Выговор подхлёстывает наступающего Нея. Сейчас маршал покажет, на что он способен на поле боя.

Эльхинген, 14 октября 1805 года. Ранним утром солдат, отставший от своей части, обращается к маршалу. Куда его определить? «Назначьте меня в роту карабинеров, которая пойдёт на мост». Достойная храбрость, поскольку большая часть роты не доберётся до другого берега.^{132} Непрерывно идёт дождь, промокшие до костей солдаты вязнут по колено в грязи, ружейные стволы полны воды. На берегу Дуная Ней поднимает глаза и видит укрепления Эльхингенского аббатства, возвышающиеся над равниной. Мощная артиллерия надёжно защищает крепость, внутри которой укрылись в засаде пятнадцать тысяч австрийцев. Деревня амфитеатром поднимается к вершине холма. В домах и садах засели солдаты. «Высота неприступна, — пишет капитан Куанье, — но ничто не может удержать маршала Нея». Первая преграда: деревянный мост длиной 90 метров. Осторожные австрийцы разобрали настил на одном участке моста. Под обстрелом Ней восстанавливает его, каждая вновь уложенная доска обходится в три жизни. Вольтижёры и карабинеры 6-го лёгкого пехотного полка при поддержке гренадеров 39-го полка, ведомые только своей отвагой, кинулись на шатающиеся балки. Сапёры вокруг маршала падают один за другим, но он не дрогнул под градом пуль. Его присутствие удваивает храбрость французов, которым удаётся отогнать вражеских стрелков. Ней объявляет выговор одному из высших офицеров за то, что тот остался в тылу, и тут же приказывает ему сесть на коня. Ней понимает, что должен немедля развернуть веером свои элитные подразделения: первый батальон 6-го лёгкого пехотного полка перед аббатством, второй батальон — перед деревней Обер-Эльхинген, а 1-й батальон 39-го полка — лицом к часовне Святого Вольфганга. По только что — хорошо ли, плохо ли — восстановленному мосту проходит и вступает в бой кавалерия под командованием полковника Кольбера де Шабане. Ней, видя его кавалерийский задор, поручает ему командование на том уровне, который явно не соответствует его чину.

— И ты здесь, полковник? — кричит Кольбер своему другу Брюну.

— Почему бы нет? — с энтузиазмом откликается тот.

И во весь опор оба всадника мчатся в бой на своих рыжих конях. Кольбер спасает стрелков 76-го полка от сабель противника. «Он лично убил одного улана», — уточняет донесение. Австрийцы, засевшие в монастырском саду, открыли бешеную стрельбу из бойниц. Ней успевает повсюду, приказы разлетаются во всех направлениях: брать деревню в штыки, дом за домом, захватывать высоты, окружить аббатство, бросить свежие войска, не дать противнику собрать свои силы на равнине. Каждый шаг вперёд даётся с боем, отвага атакующих деморализует обороняющихся. 6-й лёгкий пехотный полк берет деревню и Эльхингенское аббатство, при этом захватывает восемьсот пленных. 69-й и 76-й полки под командованием генерала Роге получают приказ продвигаться вперёд. Кажется, враг больше не сопротивляется. «Свои планы я составляю прямо под огнём», — предупреждал маршал. Чтобы не быть отброшенным к Дунаю, нужно изменить направление фронта. Ней прибег к своему любимому маневру, уже испытанному в лагере под Булонью. Растягивая свой правый фланг на высотах, он должен занять господствующее положение и слева, в той основной точке, где противник ещё сопротивляется, устроив засаду в лесу, и откуда он мог бы попытаться отбить Эльхинген. Манёвр, выполненный с точностью упражнения на параде, вынуждает австрийцев отступить за Хаслах, их колонна разрезана на две части. Уже полдень, а сражение началось в 8 часов. Эльхинген — это прелюдия к Аустерлицу. Маршал Ней горд своими успехами ещё и потому, что перед битвой у него произошла очередная стычка с Мюратом. Таким образом, с его точки зрения, встреча в Эльхингене была вызовом, способом доказать его храбрость.^{133} В плен взят австрийский генерал Германн. Опьянённый романтизмом военного успеха, победитель снисходительно заявляет пленнику: «Сожалею о Вашей участи».^{134}

