Гарпу нравилось водить Хелен с Данкеном по городу, где страницы его собственной жизни переплетались с хрестоматийной историей Вены: «Вот здесь выступал Гитлер с первым своим обращением к венцам. На этот рынок я когда-то ходил за покупками по субботам. А вот это — Четвертый район, бывшая советская оккупационная зона. Здесь находится знаменитая Карлскирхе и Верхний и Нижний Бельведеры. А между Принц-Ойгенштрассе, слева от вас, и Аргентинерштрассе есть улочка, где мама и я…»

Они сняли несколько комнат в небольшом уютном пансионе. Сначала им хотелось, чтобы Данкен ходил в английскую школу. Но дорога туда на машине или трамвае занимала много времени, а они не собирались долго оставаться в Вене. Впереди уже смутно маячило Рождество. И как-то не мыслилось праздновать его в другом месте, а не на берегу бухты Догз-хед вместе с Дженни, Робертой и Эрни Холмом.

Когда Джон Вулф наконец прислал книгу, уже изданную, в глянцевой суперобложке, ощущение, что свирепый «Прибой» где-то совсем рядом, стало невыносимым. Несколько дней Гарп не находил себе места, но потом «Прибой» все-таки поутих. И Гарп написал вполне сдержанное письмо издателю, в котором выразил неудовольствие, даже, пожалуй, личную обиду. Он понимает, намерения были самые благие, так лучше для дела, однако… И все в том же духе. Да и на кого он мог сердиться? На Вулфа? Роман написан Гарпом, Вулф только дал ему зеленую улицу.

От матери Гарп узнал, что первые отклики на книгу были «не очень лестные», но Дженни, следуя совету Вулфа, не прислала пока ни одного. Первый восторженный отклик Джон Вулф вырезал из влиятельного «Нью-йоркского обозрения». «Движение за права женщин наконец-то оказало воздействие на творчество крупного писателя, — говорилось в статье, автором которой была доцент какого-то университета, специалист по женскому движению. — «Мир от Бензенхейвера» — это первое проведенное и написанное мужчиной глубокое исследование того типично мужского психоза, от которого так страдают женщины». И так далее и тому подобное.

— О Господи, — простонал Гарп, — звучит так, будто я написал диссертацию. Но это же роман, черт побери, роман, и я его выдумал от начала до конца!

— Похоже, что роман ей понравился, — заметила Хелен.

— Ей не роман понравился, а что-то другое, — сказал Гарп.

Благодаря этому отзыву окончательно укрепилось мнение, что «Мир от Бензенхейвера» — роман феминистский.

«Вероятно, ты, как и я, будешь лишь в выигрыше от одного из многочисленных заблуждений нашего времени», — писала Дженни Филдз сыну.

Другие статьи называли книгу «параноидальным бредом, напичканным сексом и ничем не оправданными сценами насилия». Большинство из этих статей Гарп не читал, но на кассовый успех книги они, кажется, не влияли.

Один из критиков заметил, что Гарп — писатель серьезный, но его «склонность к гротескным преувеличениям временами становится неуправляемой». Джон Вулф не удержался и прислал Гарпу эту рецензию скорее всего потому, что сам был того же мнения.

В одном из писем Дженни сообщила, что с головой ушла в предвыборную компанию в Нью-Гэмпшире. «Предвыборная борьба за пост губернатора штата отнимает у нас уйму времени», — писала Роберта Малдун. «Неужели можно посвящать все свое время политике?» — написал ей в ответ Гарп.

Очевидно, сыр-бор разгорелся вокруг каких-то феминистских требований, с одной стороны, и идиотских, на грани правонарушения, постановлений нынешнего губернатора, которыми тот особенно гордился, — с другой. Власти штата хвастались тем, что отказали в аборте четырнадцатилетней девочке, которая была изнасилована; таким образом они боролись с моральной деградацией, захлестнувшей страну.

Губернатор Нью-Гэмпшира был крикливый, реакционно мыслящий идиот. Он считал, что ни правительство страны, ни власти штата не должны помогать малоимущим, поскольку их бедность есть заслуженное наказание, посланное справедливым и добродетельным Высшим Существом. Но губернатор был по-своему умен. Взять хотя бы организованную им компанию против разведенных женщин из штата Нью-Йорк, заполонивших Нью-Гэмпшир. Властям удалось нагнать страху на местного обывателя.

