Повести Бориса Федоровича Шелепова, составляю-
щие эту книгу: «Вольнослушатель», «Их было трое» и
«Казаки уходят в рейд» по тематике, жанру, форме
очень разные, посвящены различным периодам истории
нашей родины, поэтому расположить их пришлось,
руководствуясь хронологией событий.
«Вольнослушатель» — биографическая повесть о
юности Коста Левановича Хетагурова, великого осетин-
ского поэта. Она переносит читателя в Петербург...
1883—85 годы. Коста учится в императорской Академии
художеств. Годы эти в литературе о Коста малоизвест-
ны, а они сыграли большую роль в его жизни и твор-
честве, определили формирование его демократического
мировоззрения.
В прошлом сам военный, Шелепов тяготел к герои-
ческой теме.
Подвигам юных героев в гражданскую войну
посвящена повесть «Их было трое». Она носит приклю-
ченческий характер. Осетин Знаур, ингуш Ахмет и
русский Костя добывают секретные документы, которые
изобличают английскую миссию в организации за-
говоров и шпионажа. В основе повести реальные собы-
тия на Кавказе.
Очерки «Казаки уходят в рейд», объединенные ге-
роями и событиями, можно назвать документальной
повестью. Они написаны о славных боевых делах гвар-
дейцев-казаков из конно-механизированной группы
дважды Героя Советского Союза генерала И. А. Плиева
в Великую Отечественную войну. Шелепов сумел
верно передать обстановку боев, дух казаков, живые
портреты героев, военный талант И. А. Плиева, его от-
вагу и заботу о воинах.
У писателя был план создания крупного произведе-
ния о боевых походах казаков И. А. Плиева на Западе,
но жизнь Бориса Шелепова оборвалась в расцвете
творческих сил. Книга «Их было трое» готовилась к
изданию после смерти писателя.
1
В один из сумрачных сентябрьских дней 1883 го-
да конференц-секретарь императорской Академии
художеств Петр Федорович Исеев вызвал с занятий
к себе в кабинет ученика Константина Хетагурова. Он
предупредил его о возможном исключении из списка
учащихся и переводе в вольнослушатели в случае не-
сдачи экзаменов по общим наукам. Был установлен
срок — три месяца.
Петр Федорович славился своим наполеоновским про-
филем, но его диктаторская наружность находилась в
7
противоречии с характером: в академии Исеев слыл за
мягкосердечного человека, покровителя талантов. Чув-
ствовалось, что роль недоброго оповестителя была ему
неприятна.
Академиста* Хетагурова Исеев очень мало знал, что-
бы заметить в нем «божью искру». Обыкновенно уче-
ники исключались без всякого предупреждения — прос-
то вывешивались «скорбные списки». Поэтому вызов
Хетагурова к Исееву одноклассники истолковали как
проявление особого внимания к воспитаннику-горцу.
В какой-то мере они были правы. Но главным образом
Петр Федорович выполнял повеление высшего началь-
ства: не спеша, с возможной осторожностью, под бла-
говидным предлогом избавиться от «вышепоименован-
ных воспитанников» путем перевода их в вольнослуша-
тели. Он не ведал о секретном письме из канцелярии ми-
нистра внутренних дел на имя вице-президента акаде-
мии о прямой или косвенной причастности некоторых
учеников к революционным студенческим кружкам.
В числе нежелательных лиц был Константин Хетагу-
ров, автор «предерзостных» бунтарских стихов, читан-
ных им самим на земляческих вечерах студентов.
Исеев в эти дни был чем-то озабочен, как будто пред-
чувствовал печальный исход начавшейся в академии
ревизии — ссылку в далекую Сибирь, где ему и суждено
закончить свой век одинокому, всеми забытому.
Некоторое время Хетагуров молча смотрел в окно, за
ним качались плакучие ветви и сгущалась ненастная
муть. В темных глазах отразилась печаль, растерян-
ность, чуть заметная линия пролегла по высокому
лбу, оттененному черными кудрями. Мягкие юношеские
усы дрогнули: хотел что-то сказать, но сдержал себя,
боясь, что будет резким, непочтительным.
Как же так? Ведь он не окончил полного курса Став-
ропольской гимназии, и в столь короткий срок ему не
сдать всех экзаменов по наукам, которых он не изучал.
Быть вольнослушателем? Но тогда придется платить за
посещение лекций, выплата стипендии, назначенной из
горских штрафных сумм**, прекратится. Перевод вволь-
* Так официально именовались ученики Академии художеств.
** Штрафные суммы /собранные штрафами/ предназнача-
лись для благотворительных целен.
8
нослушатели может повлечь за собой выезд из столицы.
Значит, конец мечте...
И ведь совсем недавно его любимый учитель по клас-
су гипсовых голов, адъюнкт-профессор Павел Петрович
Чистяков, говорил о том, что непременно нужно добить-
ся положения программиста* — работа в мастерской,
казенная натура** и стипендия пятнадцать рублей в
месяц... Вспомнились слова Чистякова: «Вы должны
внести в эти стены свежий ветер горных ущелий...» И
вдруг — исключение.
— Мой долг — предупредить вас, — тихо сказал
Исеев.
— Но, Петр Федорович,— сдержанно возразил Хета-
гуров, — я с отличием сдал экзамен при поступлении
в академию. А теперь...
— Теперь многое изменилось, — подхватил Исеев,
разводя руками. — Извольте сдавать еще раз. Так ре-
шил Совет академии.
— Что же делать?
— Попробуйте обратиться с прошением к его сия-
тельству. Впрочем, он неумолим и едва ли разрешит
отсрочить экзамен.
Чуть заметным наклоном головы конференц-секретарь
дал понять, что аудиенция окончена.
В одном из коридоров, около двери рисовального клас-
са, Коста едва протиснулся сквозь пеструю и шумную
ватагу вольнослушателей. Они ждали, когда откроются
двери, чтобы захватить лучшие места у натуры или хо-
тя бы не остаться вовсе без места. Острый взгляд Хетагу-
рова отметил бледного человека с водянистыми, рыбьи-
ми глазами и жиденькой бородкой с проседью. Этот
«вечный» вольнослушатель держал в костлявых руках
раскладной стул.
«Пасынки академии», — подумал Коста, оделся и
вышел на улицу. На пристани против главного подъезда
мокрые сфинксы с головами фараона Аменофиса III,
казалось, ежились под колючим дождем. Коста вспом-
нил, что сфинксы были привезены из Фив: «Каково им,
обитателям знойного Египта, в русской столице!»
* Программист — ученик, получивший право участвовать
в конкурсе на золотую медаль за лучшую картину.
** И а т у р щ и к и и л и модели для живописцев и скульп-
торов.
9
Только пятый час, но на Исаакиевском мосту и
вдоль набережной уже маячили бледно-желтые круги
вечерних фонарей.
Хетагуров поднял воротник легкого пальто и зашагал
