– Сын мой, – отвечал ему падре, улыбаясь, – Господь простил тебя и в этот светлый праздник внял твоим мольбам: иди с миром, сын мой.

И падре сделал крестное знамение, склонил голову и вышел.

Филипп остался один. Жена и дети давно покинули часовню. Герцог не знал, когда закончилась месса, он потерял всякий счёт времени. Филипп был опечален тем, что Хуана прошла мимо не сказав ни слова, не окликнув его, даже не коснувшись его плеча своей рукой. Филиппу было больно от того, что он сам когда-то так поступал: проходил мимо тех, кто любил его.

– Господи, – сказал он, смотря на висевшее перед ним распятие, – Хуана так и не простила меня! Отчего же, Господи, заслужить прощение людское сложнее, чем заслужить прощение Бога?

Некоторое время герцог молчал, словно ждал ответа. Но только зимний ветер отвечал ему стуком в окно. И Филипп в отчаяньи склонил голову к коленям, так и оставшись сидеть в пустой комнате, ярко освещённой свечами и украшенной рождественскими венками.

Всю ночь с улицы доносились голоса горожан, поздравлявших друг друга с рождением Христовым, топот бесчисленных ног, танцующих под звуки волынки, и громкий смех захмелевших куртизанок. Бургундия отмечала конец 1501 года.

– Она не может править, при всём моём уважении к вам, сеньора! – повысив голос, сказал старший советник католической церкви при испанском дворе, и сел на рядом стоящую софу.

– Я уверена, это просто недоразумение. Хуана не имела в виду разделение церкви и королевства! – была непреклонна королева Изабелла.

– Ваша дочь, сеньора, занимаясь делами в Бургундии, не считает нужным посылать своих канцлеров к папскому двору. Это письмо, – и советник вынул из потайного кармана мантии бумагу, – доказывает, что ваша дочь не собирается править вместе с нами. Тогда как же она собирается править, сеньора: без нас?

Изабелла некоторое время молча читала письмо.

«…При моём большом уважении к его святейшеству папе Александру VI, я прошу отложить приезд моих канцлеров ко святому двору».

– Но здесь говорится лишь, что Хуана просит приехать позже, – заметила Изабелла.

– Это письмо годичной давности. И с того времени никаких бургундских канцлеров мы у себя в Риме так и не увидели. К тому же, у нас есть достоверная информация о том, что́ Хуана говорит при бургундском дворе. А говорит она, – и тут папский советник закатил глаза и сделал крестное знамение, – что дела церкви и дела государства должны быть разделены.

– Разделены?! – испуганно переспросила Изабелла.

– Да, сеньора, именно так. Вы ведь не будете подвергать сомнению слова падре Карлоса, служителя святой церкви, который постоянно находится при бургундском дворе?

– Конечно нет, – растерялась королева.

– Могу ли я дать вам совет? – и, не дожидаясь ответа, папский советник продолжил: – Королева-еретичка – позор не только для церкви, но и для славного имени вашей семьи. Это решение вынесено папой Александром VI и двенадцатью архиепископами римской католической церкви. Оно вынесено тайным голосованием, и в его подлинности нет никаких сомнений: Хуана не должна короноваться. Я надеюсь, вам понятно, что если всё же она станет королевой, то это будет началом войны святых земель против земель отступнических?

– Прошу вас, дайте мне время, я поговорю с ней! – взмолилась Изабелла.

– Дело обрело слишком серьёзный оборот. Людская молва уже вышла за пределы Фландрии и разносится по миру. Папа просил передать, что судьба вашей дочери в ваших руках. Будьте осторожны и прислушайтесь к моему совету. Вы должны сохранить честное имя вашей семьи и спасти дочь от грешного пути, на который она ступила.

– Но как? – Изабелла была полна отчаянья.

– Надеюсь, я могу говорить откровенно?

– Конечно, прошу вас…

– Будет лучше, если вы соберёте коллегию докторов и объявите Хуану больной. Больной душевно. А мы в Риме подпишем её официальное отстранение.

– Объявить свою дочь безумной?!

– Или хотите, чтобы мы объявили её еретичкой? – надменным голосом продолжал советник.