«Разведенные женщины слетаются, лелея самые гнусные планы: они, во-первых, хотят сделать всех женщин лесбиянками или, на худой конец, научить их изменять мужьям; во-вторых, развратить невинных желторотых юнцов и соблазнить нью-гэмпширских мужей. Разведенные женщины Нью-Йорка были воплощением всех зол — социализма, аморальности, алиментов». Как утверждала нью-гэмпширская пресса, они хотели создать нечто вроде женской коммуны.

И конечно, одним из центров этой будто бы уже существующей коммуны был дом на берегу бухты Догз-хед, принадлежавший радикальной феминистке Дженни Филдз.

По словам губернатора, всюду резко возросло число венерических заболеваний, «этой извечной проблемы сторонниц женской эмансипации». Он был чудовищный лжец. Все эти его благоглупости объяснялись очень просто. Его противником на выборах была женщина, и Дженни, Роберта и «толпы разведенных женщин из Нью-Йорка» агитировали нью-гэмпширцев за ее кандидатуру.

Каким-то непостижимым образом в газете штата появилась заметка, в которой «упаднический» роман Гарпа назывался «новой Библией феминисток».

«Яростный гимн, прославляющий духовную и физическую деградацию современного человека», — писали на Западном побережье.

«Выстраданный протест против насилия и борьбы между мужчинами и женщинами нашего непростого времени», — утверждали где-то еще.

Неважно, нравился роман или нет, но он стал притчей во языцех. Чтобы книгу читали, ее содержание должно быть вроде сводки новостей в переложении писателя. Именно таким и был роман «Мир от Бензенхейвера». Как и губернатор Нью-Гэмпшира, он стал на какое-то время событием дня Америки.

«Нью-Гэмпшир — дремучий штат с подлыми, нечистоплотными политиками у власти, — писал Гарп матери. — Ради Бога, не лезь ты в политику».

«Ты весь в этом, — отвечала Дженни. — Когда вернешься домой и станешь знаменитостью, я посмотрю, захочешь ли ты быть от всего в стороне».

«Вот увидишь, захочу, — написал Гарп. — Нет ничего проще».

Оживленная переписка через океан на какое-то время отвлекла Гарпа от мыслей о свирепом, грозящем гибелью «Прибое». Но тут вдруг и Хелен сказала, что чувствует присутствие чудовища.

— Давайте поедем домой, — сказала она, — мы тут хорошо отдохнули.

От Джона Вулфа пришла телеграмма: «Оставайтесь в Вене. Ваша книга пользуется бешеным успехом».

Роберта прислала Гарпу футболку. Надпись на ней гласила:

«Разведенные женщины Нью-Йорка — залог благополучия Нью-Гэмпшира».

— Господи Иисусе, — сказал Гарп Хелен, — ладно, едем домой Только давайте подождем окончания этих безумных выборов.

Таким образом, он, к счастью, пропустил опубликованное в низкопробном журнальчике диссидентско-феминистское «высказывание» о своей книге. «Роман, — писал автор статьи, — усердно пропагандирует излюбленный мужской тезис, что женщины — лишь безвольные жертвы, служащие для ублажения хищников-мужчин.

Роман Т. С. Гарпа развивает традиционный миф, что опора семья добропорядочный муж, а добродетельная жена никогда по своей воле не пустит к себе в спальню (как в прямом, так и в переносном смысле) другого мужчину».

Даже Дженни Филдз уговорили написать несколько слов о романе сына: слава Богу, Гарп их так никогда и не увидел. Дженни писала, что хотя это и лучший роман сына, потому что написан на серьезную тему, все же «его портят звучащие тут и там характерные для мужчин навязчивые идеи, которые к сожалению, отвращают от него читательниц. И все-таки — продолжала она, — мой сын — хороший писатель, он еще очень молод и с годами его мастерство возрастет. А с душой у него все в порядке».

Если бы Гарп это прочел, он, возможно, надолго бы задержался в Вене. Но они уже собрались домой, и, как всегда, случайность ускорила предстоящий отъезд. Как-то вечером Данкен не вернулся домой из парка до темноты. Гарп кинулся на поиски, крикнув на бегу Хелен, что это им последний звонок надо ехать домой немедленно. Жизнь большого города таит в себе слишком много опасностей, а Гарп так боится за сына.