Когда Наполеон в синей форме пеших гренадеров нервным шагом входит в аббатство, к нему выходит Ней, и они обмениваются взглядами, которые могли бы много сказать об их грядущем славном сотрудничестве. «Среди известных военных операций эта одна из самых блестящих», — заявляет Император. Именно за действия в Эльхингене Ней получит не только титул герцога, но и официальный допуск в ближний круг военных бывшего генерала Бонапарта. Одним ударом Ней компенсировал свое неучастие в Итальянском и Египетском походах. Комо, выходец из провинциальной военной знати, отмечает, что в Эльхингене Ней постоянно находился в самом пекле: «Он поднимал войска. Мгновенно принимаемые решения, быстро исполнялись, подтверждая их правильность. <…> Вне поля битвы он груб, простоват, малоприятен, безрассуден, при этом обладает природным умом и очень деятелен. <…> Ней был одним из лучших наполеоновских полководцев именно потому, что у него не было какого-то заготовленного метода. Как в атаке, так и в обороне он действовал по обстоятельствам».^{135}

Победа под Эльхингеном окрылила Нея. Он выводит свои части к укреплениям Ульма, превратившегося в западню для загнанных туда австрийских войск. Внезапно Ланн будит задремавшего Наполеона:

— Сир, пока вы спите, Ней в одиночку сражается со всей австрийской армией.

— Почему он ввязался? Я ведь приказал ему ждать, но он, как только завидит врага, бросается на него, забывая обо всем.^{136}

Следуя своей стратегической логике «чувства локтя», т. е. необходимости учитывать действия соседних армейских корпусов, император сообщает своему пылкому маршалу, что Ланну и Мюрату нелегко приходится на его левом фланге. Тут же следует ответ Нея: «Славой не делятся. Я уже предусмотрел эту атаку с фланга».^{137} Австрийцам неоткуда ждать помощи — русские войска ещё не прошли Польшу, — поэтому они молят о перемирии. «Вложив свое красноречие в стволы орудий», маршал Ней ответил артиллерийскими залпами доказав, что он достойный наследник генерала Клебера, который обучил его штурмовать города. Сдача Ульма не заставила себя ждать. 20 октября 1805 года Нею поручена почётная миссия: он организует прохождение австрийской армии перед Императором. Такой жест со стороны Наполеона — знак признания его заслуг.

В то время как Наполеон шёл на Вену, Ней был занят усмирением Тироля, поэтому он не участвует в битве при Аустерлице. Что он мог получить в сражении, победа в котором больше, чем в любом другом, принадлежала целиком одному Императору? Ни один из маршалов не стал герцогом или князем Аустерлицким. «Кузен, я понимаю Ваше огорчение из-за того, что Вы не участвовали в этом событии, я тоже об этом сожалею, вспоминая Ваш героизм в Эльхингене. <…> Вы не можете быть повсюду. Вы хорошо проявили себя в Тироле. Дайте Вашей армии отдохнуть».^{138} С этого момента Наполеон знает, что в храбрости Ней не уступает Мюрату, хотя, может быть, тогда он ещё не понимает, что «были и другие не хуже, чем эти двое», как он выразится, находясь на острове Святой Елены.

«Эгле довольна мной», — объявляет Ней своему тестю.^{139} Сегодня это военная слава, завтра — состояние, а может, что-то ещё более важное. Разве не говорят о возникновении новой знати как о вполне реальном событии? Маршал не одобряет возврата аристократов, опасаясь их презрения. Но он готов забыть принцип равенства, если сам будет причислен к знати. Он вспоминает о своих убеждениях солдата II года Республики, когда объявляют, что Евгений де Богарне, пасынок Императора, женится на Августе Баварской из династии Виттельсбах. Мюрат, который тоже не может забыть мундир республиканского генерала, публично осуждает этот союз, резко замечая Наполеону: «Вы покажете Европе, как высоко цените то, чего нам всем не хватает — знатное происхождение».^{140} Ней не может позволить себе столь едкую ремарку, у него, в отличие от Мюрата, нет семейных привилегий. Но Евгению пришлось услышать от Нея, что титулы королевского дома Баварии на него не производят особого впечатления: «Находясь во втором ряду первой империи мира и женившись на принцессе из менее знатной семьи, Вы, тем не менее, достойны всех почестей и знаков уважения. Вам предстоит продолжительная и славная карьера, жизнь, наполненная счастьем».^{141} Женитьба Евгения заставит наполеоновский «персонал» сосредоточиться на удовлетворении своего честолюбия; Мюрату и Нею стоит набраться терпения, прежде чем им удастся прославить свои имена.