Для нас ясно, почему в Византии варягов принимали за руссов, варяжское — за русское, и наоборот. Это смешение составляет характерную черту византийских источников XI в. Не теми же ли причинами объясняется, почему Константин Багрянородный именует древнескандинавские, т. е. варяжские, названия порогов «русскими» (отличая их от «славянских» названий), если они действительно древнескандинавские.
Приведенное показание Древнейшего летописного свода стоит в явном противоречии с теорией составителя текста «Повести временных лет», согласно которой, как мы говорили, русский «язык» «отъ Варягъ прозъвашася Русию». Как видим, она не может служить для нас материалом при решении вопроса, кто такие были «Русь» или древние «руссы», давшие имя древнейшему государству.
Если бы мы даже не имели прямого свидетельства Древнейшего свода о том, что варяги стали называть себя «Русью» лишь в Киевщине, на юге, то и тогда мы должны были бы предположить, что они, называя себя «Русью», принимали местное название, ибо у себя на родине, как оказывается, они себя никогда «Русью» не называли. Еще в прошлом столетии выяснилось, что «Русь» как народное или племенное название не встречается ни в одном норманнском памятнике, ни в одной германо-латинской летописи. Все попытки отыскать этот термин как свой на варяжской родине оказались тщетными; и не так давно специалисту по древним северным памятникам письменности пришлось констатировать отсутствие «всяких следов этого термина, как своего, в др-сев. сагах (где Rusia, как известно, наименование книжного ученого характера) и особенно в рунических надписях… др-сев. языку и письменности термин Русь во всяком случае совершенно чужд»[90].
Мало того, можно с уверенностью сказать, что Древнейший свод не ошибался, когда говорил, что именно на юге варяги, вошедшие в состав дружины киевского князя, стали называть себя «Русью». Это подтверждается древнейшими известиями о руссах византийских и арабских источников. Древнейшие руссы византийских источников — тавро-скифы, обитатели Тавра. В житии Георгия Амастридского, дошедшем до нас в своем первоначальном виде и в греческом подлиннике и написанном, согласно исследованию В. Васильевского, до 842 г., автор, рассказывая о нашестии руси на Малую Азию, подчеркивает, что «древняя таврическая ксеноктония остается юной» у народа «Руси». Арабский автор IX в. Ибн Хордадбех считает руссов славянами, а другой автор в известии, восходящем в IX в., противопоставляет их славянам, но описывает живущими на юге, под властью своего «кагана», т. е., следовательно, в пределах хазарского влияния, хазарского преобладания, т. е. на юге (Ибн Даста).
Некогда Тунман, Шлецер и Гиппинг приводили в оправдание теории составителя «Повести временных лет» следующее наблюдение над языком финнов прошлого столетия: последние называют скандинавов, живших в Швеции или северной Финляндии «руотси», или «руоци». Не говоря уже о том, что мы не знаем, называли ли так финны скандинавов в IX–X вв., остается несомненным, что на юге русские (славяне) не могли называть скандинавов так, как называли их финны, жившие на севере, а предположить, что варяги стали в южной России называть сами себя «Русью» потому, что так их называли финны, едва ли кто-нибудь решится. Кроме того, заметим, что аналогия суоми-сумь не помогает делу, ибо suomi, финны, предположительно называли сами себя, откуда (также предположительно) русское слово «сумь».
