Вместе с тем можно с уверенностью утверждать, что Муромский край в древности но был связан с Черниговом и представлял собою как бы самостоятельный территориальный центр. Во-первых, есть основания полагать, что в X и в первые десятилетия XI в. (см., например, данные топографии куфических монет) не было прямых путей из Чернигова в Муром. Во-вторых, в Муромском районе, как мы упоминали, обнаружены курганы «владимирского типа». В-третьих (и это самое главное), известия 1019–1024 гг. свидетельствуют, что Ярослав, княживший сначала в Ростове, перешел в Новгород, откуда сослал посадника Константина в Ростов, а «на третье лѣто» Константин был убит, по приказанию Ярослава, в Муроме, куда его, очевидно, перевели из Ростова[666]. На основании только этого известия нельзя утверждать, что Муром принадлежал к Ростовской «области». Мало того, по легенде о Борисе и Глебе, Муром, как известно, представлял собою отдельное от Ростова княжение. Достоверность этой легенды взята (не без оснований) под сомнение Шахматовым. Но легенда обнаруживает, что в XI в. не считали, что Муром был неразрывно связан с Ростовом. Помянутые известия 1019–1024 гг. показывают только, что Муром, наряду с Ростовом, был в какой-то мере подчинен Ярославу.
Из приведенных данных следует, что господство «русских» князей над Муромом установилось не позднее начала XI в. (Ярослав) и, предположительно, не ранее первой половины X в., так как шло с северо-запада (Глеб, по легенде XI в., ездил из Мурома в Киев через Ростов; следовательно, Муром подпал под «русское» господство после Ростова). Согласно тексту Древнейшего киевского свода, Игорь установил «дань даяти» словенам, кривичам и мери, но не муроме.
Так как легенда не знает прямого пути в Муром с юга, так как Ярослав овладел Муромом из Новгорода, так как о таких путях не говорит и топография находок кладов с куфическими монетами, заключаем, что на территорию Рязани в начале XI в. еще не проникали прямо из Черниговской «области» или Переяславля-Русского. Проникновение на территорию Рязани прямо из «Русской земли» с юга неминуемо должно было повести за собою установление южнорусского господства над этой землею. Это проникновение естественно было ожидать со стороны черниговского стола, так как черниговский стол стремился поддерживать связи по степным южнорусским путям. Источники свидетельствуют о распространении южнорусского господства с запада или юго-запада в область Оки при черниговском князе Святославе: по смерти Ярослава он стал собирать дань со «всей восточной страны до Мурома». В одной из статей, приложенных к Комиссионному списку Новгородской 1-й летописи, мы читаем: «и взя вятший Изяслав Киев и Новгород и ины городы многы Киевьскыя в предѣлѣх; а Святославъ Чёрниговъ и всю страну въсточную и до Мурома; а Всеволод Переяславль, Ростовъ, Суждаль, Бѣлоозеро, Поволожье». Ясно, что под «восточной страной» имелась в виду юго-восточная область, крайним пределом которой на востоке был Муром («до Мурома»); ясно, таким образом, что в пределы этой области входила и Рязань. Несмотря на то, что в 50–60-х годах XI в. в южнорусских степях появились уже половцы, черниговский князь Святослав в 1064–1065 гг. ходил в Тмуторокань, где посадил сына своего Глеба; Глеб вскоре вернулся к отцу, изгнанный Ростиславом[667]. По всем признакам сношения. по степным путям для черниговских князей были делом важным. Нет ничего удивительного поэтому, что источники показывают о пути «полем» как о древнейшем пути в Рязань. Именно полем шел в Муром Изяслав, сын Мономаха, в 1095 г. Во-первых, летопись говорит, что он пошел «из Курска»[668]. Во-вторых, он не мог итти через Черниговскую «область». В это время между Олегом Черниговским и Владимиром Мономахом была «ненависть»[669]. К тому же Изяслав шел с враждебным намерением занять Муром, где сидели посадники Олега. Изяслав не мог рассчитывать беспрепятственно совершить долгий путь со своей дружиной через владения врага. Ясно, что он мог итти только «полем». О пути из «Русской земли» в Рязань «полем» прямо рассказывает нам Ипатьевская летопись под 1146 г. Наконец, о пути в Рязань половецким полем повествуют «Повести о Николае Заразском», причем, как явствует из текста, с нашествием половцев сношения по этим путям все более и более затруднялись[670].
