Вместе с тем в XI–XII вв. подымается значение Суздаля. В Новгороде именем Суздаля называли всю Ростовскую волость. В первой половине XII в. и ранее в Киеве также называли нередко «Суздалем» всю Ростовскую «область». Это значение Суздаля было связано, очевидно, с ростом суздальского боярства, значение которого особенно ясно обнаруживается впоследствии в событиях, разыгравшихся после смерти Андрея. В чем же выразилось в дальнейшем усиленное внимание, которое стал проявлять Мономах к Ростово-Суздальской земле?
Во-первых, в Ростово-Суздальскую землю он посылает, как мы говорили, в качестве тысяцкого Георгия Симоновича. Напомним, что, согласно древней южнорусской традиции, тысяцкие имели ближайшее отношение к сбору дани.
Во-вторых, Мономах оказывал, по некоторым признакам, руководящее влияние да деятельность Юрия. Так, например, по Патерику, Юрий, подражая отцу, построившему церковь св. Богородицы в Ростове, создал церковь «въ градѣ Суждалѣ, в ту же мѣру»[621]. Здесь идет речь не о церкви св. Спаса, построенной Юрием в Суздале позже, а о церкви св. Богородицы, распавшейся в начале XIII в. («яже по лѣтехъ вся та распадошася»). В начале XIII в. летописец приписывал ее построение Владимиру Мономаху и Ефрему, епископу Переяславля-Русского[622]. Очевидно, Юрий строил ее под руководством отца.
Сам Мономах начал часто ездить в Ростово-Суздальскую землю. Из четырех поездок Мономаха к «Ростову» три падают как раз на изучаемый период, и притом на самое начало XII в. Некоторые сведения показывают, в каком направлении развивал свою деятельность Мономах на Северо-востоке. В 1108 г. он основал г. Владимир-Залесский на Клязьме.
Город Владимир-Залесский впервые упоминается под 988–990 гг. в тексте Владимирского Полихрона[623].
Однако сведения, сообщаемые в этих известиях, о построении города Владимира-Залесского Владимиром Святославичем не соответствуют действительности. Первое достоверное известие о Владимире-Залесском встречаем под 1108 г. в Львовской летописи — о построении г. Владимира-Залесского Мономахом. Прибавление, которого нет в печатном тексте Львова («а заложил его преже Володимеръ Киевскии»), вызвано, очевидно, желанием согласовать это известие с известием того же свода под 988 г. Известие Львовской летописи о построении Мономахом г. Владимира подтверждается, во-первых, данными «Поучения» Владимира Мономаха. В «Поучении» после сообщения о том, что Мономах у Аепы взял дочь, говорится: «идохомъ Смоленьску, и потомь идохъ Ростову». Известие о женитьбе Юрия на дочери Аепа имеется в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях под 6615 (1108) г. и датировано 12 января. Таким образом, подтверждается известие Львовской летописи о пребывании Мономаха в Ростовской земле в 1108 г. Во-вторых, известие Львовской летописи подтверждается статьей рукописи Археографической комиссии, содержащей Новгородскую 1-ю летопись, «А се князи русьтии», где читаем о том, что Мономах поставил Владимир-Залесский, причем сообщаются хронологические данные, указывающие на 1108 г. Известия об основании Владимира-Залесского Владимиром Святославичем такого же, возможно, происхождения, как и ложные известия о том, что им были посланы Федор и Илларион в Ростово-Суздальскую землю[624].
Внешним поводом к построению города послужило, очевидно, нападение болгар на Суздаль в 1107 г. В этом году Юрий был в Киеве, вероятно, вызванный отцом, где отец его женил на дочери половецкого князя. Тем временем болгары, воспользовавшись отсутствием князя (с ним, вероятно, уехал и Георгий Симонович), напали на Суздаль: «сущии же людье въ градѣ не могуще противу ихъ стати, не сущю князю у нихъ». Осажденные решились на вылазку и побили болгар. Из рассказа можно заключить, что на Клязьме укреплений не было[625]. Однако оборона от нападений болгар едва ли была главной целью построения города. Дело в том, что город был построен не ниже впадения. Нерли на Клязьме, а выше, в 10 км от устья Нерли. Таким образом, он охранял подступы к Ростово-Суздальской земле со стороны Черниговской «области». Так правильно понимали дело историки Н. Барсов и С. Ф. Платонов. Основание Владимира-Залесского, по мнению С. Ф. Платонова, как бы предваряло основание Москвы. «Следя по летописям за первыми судьбами Москвы, — писал С. Ф. Платонов, — мы прежде всего встречаем ее имя в рассказах о военных событиях эпохи. Москва — пункт, в котором встречают друзей и отражают врагов, идущих с юга. Москва — пункт, на который прежде всего нападают враги суздальско-владимирских князей. Москва, наконец, — исходный пункт военных операций суздальско-владимирского князя, сборное место его войск в действиях против юга. К Москве поэтому смело можно применить указание, сделанное Н. П. Барсовым относительно Владимира-на-Клязьме. По словам Барсова, он был построен „едва ли не в видах ограждения Ростово-Суздальской земли со стороны Черниговского порубежья“»[626]. Имея в виду сказанное нами выше, получаем основание полагать, что начало распространения ростово-суздальской дани на вятичей было положено Мономахом. Постараемся точнее определить, когда и как ростово-суздальская дань распространилась на территорию северо-западных вятичей.