Изабелла молчала, тяжело опустив руки. На её глаза наворачивались слёзы, а про себя она то и дело повторяла: «Безумной! Объявить Хуану безумной!»

– Я надеюсь, сеньора, что могу положиться на вас. Могу ли я сказать папе, что Испания, Арагон и Бургундия так же верны святой церкви, как и святая церковь верна этим землям? – советник выразительно посмотрел на Изабеллу. – Прежде, чем ответить, подумайте о добрых христианских семьях, которые живут в мире и молитвах. Прежде, чем ответить, подумайте о душе вашей дочери – пока её ещё можно спасти. Пока ещё.

И тогда сдавленным от горя голосом Изабелла спросила:

– Кто же наследует испанскую, арагонскую и бургундскую короны?

Папский советник с некоторым удивлением взглянул на неё.

– Ваше величество! Ваш муж Фердинанд и вы, конечно, будете править великой империей. В вашей преданности у Рима и папы нет никаких сомнений. Разве это не прекрасная новость, ваше величество? – и он улыбнулся надменной улыбкой, от которой у королевы пробежала дрожь по телу.

Александр VI, папа римский из испанского рода Борджиа, был большим ценителем искусства и архитектуры. Вот и сейчас, сидя в своём просторном кабинете, залитом лучами утреннего света, он рассматривал картину Пьетро Перуджино «Оплакивание Христа».

– Прекрасная работа, не правда ли, дорогая? – спросил папа женщину, которая была с ним в комнате.

– Конечно, – отозвалась «дорогая» своим обычным скучающим голосом, даже не взглянув на картину.

Женщину звали Джулией Фарнезе. Двадцати восьми лет от роду, она была итальянкой чарующей красоты, с длинными золотистыми волосами, спадавшими непослушными завитками по её плечам. Глядя на неё, можно было с уверенностью сказать, что эта красавица разбила немало сердец, оставив ни с чем своих ухажёров, когда заручилась любовной связью с папой. Но более других страдал её муж Орсини, о котором Джулии уже более пяти лет ничего не было известно – кроме того, что он коротает одинокие вечера в их замке в Карбоньяно.

Но вернёмся в замок святого Ангела, дом папы римского Александра VI, и посмотрим на святого служителя церкви, который сыграет огромную роль в разделении мира и судьбе Хуаны Кастильской, регентши трёх корон.

Папе Александру семьдесят один год. У него плотное телосложение, мясистое лицо и большой нос. Глаза его посажены глубоко и смотрят как будто исподлобья, волосы отмечены неравномерной сединой. За свои семьдесят с лишним лет он уже совершил немало печально известных дел: раздал сорок семь кардинальских шапок кому ни попадя, тогда как полагалось не более трёх; сожительствовал с двумя женщинами сразу, одна из которых была замужней; захватил при помощи меча и огня все итальянские провинции; убрал неугодных ему политиков при помощи яда; напивался с куртизанками, с которыми прелюбодействовал так часто, что знал каждую по имени; умертвил огромное количество праведных священнослужителей, отказывавшихся участвовать с ним в пьяных вечерях или просто неугодных ему, и ещё при жизни завоевал себе прозвище «чудовище разврата».

Этот папа уже отдал известный нам приказ об устранении Хуаны от трона, этот папа уже подчинил себе Кастилию и Арагон, назначив управленцами Фердинанда и Изабеллу – глубоко верующих католиков, коих и возвёл в новый, придуманный им самим сан католических королей. Его преспешники уже вовсю разносят по Бургундии вести о болезни Хуаны, его тюрьмы уже готовы для всех сомневающихся в её безумии. Как дерзко Хуана посмела отказать папе, не являясь с визитом, не отчитываясь перед канцлерами святого престола!

«Никогда, никогда не стать ей королевой!» – думал папа, читая донесения своих канцлеров, в которых говорилось, что регентша продолжает заниматься делами государства, поддерживая идею независимости Бургундии от Рима. «Более того, – говорилось в письме, – народ Бургундии не верит в „безумие“ будущей королевы, ведь она ничем это безумие не проявляет».