Распространившееся господство «Русской земли» над Рязанью закреплялось тем, что «вся восточная страна до Мурома» вошла в состав черниговской епископии, образовавшейся приблизительно в конце 60 — начале 70-х годов XI в. Судя по тому интересу, который проявлял к Рязани и Мурому Олег Святославич Черниговский в 1096 г., судя по настойчивости в отстаивании им своих прав, как прав «отчинных», перешедших к нему от отца, взымать дань в «Русскую землю» с Рязани и Мурома, судя по тому, что он сам поехал в Рязань в 1096 г., можно думать, что он еще раньше, при жизни отца, бывал в Рязани. Но вообще южнорусские Князья до середины 90-х годов XI в. Рязань, видимо, не посещали или посещали мало. О Святославе Черниговском мы имеем довольно обстоятельные сведения, и нет оснований думать, чтобы он сам когда-либо ездил в Рязань; вероятно, он посылал туда своего сына или «мужа», подобно тому, как посылал Яна Вышатича на Белоозеро. Ни Всеволод, ни сын его Владимир в Рязани не были, судя по «Поучению» Мономаха и летописным данным. Вместе с тем, из известий под 1096 г. видно, что с «рязанцами» приходилось входить в соглашение. Изяслав, «пришед, створи мир с рязанци»[671]. Очевидно, в городе сложилась какая-то правящая группа, руководившая жизнью Рязани. Ряд данных заставляет предполагать существование в Рязани феодальной знати. Сведения о руководящем слое рязанского населения скудны; к тому же не всем сведениям мы можем дать веру: в известиях Никоновской летописи, например, о рязанских тысяцких вымысел переплетается с действительностью. Но мы знаем достоверно, что в 1175 г. приезжали в Переяславль-Залесский рязанские послы Дедилец и Борис, оказавшие влияние на дела Ростово-Суздальской земли[672]. Знаем достоверно, что в 1208 г., когда Всеволод Суздальский посадил своего сына Ярослава в Рязани на стол, «рязанци» сначала вынужденно — покорились, но «вскоре изымаша люди его и исковаша», а других изморили «в погребѣхъ засыпавше», а ко Всеволоду послали «буюю рѣчь по своему обычаю и непокорьству»[673] Всеволод жестоко расправился с ними; он сжег Рязань и Белгород, а «рязанцев» увел с собою. Кто были эти «рязанцы»? Летописная статья, помещенная перед Воскресенским списком, прямо называет их «лучшими», т. е. рязанской знатью («лучших людей рязанцов развел»). Через несколько лет в год смерти Всеволода, они были отпущены в Рязань. Об их значении в Рязани в последующие годы свидетельствует жалованная грамота Ольгову монастырю. В ней говорится, что при Ингваре Рязанском святой Богородице были переданы доходы с пяти погостов и девяти земель бортных: «а возрѣвъ есмь въ даныи грамоты, съ отцемь своимь съ владыкою съ Васильемъ и съ бояры: коли ставили по первыхъ прадѣди паши святую Богородицю, князь великии Инъгваръ; князь Олегъ, князь Юрьи, а съ ними бояръ 300, а мужии 600; тогда дали святой Богородици дому 9 земль бортныхъ, а 5 погостов»[674]. Вопрос о передаче доходов с этих погостов Ольгову монастырю решали, таким образом, рязанские князья и с ними 300 бояр и 600 мужей.
Рост рязанской областной территории падает преимущественно на последние десятилетия XI и первые десятилетия XII в. В конце XI — начале XII в. Рязань была еще мало известна на юге в качестве территориального центра. Хотя можно констатировать признаки накопления богатств на Оке в очень древние времена, ряд косвенных признаков склоняет к мысли, что Рязань стала территориальным центром позднее Мурома. Напомним, что автор «Повести временных лет» не счел нужным ее упомянуть, перечисляя «областные» или племенные центры; напомним, что Муром стал стольным городом ранее Рязани и т. д. «Повесть временных лет» подчеркивает консерватизм вятичей. В противоречии с данными источников стоит теория Рязани как «третьего русского племени» (Артании) первой половины X в. арабских географов. Но повинны ли в этом арабские географы? Позволяет ли их рассказ отожествлять Артанию с Рязанью? Необходимо самым решительным образом ответить отрицательно на этот вопрос. Такое гипотетическое отожествление было бы возможно, если бы рассказ первоисточника о трех племенах русов не содержал никаких указаний на местоположение Артании. Но первоисточник (а первоисточником о трех племенах русов является рассказ Балхи) содержит данные для географического определения третьего племени русов, и данные эти противоречат мнению, что Артания — это Рязань, и делают указания на совсем иной географический район. Во-первых, никто не сомневается, что Куяба — это Киев, а Куяба по тексту Балхи из перечисленных им трех племен «ближе к Булгару», а это явно противоречит мнению, что Артания — это Рязань, которая лежала ближе к Булгару, т. е. к волжской Булгарии, чем Киев. Во-вторых, данными для географического определения Артании служат слова: «что же касается Арты, то мы не припоминаем, чтобы кто-нибудь из иностранцев странствовал там, ибо они убивают всякого иноземца, путешествующего по их земле»[675]. Этот рассказ о русах подтверждается сообщением жития Георгия Амастридского, дошедшего до нас в своем первоначальном виде и в греческом подлиннике и написанном до 842 г. Житие рассказывает о нашествии русов на Малую Азию и указывает на «древнее таврическое избиение иностранцев у них, сохраняющее свою силу»[676]. Таким образом, другой подлинный источник подтверждает, что существовало мнение о сохранявшемся у русов обычае убивать иностранцев, как обычае Тавриды. В последнее время археолог А. Л. Монгайт, защищая мнение, согласно которому Артания — это Рязань, вспомнил, что, по предположению Томашека, слово «мордва» является иранским эквивалентом геродотовых андрофагов[677]. Это возможно, но источник (Балхи) достаточно ясно говорит не о мордве, а о «русах» и об избиении иностранцев, причем такое же свидетельство о «русах» имеется также и в другом (не арабском) подлинном древнем источнике. В-третьих, наконец (и это весьма существенно), в рассказе Балхи о трех племенах русов говорится, что русы «граничат с северной стороной византийского государства»[678]. Здесь источник (Балхи) мог разуметь владения Византийского государства на Таврическом полуострове. Никаких данных, которые указывали бы на область мордвы как на местонахождение «третьего русского племени», источник (Балхи) не содержит[679].
