Вернемся к так называемым ошибкам и недостаткам Ингвара. Кроме меня, еще несколько его старых помощников считают, что дислексия в отношении Ингвара – это во многом ложь или, во всяком случае, большое преувеличение. Дислектик может с трудом читать и/или писать. Дислектик склонен все время делать новые грамматические ошибки. Ингвар, который общается со своими подчиненными во всех странах, где есть ИКЕА, и посылает им сотни написанных от руки факсов, всегда неправильно пишет одни и те же слова и делает в них одни и те же ошибки. Например, он пишет «артиккул» вместо «артикул». Если дислектику трудно писать слова по буквам, это, как правило, случается периодически и носит беспорядочный характер. Нередко слова пишутся до того неправильно, что нельзя понять смысл текста. Однако послания Ингвара всегда одинаково хорошо написаны и хорошо сформулированы, за исключением какой-нибудь дюжины слов.

Другой пример, с которым, может быть, сталкиваются только иностранные журналисты, – его плохой английский язык. Когда я был дома у Ингвара в Швейцарии, я был поражен, услышав его рассуждения вслух на хорошем разговорном английском, словарный запас которого много превосходит английский деловой. Это длилось очень недолго, но произвело на меня глубокое впечатление, поскольку раньше я думал, что его знание языков ограничено.

Тогда мне в первый раз пришло в голову, что многие его недостатки – фасад для манипуляции журналистами и сотрудниками. Наличие многих изъянов у чрезвычайно успешного и состоятельного человека вызывает у журналистов восхищение. А если журналист еще и не скандинав, Кампрад может уйти от любого неприятного вопроса с помощью своего «плохого» английского. Кто захочет пинать ногами старого человека, который не знает иностранного языка? А своих сотрудников он водит за нос, прикидываясь простым человеком, конечно, стоящим на самом верху иерархии, но со всеми ошибками и недостатками, которые только можно вообразить, и даже сверх того. Он «низводит себя» до их уровня и становится простым смертным, точно таким же, как они. У большинства это вызывает сильную симпатию.

Алкоголик – тот, кто больше не в состоянии контролировать свою выпивку. У Кампрада есть регулярные, тщательно спланированные белые периоды. Но и в промежутках он не напивается до бесчувствия. Вы не станете алкоголиком, если вечером пропустите один-два стаканчика грога. Но у вас могут быть так называемые проблемы с алкоголем. Или вы можете злоупотреблять спиртным и находиться в так называемой опасной зоне. Спросите тех, кто часто посещает встречи анонимных алкоголиков, что такое алкоголизм. Алкоголик очень сильно отличается от человека, позволяющего себе вечерком стакан грога.

Единственный раз, когда я видел Ингвара как следует навеселе, было в 1995 г. на корпоративной вечеринке в Польше, причем я и другие коллеги были не в лучшем состоянии. В целом я никогда не видел и не слышал, чтобы Ингвар тайком выпивал или даже вообще выпивал. Или поступал неправильно, делал ошибки из-за пьянства. Говоря иными словами, я никогда не замечал его пресловутый алкоголизм за исключением тех случаев, когда он давал свои летние интервью легковнушаемым журналистам. Догадываюсь, что Ингвар считает, что слишком много пьет, потому что ему нравится так думать. Мне известно, что его домашний врач в Швейцарии говорит ему, сколько у него должно быть белых недель, чтобы уберечь печень и прочие органы, если считает, что Ингвар пьет слишком много или слишком часто. Мой врач тоже считает, что я слишком много пью. Но это же не означает, что я или Кампрад алкоголики; если хотите, у нас есть проблемы с алкоголем. Ни больше ни меньше.

У меня сложилось впечатление, что Кампрад чрезвычайно ловко использует преувеличения, граничащие с ложью, чтобы представить себя и ИКЕА в выгодном свете. Богатый человек становится вдвойне привлекательным, если он пьющий дислектик, плохо знает английский и в довершении ко всему «немного глуповат», как он обычно говорит журналистам. Если кто-то сомневается, то Ингвар Кампрад, безусловно, один из самых умных людей в современном мире. Он просто чертовски здорово это скрывает. И прекрасно знает, почему он это делает.