В Ипатьевской летописи под 1149 (6656) г. читаем, что Владимир Давыдович и Святослав Ольгович стали «въ своихъ вятичѣхъ, ожидаюча и зряча, что ся тамо учинить межю Гюргемъ (Юрием) [и] Изяславом». Они предполагали итти «на Вятичѣ к Ростову». Как можно понять из рассказа, сфера владения вятичами уже была разграничена. Крайним черниговским поселением на севере, по летописным данным, служил Колтеск, расположенный на Оке, где ныне с. Колтово, между реками Каширкой и Лопасней. Из летописи видно также, что через Колтеск ходили из Черниговской земли в Ростово-Суздальскую, как показывает Ипатьевская летопись под 1146 г. Путь этот шел к р. Москве или к р. Яузе и (у Мытищ) к р. Клязьме или к р. Мерской, или Нерской, и этим притоком р. Москвы и волоком к р. Клязьме. Летопись знает «Волочек», находившийся на р. Мерской или близ нее, не очень далеко от Клязьмы[627]. Устьмерска упоминается под 1207 г. в Лаврентьевской летописи: «князь же великыи приде отъ Коломны на Устьмерьскы». Коломенская волость Устьмерска упоминается в завещании Калиты[628] (в XII в., как известно, Коломна была рязанской). Селение Устьмерску знают грамоты XVI в.[629] «Устьмерский стан» описывают писцовые книги, причем в Устьмерском стану отмечают: «пуст., что было слц. Мытищево»[630]. Летопись отмечает и другие географические названия этого района (Литова, р. Дроздна, впадающая в Клязьму близ Мерской). Черниговская дань не распространилась далеко к северу от Оки и остановилась приблизительно там, где показывают черниговскую окраину летописные известия 40-х годов XII в.
Таким образом, к 40-м годам XII в. здесь образовался черниговско-суздальский рубеж. Как далеко он проходил от Оки? Некоторые данные получаем при рассмотрении местоположения с. Голубина, упомянутого в Воскресенской летописи под 1207 г. Нельзя согласиться с мнением Надеждина и Неволина, что Голубино и Волочек лежали на левом, северном берегу Клязьмы. В летописи говорится, что Волочек лежал где-то на Мерской и что оттуда Георгий посылал полк «за реку Клязьму». В Волочек приехал из Голубина. Следовательно, Голубино лежало южнее или юго-восточнее р. Клязьмы. Георгий шел по следам рязанского князя Изяслава. Откуда Георгий пришел в Волочек? Узнав о том, что Изяслав и Михаил воюют «села около Мозквы», он поехал против них из Владимира; вероятно, ехал он через Москву и там получил сведения, что враг около Голубина. Но в Голубине он их уже не застал, а узнал, что Изяслав «на Мерске», а Михаил «на Литове». Не удалось ему настигнуть их и на Мерской, и, как мы говорили, он послал полк «за реку Клязьму». Таким образом, данные летописи вполне допускают, что летописное Голубино лежало на месте большого села Голубина, расположенного при р. Выдре, в б. Московской губернии Серпуховского уезда, в 50 км от уездного города, в настоящее время — Михневского района Московской области[631]. К западу от Москвы шло смоленское порубежье, а в юго-западном направлении соседями оказались не только смоленские поселения, но и черниговские, так как нижняя часть течения Протвы была захвачена Черниговом. Верхняя половина Протвы находилась в смоленских руках, и грамота Ростислава Смоленского (1151 г.) отмечает лежавший здесь погост Беницы. Однако во второй половине XII в. или в первые десятилетия XIII в. Чернигов распространил свою дань и выше по Протве, судя по тому, что во власти Рязани, отнявшей после татарского нашествия у Чернигова часть владений, оказались Лужа, Боровск и Верея, перешедшие впоследствии к Москве[632].