На Руси народное сознание долго противопоставляло «Русь», как обитателей юга, «словенам», обитателям севера: так «Русь» и «Словене» выступают как две основные категории Олегова войска, в народном предании включенном в летопись под 907 г., повествующем о неудаче словен с «кропиньними» парусами. В сказании о Борисе и Глебе Ярослав, собираясь походом на Волынь, совокупляет «Русь, Варягы, Словени»[91]. «Русин» наряду со «словенином» упомянут и в первых статьях обоих списков краткой «Русской правды». Но почему же в X в. варяги, жившие в Новгородской «области», также стали называть себя «Русью». Что они называли себя «Русью», мы полагаем на том основании, что Константин Багрянородный называет Новгород «внешней Русью», т. е. как бы производною «Русью». Арабские авторы X в. пишут уже о трех племенах «Руси», из которых одно приурочивается к Причерноморью[92], другое к Киеву, а третье к Новгороду, к словенам (Славия). Почему в Новгородской «области» появляется поселение с названием «Ру́са» (первое упоминание под 1167 г.)? Мы знаем, что в X в. в Новгороде существовал варяжский отряд, служивший киевскому князю, власть которого распространилась на север. Княжеская организация на севере существовала и позже; это — организация гридей и огнищан на севере. Подробнее мы остановимся на этой последней ниже. Ее мы видим и в Новгороде и в Ру́се. В древнейшем известии о Ру́се поселение выступает как центр, лежащий на пути князя с юга в Новгород. Святослав Суздальский, соединившись со смолянами и полочанами, двигаясь на Новгород, пришел «к Ру́сѣ» (Соф. 1-я л., 1167 г.). Пережитки княжеских прав в Ру́се (охота) отражены в договорах великих князей с Новгородом, в которых эти права ограничены. Новгородские варяги, служившие у киевского русского князя, естественно должны были называть себя русскими, «Русью»; они имели основание к тому по своим служебным отношениям к киевскому русскому князю. Само название поселения «Ру́са» пришло, очевидно, с юга, с властью киевского князя. Археология и нумизматика действительно не позволяют видеть в нынешней Старой Ру́се древнейший исконный центр Руси, как предполагал проф. С. Ф. Платонов. Сами варяги-руссы, как и те местные руссы, которые принадлежали к имущим слоям «русского» населения, возможно, противополагали себя в некоторых случаях славянским племенам. Об этом можно догадываться, читая арабское известие об острове руссов (IX в.) и рассказ о руссах Киевщины Константина Багрянородного, получившего сведения о них вернее всего через какого-нибудь киевского или новгородского варяга русской службы.
В сообщении Константина Багрянородного о сборе руссами дани со славянских племен такое противоположение вполне понятно, так как, во-первых, дань собиралась в интересах военно-феодальной знати, сосредоточенной частью в городе и, во-вторых, славянские племена, упоминаемые в этой связи Константином Багрянородным в «De administrando imperio», за исключением северян или части их (кто такие были лензенины — неизвестно) обитали за пределами «Русской земли», т. е. не были тогда «русскими». Во всяком случае, было бы неправильно на основании показаний Константина Багрянородного делать общее заключение, что «руссами» в Византии и на Руси назывались лишь те, кто принадлежал к господствуют ему классу. И договор Олега и договор Игоря говорят не только об «имовитых», но также и об «неимовитых» «русинах»; заключать договор посланы «от Игоря, великого князя русского, и от всякоя княжья и от всѣх людии Русския земля»; послали «великии князь нашь Игорь (и князи) и боляре его и людье вси рустии». «Все люди от страны Руския» или «люди руские», крещеные и некрещеные, упоминаются, наряду с «болярами», и в конце договора. Надеюсь, нам придется подробно остановиться в печати на термине «люди», «людье», как социальном термине. В данном случае для нас существенно, что «русинами», «людьми рускими» киевляне первой половины X в. называли население, жившее на одной территории (в пределах «Русской земли») и под одной верховной властью[93]. Выражение «людье вси рустии» в договоре Игоря противопоставляется словам «со всѣми людьми гречьскими», т. е. опять-таки слово «рустии» употребляется для определения народа[94].
Все приведенные выше данные заставляют, таким образом, думать, что Русская земля получила свое название от имени местного южного населения, что имя это местного, исконного происхождения, что оно в изучаемую эпоху было уже народным и, может быть, когда-либо в очень далеком прошлом было племенным. Но вывод этот не будет прочным, если мы не выясним, когда возникла «Русская земля» как древпее государство?
