы

и щедрых обещаний. Просто так: «Воюем помаленьку, в

газетах пишут про нас хорошее, Родина довольна, а сол-

дату большего и желать нечего!».

~ Далеко мы живем друг от друга,— говорил Грицко

27$

Закиру.—Где она, твоя Башкирия? На самом верху

1 где-то...

— Наша Бухара еще дальше,— вступил в разговор

уже освоившийся в казачьей среде Рахим Калданов.—

Зато мы здесь собрались вместе на большой сабантуй...

— Кем ты до войны был? — спросил кто-то.

— Коневодом. Передовой фермы. У нас коней по-сво-

ему зовут. Мне дали лошадь Крошку, я другое имя да-

вал...

— Как же ты назвал ее?

— «Таи Юлдуз».

— Что это означает?

—«Утренняя звезда». Самый красивый...

— У Закира — Полумесяц. Вы как сговорились.

— Полумесяцем он и раньше был,—возразил Кази-

ев.— Откуда-то с родины. Рахима привезли: карабаир.

— Из Монголии тоже хорошие лошадки, хотя и

мелковатые, но выносливые. Одно плохо — кусаются,

шельмы...

— Не подходи к чужой, не укусит...

Разговор происходил в тихий послеобеденный час.

Жалели, нет Ивана Касюди—ранило беднягу, увезли в

глубокий тыл.

Арсентий Стринжа (тот, что «замещал» командую-

щего, сидя в его «виллисе» под Раздельной) вынес из

землянки большой туристский рюкзак и положил его в

самый круг беседующих солдат.

— Ты что?

— Трофеи? А?..

— Крупнокалиберный вещмешок товарища Митюхи-

на, —*¦ ответил Арсентий.

— Знаю,— подтвердил чей-то низкий голос— Он его

в каптер,ке возит. С ездовым сговор имеет.

Стринжа внес предложение: опорожнить рюкзак, сде-

лать опись трофеям и устроить над Митюхииым солдат-

ский суд. Кое-кто возражал, мол, неприкосновенность и

так далее, но большинство решило: судить по-братски,

по-свойски, но чбеспощадно. Тотчас был вызван писарь

Зайцев, сделана длиннейшая опись. Назначили «суд»,

«прокурора», «защитника», «эксперта по трофеям», «стра-

жу» и даже «судисполнителя».

Разбудили Митюхина, спавшего в сене, привели, по-

садили в круг.

280

Суд начался. Гриша произнес гневную обвинительную

речь. Митюхин покорно сидел на охапке соломы: куда

попрешь против воли солдат?

— Граждане судьи! — говорил Микитенко.— Вы по-

смотрите на эту жадную личность! (он имел в виду лицо

обвиняемого). Ведь она больше макитры! А пузо!.. Разве

ж это казак?

Па мясистом круглом лице Митюхина выступили кап-

ли пота, хотя было прохладно.

— Граждане судьи!—говорил трагическим полуше-

потом «защитник» Стринжа,— вы посмотрите на эти не-

винные младенческие глаза... И, уходя в вашу совеща-

тельную комнату, не забудьте, что лошадь—и та спотыка-

ется...

«Граждане судьи» — Казиев и Калданов — под воз-

действием прочувствованной речи «адвоката» начинали

деланно всхлипывать, а под конец Закйр махнул рукой

и окончательно расплакался. В унисон истошно голосил

Рахим..

Хохот стоял невообразимый. Но суд продолжался. У

командира полка шло офицерское совещание, и казачья

«вольница» не имела ограничений.

Снова говорил «прокурор». «Эксперт» зачитал опись

трофеев Митюхина. Чего там только не было? Латунные

и оловянные наконечники от снарядов, пуговицы, кривые

обойные гвозди, желтоватые бриджи венгерского гусара,

румынская мазь от клопов, обойма от венгерского авто-

мата, зажигалки, ложки, вилки, сапожные щетки... Всего

и не перечислишь. Среди хлама — несколько ручных ча-

сов, маленький «вальтер» с коробочкой мелких, как тара-

каны, патронов.

Суд решил: хлам закопать в землю, часы (за исклю-

чением тех, что на руке Митюхина) сдать в полковую

казну, начфину или заместителю командира по тылу,

оружие — командиру.

Приговор обжалованию не подлежал. На том месте,

где закопали скарб заядлого трофейщика, «судисполии-

тель» поставил осиновый кол.

Посрамленный Митюхин долго ни с кем не разгова-

ривал, держался особняком. Прошли дни, месяцы, и

никто не видел, чтобы он когда-нибудь вновь проявлял

интерес к барахлу. В «приговоре» произнесена и такая

суровая фраза:

281

— Не выполнишь волю товарищей — напишем письмо

в твою станицу, и ляжет на тебя великий позор. Будь

настоящим казаком!

Рассказывали, что Митюхии со временем стал им.

Впрок пошла солдатская наука!..

«Ржавый листопад»

Гвардейцы — казаки и танкисты — уже десятки раз

подтвердили, что конно-мехаиизированная группа спо-

собна делать чудеса.

Это был многоязыкий огромный коллектив, в котором

общая, «роевая» жизнь управлялась не одними боевыми

приказами, а высшими принципами поведения в бою.

Группа генерала Плиева -перебрасывалась с одного

фронта на другой. Там, где не хватало артиллерии, но