Когда я был у Ингвара дома в Швейцарии, неожиданно позвонил вице-президент Группы компаний и его бывший помощник Ханс Гидель, которого Ингвар считает «одним из самых умных людей, которых я когда-либо встречал». Ингвар вынашивал идею «общей кассы», куда поступали бы и совместно регулировались ликвидные средства всех трех компаний – IKEA, Inter-IKEA и IKANO. Не спрашивайте меня, как бы это работало на практике, поскольку я не знаю. Так вот, звонит Гидде с вопросами и соображениями о том, как все это организовать. Подробно объясняя в деталях, что нужно сделать, Ингвар говорит с заметным раздражением. Затем бросает трубку и поворачивается ко мне: «Юхан, может, этим мальчикам нужен старый лесной фермер, чтобы они поняли, как обращаться с деньгами?»

На самом деле, когда у Кампрада берут интервью, а обо всех своих проблемах он говорит только с представителями СМИ, благодаря этим якобы имеющимся у него слабостям он напускает туману. Просто-напросто это отвлекающий маневр. Его поразительная честность безошибочно вызывает журналистский интерес. Тем самым основной упор в интервью делается не на деликатные вопросы о компании, которые следовало бы обсудить, а на личные слабости Основателя, что имеет двоякий результат. С одной стороны, слабости отнимают время и внимание, поскольку, когда нужно, Ингвар действительно может притворяться, придуриваться и кокетничать. С другой стороны, это, естественно, влияет на контакт между репортером и Ингваром. Даже прожженный журналист не останется равнодушным, когда старый человек со слезами на глазах достанет из шкафа все свои скелеты. Тем самым он незаметно снимает остроту журналистских намерений. Не успеет журналист и ахнуть, как Ингвар, и глазом не моргнув, уже заполнит час своими многословными рассуждениями по большей части ни о чем.

Насколько мне известно, об Ингваре и деле его жизни написано две книги: «Сага об ИКЕА» Бертиля Торекуля и «Ингвар Кампрад и его ИКЕА: шведская сказка» Томаса Шёберга. Последняя в основном посвящена прошлым нацистским симпатиям Ингвара и пытается представить доказательства, что он был активен гораздо дольше, чем признает это. В книге Торекуля, написанной по заказу, тоже говорится об истории с нацизмом, и довольно много. Поэтому очень даже возможно, что в какой-то степени Шёберг прав.

Кампрад прячется за своей забывчивостью. Вместе с тем, как я уже говорил, у него феноменальная память, которая хранит очень давние события. Думаю, что обороняться таким вот образом его заставляет стыд.

Когда после выхода книги Шёберга Ингвар подвергся большим нападкам и его накрыло так называемой второй нацистской волной, он был по-настоящему потрясен. Он покаялся и попросил прощения за шесть лет до этого, когда впервые стало известно о его пронацистских настроениях. Он честно попытался открыть архивы и выложить на стол все карты. Но этого оказалось недостаточно. Во время всех этих нападок он часто звонил мне; несколько раз мы виделись. Ингвар почти плакал, поскольку задели самые интимные стороны его души. В воздухе раздавались проклятия, и люди в его непосредственном окружении поворачивались к нему спиной, словно были не в силах разделить тот позор, который он снова должен был навлечь на себя.

Что касается этой печальной истории, то я убежден в следующем. Сейчас Ингвар не питает никаких симпатий ни к неонацизму, ни к фашизму. Я не слышал даже слабых намеков на это. Ингвар отнюдь не антисемит, я бы даже сказал, что наоборот. Он рассказывал много забавных случаев о начале 1960-х гг., когда помогал польским евреям-эмигрантам или евреям, нуждающимся в деньгах. К коллегам-евреям он питает слабость, и некоторые из них входят в число его фаворитов. Почему, я не знаю, – может быть, таким образом он хочет загладить свои ранние прегрешения.